Цезарь (спокойно). Ну что же, друг, все это так естественно.
Потин (изумленный). Естественно? И тебя не возмущает предательство?
Цезарь. Возмущаться? Что даст мне возмущение, о глупый египтянин? Стану ли я возмущаться ветром, когда он леденит меня, или возмущаться ночью, что заставляет меня спотыкаться в темноте? Стану ли я возмущаться юностью, когда она отворачивается от старости, или возмущаться честолюбием, которому претит низкопоклонство? Прийти и говорить мне об этом – все равно как если бы ты пришел мне сказать, что завтра взойдет солнце.
Клеопатра (она больше не в силах сдерживаться). Но это ложь! Ложь! Я клянусь!
Цезарь. Это правда, хотя бы ты клялась тысячу раз и верила тому, в чем клянешься.
Клеопатра уже не владеет собой, лицо ее судорожно передергивается.
(Желая загородить ее, Цезарь встает и обращается к Потину и Руфию.) Идем, Руфий, проводим Потина мимо стражи. Мне нужно сказать ему несколько слов. (Тихо.) Нужно дать царице время овладеть собой. (Громко.) Идем. (Уводит Потина и Руфия, беседуя с ними по дороге.) Скажи друзьям твоим, Потин, пусть они не думают, что я противник того, чтобы разумно уладить дела в стране…
Они уходят, и конца фразы не слышно.
Клеопатра (сдавленным шепотом). Фтататита, Фтататита!
Фтататита (бросается к ней и успокаивает ее). Успокойся, дитя, не расстраивайся…
Клеопатра (прерывает ее). Нас кто-нибудь слышит?
Фтататита. Нет, голубка, говори.
Клеопатра. Слушай меня. Если он выйдет из дворца, не показывайся мне на глаза!
Фтататита. Он? По…
Клеопатра (бьет ее по губам). Убей его так, как я убила имя его на устах твоих. Сбрось его со стены, пусть разобьется о камни! Убей, убей, убей его!
Фтататита (оскаливаясь). Смерть собаке!
Клеопатра. Если ты не сделаешь этого, скройся с глаз моих навеки!
Фтататита (решительно). Да будет так! Ты не увидишь лица моего, пока глаза его не оденет мрак.
Возвращается Цезарь с изысканно разодетым Аполлодором и Руфием.
Клеопатра (Фтататите). Возвращайся скорей, скорей!
Фтататита на секунду устремляет на свою повелительницу понимающий взгляд, затем мрачно проходит мимо Ра и скрывается. Клеопатра, словно газель, стремительно бросается к Цезарю.
Так ты вернулся ко мне, Цезарь? (Ластясь к нему.) А я думала, ты рассердился. Добро пожаловать, Аполлодор! (Протягивает ему руку для поцелуя, другой рукой обнимает Цезаря.)
Аполлодор. Клеопатра изо дня в день становится все более и более женственно-прекрасной.
Клеопатра. Правда, Аполлодор?
Аполлодор. О нет! Это еще далеко от правды. Друг Руфий бросил в море жемчужину – Цезарь выудил драгоценный алмаз.
Цезарь. Цезарь выудил ревматизм, друг мой. Идемте обедать. Обедать!
Идут к столу.
Клеопатра (прыгая, словно козочка). Да, да, обедать. Какой обед я заказала для тебя, Цезарь!
Цезарь. Да? Чем же ты угостишь нас?
Клеопатра. Павлиньими мозгами…
Цезарь (делая вид, точно у него слюнки текут). Павлиньи мозги, Аполлодор!
Аполлодор. Это не для меня. Я предпочитаю соловьиные языки. (Подходит к столу и занимает место за одним из приборов, которые накрыты рядом.)
Клеопатра. Жареный вепрь, Руфий!
Руфий (облизываясь). Превосходно! (Занимает место рядом с Аполлодором, слева.)
Цезарь (глядя на свое место, в конце стола, по левую руку от Ра). А где же моя кожаная подушка?
Клеопатра (с другого конца стола). Я велела сделать тебе новые.
Дворецкий. Эти подушки, Цезарь, из тончайшего мальтийского шелка, и набиты они розовыми лепестками.
Цезарь. Розовыми лепестками? Разве я гусеница? (Сбрасывает подушки и усаживается на кожаную подстилку.)
Клеопатра. Как не стыдно! Мои новые подушки!
Дворецкий (склонившись у локтя Цезаря). Что прикажешь подать себе, Цезарь, дабы возбудить аппетит?
Цезарь. А что есть у тебя?
Дворецкий. Морские ежи, белые и черные морские желуди, морская крапива, лесные жаворонки, багрянки…
Цезарь. А устрицы?
Дворецкий. Конечно, есть и устрицы, Цезарь.
Цезарь. Британские устрицы?
Дворецкий. Британские устрицы, Цезарь.
Цезарь. Тогда – устриц.
Дворецкий, выслушав распоряжение, всякий раз делает знак рабу, и тот исчезает, чтобы привести его в исполнение.
Я был когда-то в Британии, в этой легендарной западной стране. Это последний клочок суши на краю океана, омывающего мир. Я отправился туда на поиски их прославленных жемчужин. Но британские жемчужины оказались басней. Однако, разыскивая их, я нашел британские устрицы.
Аполлодор. Потомство благословит тебя за это. (Дворецкому.) Мне – морских ежей!
Руфий. А нет ли чего-нибудь посолидней для начала?
Дворецкий. Дрозды со спаржей…
Клеопатра (перебивая). Откормленные каплуны. Скушай каплуна, Руфий.
Руфий. Вот это дело!
Клеопатра (жадно). А мне – дроздов.
Дворецкий. Какое вино соблаговолит выбрать Цезарь? Сицилийское, лесбосское, хиосское…
Руфий (пренебрежительно). Все греческие вина.
Аполлодор. Кто станет пить римское вино, когда есть греческое? Отведай лесбосского, Цезарь.
Цезарь. Подайте мне мой ячменный отвар.
Руфий (с величайшим омерзением). Фу, дайте мне моего фалернского.
Ему подают фалернское.
Клеопатра (надувшись). Пустая трата времени – устраивать для тебя обеды, Цезарь. Мои поварята не согласились бы сидеть на такой пище, как ты.
Цезарь (уступая). Хорошо, хорошо! Попробую лесбосского.
Дворецкий наполняет кубок Цезаря, затем Клеопатры и Аполлодора.
Но когда я вернусь в Рим, я издам законы против этих излишеств и даже позабочусь, чтобы законы эти выполнялись.
Клеопатра (умильно). Ну стоит ли об этом думать? Сегодня ты будешь, как и все другие: ленивым, разнеженным и добрым. (Протягивает ему руку через стол.)
Цезарь. Ну хорошо, один раз я готов пожертвовать своим покоем. (Целует ее руку.) Ну вот! (Отпивает глоток вина.) Теперь ты довольна?
Клеопатра. А ты больше не думаешь, что я только о том и мечтаю, чтобы ты уехал в Рим?
Цезарь. Я сейчас ни о чем не думаю. Мои мозги спят К тому же, кто знает, вернусь ли я когда-нибудь в Рим/
Руфий (встревоженный). Как? Что? Этого еще не хватало.
Цезарь. Что может показать мне Рим, чего бы я уже не видел раньше? Годы в Риме идут один за другим, ничем не отличаясь друг от друга, разве только тем, что я старею, а толпа на Аппиевой дороге остается все в том же возрасте.
Аполлодор. То же и здесь, в Египте. Старики, пресытившись жизнью, говорят: «Мы видели все, кроме истоков Нила».
Цезарь (загораясь). А почему бы нам не взглянуть на эти истоки? Клеопатра, хочешь, поедем со мной и проследим этот великий поток до его колыбели – там, в недрах неведомых стран? Оставим позади Рим – Рим, который достиг величия только затем, чтобы узнать, как величие порабощает племена и народы, коим не удалось стать великими. Хочешь, я создам для тебя новое царство и построю священный город – там, в лоне Великого Неведомого?