— Да, он ничего не вытаскивает из печи, но волнуется, что это испортиться
до вашего появления. Баринтус сказал, что ты звонила поделиться чем- то
тревожным. У тебя все в порядке?
— Прекрасно, но я устала, — сказала я.
Дойл сказал громко:
— Мы уже на повороте.
— Блютуз работает только для водителя, — сказала я уже не в первый раз.
Дойл сказал:
— Почему это не работает для всех на переднем сиденье?
— Мерри, что ты сказала? — Переспросил Рис.
— Я говорила Дойлу. — И уже тише сказала Дойлу, — я не знаю.
— Что ты не знаешь? — Спросил Рис.
— Жаль, до сих пор не пользовались блютузом. Мы почти на месте, Рис.
Огромный черный ворон взгромоздился на старый почтовый ящик у
забора. Он каркнул и сложил крылья
— Скажи и Кабодуа, что у нас все нормально.
— Ты видишь одну из ее птичек? — Спросил он.
— Да. — Ворон, взметнулся вверх и стал кружить над машиной.
— Она узнает это раньше, чем я ей скажу, — сказал он, и казалось, был
раздосадован.
— У тебя все хорошо? Ты кажешься усталым, — сказала я.
— Хорошо, как и ты, — сказал он и снова рассмеялся, затем добил, — но я
только что приехал. Джереми отправлял меня вроде на простой случай, а
он оказался не таким простым.
— Мы можем поговорить об этом за обедом, — сказала я.
— Я хотел бы услышать твое мнение, но думаю, что для обеда у нас есть
другая повестка дня.
— Что ты имеешь в виду?
Холод наклонился, насколько ему позволил ремень, и спросил,
— Что- то еще случилось? Рис кажется взволнованным.
— Что- то еще случилось, пока нас не было? — Я спросила. Я искала поворот
к домику. Начинало темнеть. Это еще не были настоящие сумерки, но
было достаточно темно, чтобы я могла пропустить нужный поворот, если
не сосредоточусь на дороге.
— Ничего нового, Мерри. Клянусь.
Я резко затормозила для поворота, что заставило Дойла вцепиться в
машину так сильно, что я услышала, как протестует дверь. Он был
достаточно силен, чтобы сорвать дверь с петель. Но надеялась, что он не
будет мять машину из- за своей фобии.
Я говорила пока мы ехали по подъездной дорожке, набирая скорость на
подъемах и притормаживая на ее спусках.
— Я на подъезде. Скоро увидимся.
— Мы будем ждать. — Он повесил трубку, а я сосредоточилась на дороге. И я
была не единственной, кому она не нравилась. Трудно сказать из- за
темных стекол, но думаю, Дойл закрыл глаза, пока я вела внедорожник.
Фонари на улице были включены и самый невысокий из моих стражей,
расхаживал перед подъездом, в белом тренчкоте, развеваемом океанским
бризом. Рис был единственным из стражей, кто получил лицензию
частного детектива. Он всегда любил старые черные фильмы и не
занимался шпионажем, ему нравилось носить длинный тренчкот и
мягкую фетровую шляпу. Обычно они были белыми или сливочными,
чтобы соответствовать его локонам длиной до талии. Его волосы
развевались на ветру, как и его пальто. Как то вдруг я поняла, что его
волосы путаются на ветру, как и у меня.
— Волосы Риса путаются на ветру, — сказала я.
— Да, — сказал Холод.
— Поэтому они у него только до талии?
— Думаю, да, — сказал он.
— Почему его волосы спутываются, а твои нет?
— У Дойла тоже не путаются. Но ему нравится коса.
— Тот же вопрос. Почему?
Я припарковала машину на стоянке рядом с машиной Риса. Он шел к
нам. Улыбался, но я достаточно хорошо знала язык его тела, чтобы
заметить беспокойство. Он носил белую повязку на глаз, подходящую к
сегодняшнему пальто. Он носил их, когда встречался с клиентами, или
вообще в мире. Большинство людей, и некоторые фейри, воспринимали
шрамы вместо его правого глаза с тревогой. Дома, где были только мы, он
не носил повязку.
— Мы не знаем, почему у некоторых из нас волосы не спутываются, — сказал
Холод. — Это то, что было всегда.
Это был не ответ, но Рис оказался за моей дверью. Я потянулась к ней,
чтобы он мог помочь мне выбраться. Тревога превратила его глаза с
тремя кругами разных оттенков синего— василькового, небесно- голубого и
зимнего неба— во вращение ленивого шторма. А значит, его сила была
близко к поверхности, и обычно это было от сильных эмоций или
концентрации. Было ли это беспокойство о моей безопасности сегодня,
или что- то случилось в детективном агентстве Грея, где он продолжал
работать? Я не могла вспомнить ничего, за исключением промышленного
шпионажа, где он мог использовать свою магию.
Рис открыл дверь, и я протянула ему свою руку автоматически. Он взял
ее и поднес к губам поцеловать мои пальцы, вызывая покалывание кожи.
Видимо все же тревога за меня вызвала его магию к поверхности.
Насколько же плохо выглядело по телевизору то, во что мы влипли, ведь
оно не могло казаться таким опасным, разве нет?
Он обертывал свои руки вокруг меня и притянул меня к себе. Он
прижимал меня, и в какой- то момент я чувствовала, насколько же он был
сильным, и что его тело дрожит. Я попыталась отодвинуться, чтобы
посмотреть ему в лицо, и он прижал меня к себе сильнее, чтобы я не
вырвалась из его объятий. Я позволила себе почувствовать его тело под
одеждой. Его кожа звала целовать ее, и покалывала под моим
прикосновением так, что даже сквозь одежду я могла чувствовать
пульсацию и удары его силы, как какой- то хорошо настроенный
двигатель, мурлычущий рядом с моим телом от прижавшейся щеки до
бедра. Я позволила себе погрузиться в это ощущение. Позволила себе
утонуть в силе его рук, мускулистой твердости его тела, и на мгновение я
позволила себе отодвинуть подальше все случившееся сегодня. Я
позволила все это прогнать силой мужчины, держащего меня.
Я представляла его себе нагим и обнимающим меня, и позволила
глубокой вибрирующей силе его магии погрузиться в мое тело. Мысль
заставила мое естество прижаться к нему плотнее, и я чувствовала, что его