И сказали они Гёроглы:

— О Ша-каландар! Да будут эти козы жертвой ради тебя. Есть у нас игра, которую называют "беседа-меджлис". Мы хотим выбрать тебя ага-бием и начать игру.

— И у нас играют в эту игру, часто играют. Приезжего простака называют "ага-бий, ага-бий", пока не оберут его до нитки. Ну, что ж, если хотите, чтобы я был ага-бием для вас сорока, я согласен.

Каландары зашептались:

— Да он, выходит, и у себя дома такой же неудачник, проклятый!

— Ну-ка, расскажите об обычаях вашей страны, — сказал Гёроглы.

— Обычай наш таков: кого выбирают ханом "ага-бий", тот вначале устраивает угощение, а в конце — другое.

— В нашей стране такой же обычай. Ну, пусть это будет первым угощением, — сказал Гёроглы.

Зарезал он коз, только внутреннее сало оставил себе, а все остальное пошло каландарам на угощение.

— Друзья! Вот мое первое угощение. Но раз вы меня выбрали ага-бием, то придется вам выполнять все, что я скажу. Нет у меня дома, и я всем чужой. Не могу я валяться в мейхане, ожидая, пока мне дадут миску рисовой каши раз в неделю или в базарный день. Поэтому пусть один из вас кормит меня при заходе солнца, другой, когда стемнеет, третий — в полночь, четвертый — на рассвете, потом утром, в обед и снова вечером.

Желание его исполнили, и Гёроглы съел все за три-четыре дня.

И вот наступил его черед угощать. Сделал Гёроглы себе крепкий лук и стрелы. Взяв длинную веревку, отправился в поле, — ведь он собирался устроить угощение-меджлис, ему нужно было хорошо подготовиться. Все, что ни попадалось ему на глаза, Гёроглы поражал своей стрелой и нанизывал на веревку, — ящериц, сусликов, лягушек, ворон, удодов, жаворонков. Принес все это домой и повесил на кухне. Растопив сало коз, налил в котел одну тыкву воды. Сало всплыло и застыло. Затем Гёроглы наполнил большую миску песком, а сверху насыпал сорок агри рису и с нею пришел к каландарам.

— Друзья, здесь у меня нет знакомых бахши, музыкантов, чтобы пригласить их на нашу беседу-меджлис. Да не беда — лучшего, чем я, бахши и музыканта нет. Я развлеку вас, доставлю вам удовольствие, — сказал Гёроглы и стал петь, играть, беседой гостей занимать.

Близилась полночь.

— Эй, ага-бий, коли не раздумал, угощай. У нас в желудке купец уже готов товары принять.

— Погодите, знаю я одну интересную историю. Сейчас расскажу…

И Гёроглы начал рассказ.

— Скорее кончай!

Но Гёроглы и не думал кончать.

— Ага-бий, коли намерен ты угощать, то подавай угощение. А свой рассказ завтра доскажешь.

— Коль вы и впрямь так уж голодны, ступайте на кухню и готовьте угощение сами. Там все есть, что надо.

Едва он это сказал, как два каландара помчались на кухню. Там они увидели припасы.

— А ведь правду он сказал. Вот и мясо приготовлено для плова, — сказал один.

— Давай-ка поглядим, что у него в котле, — предложил другой.

Подняли они крышку.

— Сала-то много! — сказал один. Запустил он руку поглубже, а там одна вода.

— Зато рис хорош, — подумал другой. Сунул он руку в рис, а внизу песок, смешанный с рисом…

Вбежали они в мейхане.

— Что вы там копаетесь? У нас давно животы подвело, — закричали каландары, завидев их. — Коли у него там есть что-нибудь, варите поживее!

— Дерьмом своим накормлю я вас, — сказал один каландар.

— А в чем дело?

— Посмотрели бы вы, что за припасы у проклятого чужака! — крикнул другой.

— Ну-ка, ага-бий, господин! Что это ты замышляешь, что это ты задумал? Или тебе неведомо, что эта крепость — Нишапур! Город с сорока четырьмя воротами. Это владение шаха Балы-бека. Здесь шутки плохи. Вставай, подавай угощение, ты, вислозадый зангар!

— Вместо угощения, друзья, я спою вам превосходную песню. Кто разумен — уйдет тихо, без шума, а кто не больно-то умен, пусть сидит! — ответил Гёроглы, взял в руки саз и запел, обращаясь к каландарам.

Прослушали каландары песню, и один обратился к остальным:

— Уразумели вы, что он спел?

— Да, уразумели.

— Что же он говорит?

— Он говорит: вставайте, откочевывайте!

— Эх, друзья! Его слова "вставайте, откочевывайте" — это счастье божье! Счастлив будешь, если откочуешь благополучно. А его слова — "бей, Гёроглы, бей" — означают, что он хочет убить нас. Какая уж перекочевка.

Из другого угла выскочил один каландар. Этот был горяч, он крикнул:

— Ишь ты, песни его слушай, еще чего! Вставай и подавай угощение!

— Друзья, а что вы скажете, если еще до рассвета каждый из вас отведает горячего супа из маша? — спросил Гёроглы.

Суп из маша для курильщика опия все равно что наказанье божье, и каландары бросились избивать Гёроглы, крича:

— Погоди! Дай мне ударить!

— Бей его, покуда он не скажет "Хазрет кабла", — приговаривал старейший каландар.

— Джигиты, пните меня в голову разочков пять-шестъ, чтоб согрелась. А то голова совсем холодная, — кричал Гёроглы.

— А что? Думаешь, если мы пнем тебя в голову, так мир перевернется? Получай! — И каландары стали пинать его в голову, да так, что он ртом зарылся в землю.

— Ну, теперь хватит! — проговорил Гёроглы и вскочил на ноги.

Осмотрелся он по сторонам и увидел у двери шестопер каландаров — он был подвешен за темляк. Гёроглы схватил шестопер, накинул на руку темляк и одним прыжком оказался за порогом.

— Ах, проклятый! Ишь каков! Угощенья не поднес, да еще шестопером пугает.

С возгласом "алла" на Гёроглы бросились двое. Гёроглы огрел каждого по спине, да так, что они растянулись. Кидались на него и другие, но тотчас же в страхе отступали назад. Гёроглы бил по головам, разбивал их, как орехи. Каландары подумали: "Даже если вырваться из его лап, все равно придушит, проклятый!" Гёроглы стоял в дверях, широко расставив ноги, и каландары стали проскакивать у него между ног.

— А, вот ты где! — приговаривал Гёроглы и, перекинув шестопер, бил им через плечо. Кому в лоб попадет, тот катится прочь.

Гёроглы играл шестопером, поддразнивая каландаров:

— Ну, что же вы, угощайтесь, подходите!

Глядят каландары — ни вверху, ни внизу нет спасенья. А на пороге Гёроглы, возбужденный видом крови, стоит с горящими глазами. И тысячи золотых не пожалел бы теперь любой каландар хоть за мышиную норку.

"Пожалуй, довольно", — подумал Гёроглы, и отошел от дверей. Вырвались каландары на улицу и помчались из крепости в степь.

Гёроглы, прикинувшись, что не может догнать их, бежал и покрикивал вдогонку: