Ванхэттен. Нет, но произошло нечто, еще более достойное удивления. Британская империя в некотором роде поглотила Атлантический океан.

Магнус. Мистер Ванхэттен, я вас очень прошу по возможности вразумительно рассказать нам, что же все-таки произошло? Садитесь, пожалуйста.

Ванхэттен (усаживаясь на прежнее место). Как вам известно, сэр, было время, когда Соединенные Штаты Америки составляли часть Британской империи.

Магнус. Да, таково предание.

Ванхэттен. Не предание, сэр, а неоспоримый исторический факт. В восемнадцатом столетии…

Магнус. Ну, это давние дела.

Ванхэттен. Что значит какое-нибудь столетие в жизни великой державы, сэр? Позвольте напомнить вам притчу о блудном сыне.

Магнус. Ох, мистер Ванхэттен, это дела еще более давние. А тут, насколько я понимаю, что-то важное произошло не далее как вчера.

Ванхэттен. Произошло, король Магнус. Произошло, и очень важное.

Магнус. Так рассказывайте, что именно. У меня сейчас нет времени заниматься восемнадцатым столетием и блудным сыном.

Королева. У короля через десять минут заседание кабинета, мистер Ванхэттен.

Ванхэттен. Любопытно, какие лица сделаются у ваших министров, король Магнус, когда они услышат то, что я имею вам сообщить.

Магнус. Очень любопытно. Но, к сожалению, я не смогу сказать им, в чем дело, поскольку я сам этого не знаю.

Ванхэттен. Ваше величество, блудный сын возвращается домой. Но на этот раз он вернется не бедняком, изголодавшимся и одетым в рубище, как это было в древности. О нет. Теперь он принесет с собою в отчий дом все богатства земли.

Магнус (вскакивает с кресла). Послушайте, неужели…

Ванхэттен (тоже встает, наслаждаясь эффектом своих слов). Именно, сэр! Декларация независимости отменена. Договоры, скреплявшие ее, разорваны. Мы приняли решение вернуться в состав Британской империи. Разумеется, мы войдем на правах самоуправляющегося доминиона и мистер Боссфилд останется нашим президентом. Так что в скором времени я буду иметь честь посетить вас снова, но уже не в качестве посла иностранной державы, а в качестве правительственного уполномоченного по величайшему из ваших доминионов и верноподданного вашего величества.

Магнус (падая в кресло). Черта с два! (Пытается проникнуть взглядом в будущее, и впервые за все время в этом взгляде появляется растерянность.)

Королева. Какое замечательное событие, мистер Ванхэттен!

Ванхэттен. Я не сомневался, мэм, что вы именно так его оцените. Такого события еще не было в мировой истории. (Садится на прежнее место.)

Королева (тревожно поглядывая на короля). Ведь правда, Магнус?

Магнус (с видимым усилием овладевая своими чувствами). Скажите, пожалуйста, мистер Ванхэттен, кому принадлежит эта… этот… эта блестящая политическая идея? Откровенно говоря, я привык считать вашего президента одним из тех государственных деятелей, которые больше работают языком, чем головой. Не может быть, чтобы он сам удумал такую штуку. Признайтесь, кто подсказал ему?

Ванхэттен. Ваше критическое суждение о мистере Боссфилде я вправе принять лишь со всеми необходимыми оговорками; но могу сказать вам, что у нас в Америке эту приятную новость будут, вероятно, связывать с недавним посещением наших берегов президентом Ирландского свободного государства. Мне не выговорить его имя так, как оно произносится официально, по-гэлльски, – а как оно пишется, у нас во всем посольстве знает только одна машинистка, – но друзья называют его Мик О’Рафферти.

Магнус. Ах, прохвост! Джемайма, нам придется жить в Дублине. Англии пришел конец.

Ванхэттен. В известном смысле – пожалуй. Но это не означает, что Англия погибнет. Она просто сливается – да, именно сливается – с другим предприятием, более мощным и более процветающим. Я забыл упомянуть, сэр, что вы теперь будете императором; таково одно из наших условий. Этот маленький островок мог обходиться королем; но раз уж в дело вступаем мы, тут требуется нечто более грандиозное.

