и некоторые другие стражи проще к этому относились и не отказались с

нами отдохнуть, что уже было хорошо.

Хафвин присоединилась к Галену на кухне. Ее длинная золотистая коса

двигалась в ритме ее шагов. Она начала брать утварь и тарелки, чтобы

помочь Галену, как будто они делали это прежде. Хафвин и раньше

помогала по кухне? Как целитель, она не несла стражи, и мы считали, что

работа целителя за пределами поместья было хорошей идеей, но она могла

лечить своими руками, а значит, ни одна больница и ни один врач не

взяли бы ее на работу. Магическое исцеление все еще считали в США

фокусами. Слишком много было в прошлом шарлатанов, чтобы закон

оставил место для настоящего исцеления.

Рис был все еще рядом со мной в полумраке огромной гостиной, а Дойл

и Холод прошли через комнату мимо огромного обеденного стола,

сделанного из светлой древесины, мерцающей в лунном свете. Они

оказались на фоне огромной стеклянной стены, которая выходила на

океан. Там же был третий силуэт, возвышавшийся рядом с ними.

Баринтус был семи футов ростом, самый высокий сидхе, которого я

когда- либо встречала. Он наклонился над невысокими по сравнению с

ним мужчинами, и даже не слыша их, я знала, что они сообщали ему о

событиях дня. Баринтус был самым близким другом моего отца и его

советником. Королева боялась его и как делателя королев и как

конкурента для трона. Ему разрешили только присоединиться к

Неблагому Двору, взяв обещание, что он никогда не будет пытаться

занять его трон. Но мы больше были не при Дворе Неблагих, и я впервые

видела то, что, возможно, видела моя тетя Андэйс. Мужчины сообщали ему

и спрашивали его совета, даже Дойл и Холод. Как будто он был завернут

в ауру лидера, чего никакая корона, имя или родство не могло

по- настоящему даровать. Он был центром, вокруг которого могли

сплотиться люди. Даже не знаю, насколько другие сидхе осознавали, что

делали это.

Волосы Баринтуса длинной по лодыжку были распущены и

разливались вокруг его тела как плащ, сотканный из воды. Волосы у него

были цвета моря или океана, переливаясь всеми оттенками от самого

синего и тропического бирюзового до серости пред штормовой сероватой

синевы. Эти переливы оттенков нельзя было разглядеть в льющемся из

окна свете луны, но что- то было в движении и в потоке его волос, что даже

в темноте или в приглушенном вечернем свете они двигались, словно это

действительно была вода. Его волосы почти скрывали его тело, поэтому я

не знала, во что он одет.

Он жил в пляжном домике, чтобы быть ближе к океану. И сейчас он

казался рядом с океаном больше, значительнее, словно он вырос и стал

более уверенным. Когда- то он был Мэннэном Мак Лиром, и все еще в нем

поглядывал морской бог. Словно волшебная страна выпила из него силу,

но, будучи рядом с океаном, он вернул себе потерянное, в то время как

большинство сидхе только теряли, отдаляясь от волшебной страны.

Рис обнял меня за плечи и прошептал:

—  Даже Дойл обращается к нему, как к старшему.

Я кивнула.

—  Дойл это понимает?

Рис поцеловал меня в щеку, и он достаточно взял себя в руки, чтобы это

был просто поцелуй, приятный, но не настолько подавляющим.

—  Не думаю.

Я повернулась и посмотрела на него, он был всего на шесть дюймов

выше меня и его глаза оказались почти вровень с моими.

—  Но ты заметил, — сказала я.

Он улыбнулся и провел пальцами по моей щеке, как ребенок, рисующий

на песке. Потом нежно прижал свою ладонь к моей щеке, а я уютно

прижалась к этой небольшой руке. В моей постели были мужчины, в

руках которых уместилось бы полностью мое лицо, но Рис был таким же

невысоким, как и я, не настолько большой, и это иногда было здорово.

Разнообразие не так уж и плохо.

Аматеон и Адайр последовали за Хафвин через стеклянные раздвижные

двери, которые вели к огромной веранде и огромному грилю. Океан

слышался под верандой. Даже не видя своими глазами, можно было

чувствовать мощь и пульсирующее движение под сваями дома.

Рис прижался лбом к моему лбу и шепнул:

—  Что ты думаешь о нашем большом парне?

—  Не знаю. Сейчас есть проблемы и посерьезнее.

Его рука двинулась по моей спине вверх к шее, чуть подталкивая меня

к нему, сближая наши лица, словно для поцелуя, но он продолжал

говорить:

—  Если ты хочешь остановить рост его власти, то тебе придется

поторопиться, Мерри. — Он поцеловал меня, как только произнес мое

имя, и я позволила себе упасть в этот поцелуй. Я позволила теплоте его

губ, нежности его прикосновения заполнить меня, заставить забыть

обо всем, что бы ни было сегодня.

Может быть, это было слишком глубоко во мне, далеко от любопытных

глаз, которые, казалось, были всюду, но что- то

тяжелое и напряженное отпустило меня, пока он меня целовал.

Он прижимал меня к себе, и наши тела, прижимались друг к другу от

плеч до бедер так близко, насколько это можно было. Я почувствовала, что

его тело затвердело, росло твердым счастьем от того, что он держал меня

в своих объятиях. Не знаю, смогли бы мы уединиться ненадолго в спальне

перед обедом, но из одной из спален появился Касвин, и вдруг мое

счастливое состояние исчезло.

Не потому, что он не был прекрасен, нет, он был красивым, высоким,

стройным и мускулистым, как большинство воинов- сидхе воинов, но

облако печали, которое цеплялось за него, вызывало у меня боль в сердце.

Он был младшим дворянином при Неблагом Дворе. Его волосы были

прямыми и черными, как у Кабодуа или даже как у Королевы Андаис. Его

кожа была столь же бледная, как и моя или Холода. Его глаза состояли из

трех кругов— красного, красно- оранжевого и наконец, огненно- оранжевого,

словно в его глазах притаился огонь. Андаис укротила этот огонь пыткой,

которую она устроила ему в ночь смерти ее сына и нашего бегства из

волшебной страны. Касвина привезли нам завернутого в женский плащ,