Изменить стиль страницы

Теперь Гёроглы спокойно вернулся в покои старухи, покурил, выпил чаю, поел шашлыку. Вертел он снова сунул в огонь, подумав: "Может, еще пригодится".

Подойдя к изголовью старухи, осторожно приподнял покрывало.

— Кто это осмеливается открывать мое лицо в такое время?

— Ну, а если и открыть тебе лицо, ты что, выкинешь, что ли?

При звуках его голоса, столь страшного для нее, старуха резко поднялась с постели. Видит — у ее изголовья сидит Гёроглы…

— О сын мой, салам-алейкум! Будь гостем, давай поздороваемся, как заведено исстари.

Они крепко пожали друг другу руки… Что ж, сами знаете, каково бывает захваченному врасплох человеку.

— Из такой дали ты пришел, сын мой, столько тягот перенес. Стоило ли так утруждать себя? Я ходила за Гыр-атом, кормила его, холила. Как раз завтра я собиралась оседлать его и привести к тебе. А еще я хотела привести двух верблюдов и девушек-невольниц.

И старуха начала болтать без умолку все, что приходило ей на ум.

— Милая бабушка! Я пришел сам, чтобы не затруднять старого человека.

— О сын мой! Ты говоришь "чтобы не затруднять", а взгляд у тебя грозный, губы дрожат, ты бледен. Спой мне песню, из нее я узнаю, добро или зло ты замыслил.

— Эх, милая бабушка! Неужто я пешком пришел из Чандыбиля, чтобы петь тебе песни?! — возразил Гёроглы, но, подумав, запел:

"В мой родной Чандыбиль тебя я привел,
Над мнимой нищетою сжалился я.
В доме своих отцов дал я тебе приют,
Богато одарил, старуха, тебя.
За все за это, в ответ на мое добро,
Терзания и муки дала ты мне,
Вероломно Гыр-ата украла моего,
В тайной твоей норе нашел я тебя.
Это ль твои медоточивые уста?
Это ли воровские руки твои?
Бежать тебе некуда, старуха. Сейчас
По справедливости убью я тебя.
Где, говори, спрятан мой конь Гыр-ат?
От гнева моего тебе не уйти,
Убью я тебя, вырву твои глаза,
Это, старуха, аллах карает тебя.
Долго тебя искал, нашел наконец,
Врагом твоим стал, напал на твои следы.
Уши и нос я теперь отрежу тебе.
Будут смеяться люди, глядя на тебя.
Гёроглы, наконец я цели достиг.
Наконец утешилось местью сердце мое,
О возвращении Гыр-ата я Истину молил,
До моего жилища он доведет меня".

Когда он допел, старуха, закрыв уши, сказала:

— Сын мой, твоя песня мне неприятна…

— А ты покрепче заткни себе уши, милая бабушка, — сказал Гёроглы и ножом отрезал ей уши. — Милая бабушка! На очаге у тебя жарился кебаб. В этой крепости у меня нет другого дома, нет родни, поэтому я его съел. Прости мне мое прегрешение, милая бабушка. — Он протянул ей уши и продолжал: — Но чтобы и ты не осталась без кебаба — на, это самый мягкий кебаб, поешь!

Словно бродячая собака скаля зубы, старуха металась в разные стороны.

— Не вертись, бабушка, или я убью тебя!

И начала старуха жевать уши беззубым ртом — челюсть то и дело упиралась в нос.

— Милая бабушка, да тебе, вижу, нос мешает. Я помогу — уберу и его! — сказал Гёроглы и отрезал нос вместе с верхней губой. — Милая бабушка, смотри-ка, и нижняя губа у тебя отвисла, надо и ее убрать.

Он отрезал губу, и лицо старухи стало совсем гладким, как ось маслобойки. Схватив старуху за плечи, поволок к очагу, толкнул ее в грудь так, что она упала. Бедная старуха рыдала, исходя кровью, а увидев, как он подошел к ней, с ужасом подумала: "Чего он еще хочет?" Гёроглы схватил раскаленный вертел и вогнал его ей в живот. Вертел с шипеньем вышел из спины — душа старухи вылетала вслед.