Магнус. Этот маленький островок! «Сей малый перл в серебряной оправе моря!»^{109} А не приходило ли вам в голову, мистер Ванхэттен, что мы можем не захотеть превратиться в какой-то довесок к мощному американскому предприятию? Что, если вместо того, чтобы согласиться на это, мы кликнем старый боевой клич синфейнеров^{110} и будем драться до последней капли крови за свою независимость?

Ванхэттен. Меня бы очень огорчило подобное возрождение варварских нравов прошлого. К счастью, это невозможно. Не-воз-мож-но! Старый боевой клич не вдохновит разноплеменный экипаж Атлантического флота Лиги наций. Этот флот подвергнет вас блокаде, сэр. Нам, пожалуй, придется объявить вам бойкот. И плакали тогда ваши два миллиарда долларов в год.

Магнус. Но континентальные державы? Неужели вы думаете, что они хоть на миг допустят подобную перемену в международной расстановке сил?

Ванхэттен. А что тут особенного? Ведь это перемена чисто номинальная.

Магнус. Номинальная! Вы называете слияние Британского содружества наций с Соединенными Штатами номинальной переменой! Хотел бы я знать, как назовут это Франция и Германия!

Ванхэттен (снисходительно покачивая головой). Франция и Германия? Эти устарелые географические названия, которыми вы пользуетесь по укоренившейся семейной привычке, нас нимало не волнуют. Под Германией вы, очевидно, подразумеваете ряд советских или почти советских республик, расположенных между Уральским хребтом и Северным морем? Но здравомыслящие политики Москвы, Берлина и Женевы стараются сейчас объединить их в федерацию, и у нас имеется полная договоренность, что, если мы не будем мешать их действиям, они не станут препятствовать нашим. А то, что вы называете Францией, – то есть, очевидно, правительство в Новом Тимгаде^{111} – чересчур занято своими африканскими делами, чтобы интересоваться событиями по ту сторону Ламаишского туннеля. Пока в Париже достаточно американцев, а у американцев достаточно денег, с французской точки зрения на Западе все спокойно. В числе развлечений, которые Париж может предложить американцам, одно из самых популярных – экскурсия в Старую Англию. И французы хотят, чтобы мы себя здесь чувствовали как дома. Что же, мы так себя и чувствуем. И это вполне естественно. В конце концов, мы же здесь действительно дома.

Магнус. То есть простите, почему же?

Ванхэттен. А потому, что нас здесь окружает все свое, привычное: американские промышленные изделия, американские книги, пьесы, спортивные игры, американские религиозные секты, американские ортопеды, американские кинофильмы. То есть, короче говоря, – американские товары и американские идеи. Политический союз между нашими странами явится лишь официальным признанием совершившегося факта. Так сказать – гармония сердец.

Королева. Мистер Ванхэттен, вы забываете, что у нас есть своя великая национальная традиция.

Ванхэттен. Соединенные Штаты, мэм, восприняли все великие национальные традиции и, сплавив их воедино с собственной славной традицией Свободы, получили в результате нечто поистине оригинальное и универсальное.

Королева. У нас есть своя самобытная английская культура. Я не хочу сказать, что она выше американской, но, во всяком случае, она иная.

Ванхэттен. Так ли? Ведь эта культура нашла себе воплощение в произведениях английского изобразительного искусства, в загородных замках вашей знати, в величественных соборах, воздвигнутых нашими общими предками для служения богу. А что вы сделали со всем этим? Продали нам, американцам. Я вырос под сенью Элийского собора – мой папочка перевез его из графства Кембридж в штат Нью-Джерси и тем положил начало своей профессиональной карьере. Сооружение, которое теперь стоит на месте этого собора в Англии, тоже очень недурно в своем роде, отличный образец железобетонной архитектуры двадцатого века. Но проект его был сделан американским архитектором, а строил Международный трест синтетических строительных материалов. Поверьте мне, истинные англичане, которые судят о жизни по реальным фактам, а не по тому, что пишется в книгах, гораздо лучше чувствуют себя среди нас, чем среди обветшалых английских традиций, искусственно поддерживаемых американскими туристами. Если вы встретите где-нибудь в сельской глуши почтенного джентльмена, свято соблюдающего все рождественские обычаи, можете быть уверены, что это – американец, недавно купивший поместье. И англичане разводят вокруг него всю эту чепуху потому, что он им за это платит деньги, а вовсе не потому, что это нужно им самим.