Гёроглы выдернул вертел и перевел дух. Но сердце, распаленное гневом, ничто не могло успокоить…

В стене он увидел дверь. Толкнул ее — она была заперта. Ударил ногой — дверь раскрылась. Тут увидел Гёроглы сокровища старухи — золото, серебро, деньги, увидел золотую эгретку Юнус, прижал ее к груди и окропил слезами. Взял он эгретку, собрал все сокровища, вернулся назад, покурил, а затем опрокинул кальян, пододвинул труп старухи головой к огню, чтобы подумали, что она умерла, одурев от курения.

Приставив к стене лестницу с сорока перекладинами, перебрался на другую сторону и перед рассветом воротился в дом деда.

— Сын мой, нет на тебя погибели! Ну и сына мне бог послал! Чем таким сокровищем обладать, лучше уж по уши быть в долгах.

— Почему это, дед?

— То в полночь ты возвращаешься, то на рассвете. Видать, ты вор, промышляешь воровством. Когда-нибудь проведают об этом, и шах казнит меня.

— Э, не бойся, дед! Какое там воровство! Получай вот деньги, золото, расходуй без опаски, сколько надо.

И он отдал деду все сокровища старухи.

— Коли ты не грабитель, то откуда у тебя такое богатство?

— Я добыл все это, промышляя как каландар.

На другой день дед подумал: "Отдам-ка я ему в жены свою дочь".

— Бери в жены мою дочь, — сказал.

— Пусть твоя дочь пока побудет в невестах, дед!

— Ой, сын мой, страх меня берет, что ты уйдешь, покинешь меня. Я хочу навек породниться с тобой.

— Да что ты, где это видано, чтобы приемный сын покинул приемного отца?.. — заверил его Гёроглы.

… Ну, ладно… О ком теперь пойдет рассказ?

Спустя десять — двенадцать дней в крепости стало известно о смерти старухи. Доложили об этом падишаху.

— Мой падишах! Старуха твоя, тагсыр, угорев от кальяна, упала в огонь и умерла. Служили у нее пять скороходов и две служанки. Они выломали двери, похитили все сокровища и убежали…

Падишах приехал во дворец старухи и своими глазами увидел, что возле трупа валяется кальян. Голова старухи вся обуглилась, лишь плечи уцелели.

— Да, видно, она действительно упала в огонь, угорев от кальяна, — решил падишах.

… О ком теперь пойдет рассказ?

Никто не мог подойти к Гыр-ату. Падишах через глашатаев объявил: "Кто будет ходить за Гыр-атом, холить и кормить его, того я награжу так же, как старуху".

Гёроглы услыхал эту весть. Притворившись, будто ничего не знает, спросил старика:

— Дед! О чем это глашатаи вашего хана кричат? Хан собирается в набег или на охоту?

— Сын мой, да ты ничего не понял.

— Не понял, дед…

— Тогда слушай: одна старуха увела у суннита Гёроглы коня Гыр-ата и отдала падишаху. И вот старуха то ли вчера, то ли позавчера скончалась — упала в огонь, угорев от кальяна. У нее было пять скороходов и две служанки. Они разграбили ее сокровища и убежали.

Гёроглы про себя подумал: "А чье же добро ты проживаешь?"

— И вот никто теперь не может подойти к этому коню. "Кто сможет ходить за конем, холить, кормить его, того я награжу так же, как старуху", — сулит падишах.

— Слушай, дед! Я как-то семь лет служил у Гёроглы конюхом. Я смогу ходить за конем, холить и кормить его.

— Ну, раз ты можешь быть конюхом, я отправлюсь к падишаху и скажу ему.

— Иди и скажи так: "Есть у меня младший брат. Он оказался в плену у Гёроглы и жил там семь лет. Семь лет служил конюхом. Потом бежал и недавно воротился". Больше не говори ничего. Остальное я скажу сам.

Отправился дед к падишаху и передал эти слова. Падишах приказал: "Ступай, приведи своего брата!"

Дед вместе с Гёроглы вернулся во дворец. Вошли они и встали, почтительно склонившись, сложив руки на груди.