И вот, когда всем надеждам вроде бы кранты, когда меня обложили и загнали в угол, над головой завис коптер. Из гнезда на его борту вылетело несколько змеероботов. Они потащили нас вверх; за пределами вандерваальсового поля мы заболтались в разреженной атмосфере Марса — глаза и еще какая-то требуха уже полезли изнутри наружу. Но тут створки коптерского люка распахнулись, и мы были втянуты в материнское тепло багажного отсека. Когда отдышались и переползли в кабину пилота, то оказалось, что коллега Чертковиц самолично управляет летным средством.

Что ж, надо поприветствовать нежданного-негаданного спасителя, хотя он сам во всем и виноват.

— Весьма рад, начальник. В службе «Бет» меня весьма огорчили, сказав, что у вас сильно ухудшилось здоровье, даже показали соответствующий видеоматериал.

Чертковиц хмыкнул, понимая, о чем это я.

— Они известные кинематографисты. Но присутствует в этой пропагандном трюке и некая правда. Вся внутренняя безопасность службы «Алеф» вследствие крупной интриги переключена на «Бет», у нас нет теперь своего охранного сектора. Они беспрепятственно лезут к нам через все щели, гниды такие, — начальник службы глянул на Катерину, которая сидела тесно прижавшись к моему боку (зауважала что ли). — Про диффузный персональный трансквазер бетовцы уже прознали, так что проект «Человек-оркестр» придется законспирировать еще тщательнее. Нашему другу Фоме надобно пока пересидеть в вольере на старушке Земле.

Ага! Мной уже закусили, мной почистили сапоги, помыли пол и теперь, видимо, собираются вытереть задницу.

— Но ведь на нашей земной базе отрабатывается совсем другой проект — «Параллельная жизнь», забыли разве? — возразила Катя.

— И ничего особенного, тесно не будет, оба эти проекта прекрасно уживутся, — посчитал Чертковиц. — И вообще, расслабься, Катерина, посмотри, какой вид. — И действительно, полярная шапка Марса густо сияла, сиреневый туман углекислотных испарений придавал ей облик большого суфле. — Понимаешь, у нас нет другого выхода. Того глядишь, бетовцы накопят на меня компромат с помощью своей агентуры и спихнут с должности.

— Как самочувствие, Катюша? — отвлекся я на другую тему, чтобы не думать о непонятном и неприятном.

— Ничего. Даже правую кисть пришили обратно. Бетовские врачи сказали, что поставили синтетический квазиживой вкладыш вместо разрушенного участка кости. «Бет» ведь готовил судебный процесс против «Алефа», и мои показания должны были…

— Не трепись, — рявкнул Чертковиц, — ты же не знаешь, в чьих руках окажется этот обалдуй завтра.

А мне и не надо было словесного трепа, тугое женское бедро так плотно примыкало к моей ноге, что невольно возникал некоторый трепет в кровеносных сосудах, пролегающих ниже живота.

— Это мы еще выясним, чего там бетовцы тебе поставили, — вслух буркнул начальник службы, и я заметил, что он заботится о Катерине; по крайней мере его беспокоит то, что к ней в кость могли имплантировать «жучок». Мне захотелось поддеть Чертковица, чтобы уж не принимал меня за такого чайника.

— Послушайте, шеф, я дико извиняюсь, что невольно подслушивал ваш конфиденциальный разговор, однако мне все труднее притворяться глухонемым. Не похожа ли эта «параллельная жизнь» на ту тварь, которая заглотила мой дом. И не слишком ли густо два проекта — для меня одного?

Чертковиц заерзал, а ответила Катя.

— Милок, — начала она. Если стал уже «милок», то дела мои действительно не ахти. — Поверь мне, в идеале эти два проекта хорошо сочетаются. Благодаря трансквазеру возможно рациональное взаимодействие с X-структурой.

Умеют же наши начальники успокоительно выражаться. Они тебя сперва отправят в пекло, а когда от тебя и соплей не останется, то скажут для прессы, что «при обсуждении некоторых спорных вопросов один из участников дискуссии вдруг перестал высказывать свое мнение.»

— Насколько я в курсе дела, Катерина, так называемое «взаимодействие» нередко оборачивается мордобоем. Я хочу знать, на что можно рассчитывать в следующей драке. Вседва ли сработает та секретная штука, которая сидит во мне?

— Фома, твой трансквазер диффузный, он присутствует в крови в виде микрочастиц и собирается только в нужный момент. Аппарат, сам понимаешь, импортный и этот «нужный момент» он определяет на основе собственной аксиоматики. А питание у трансквазера внешнее, грубо говоря он высасывает хрональную энергию из окружающей среды.

— Понятно, батарейки подзаряжаются, когда все вокруг разваливается. Хороший дар.

Чертковиц счел нужным дать милостивое обещание.

— Фома, мы демонтируем диффузный трансквазер, как только накопим самую скромную информацию по его работе.

Ага, усвоил — на ближайшую пятилетку я останусь упаковкой для транспортирования и маскировкой для испытания хитренького «импортного» приборчика. Это обстоятельство не унижало мое достоинство, коего отродясь не было, а просто подавляло меня. Ведь все яснее чувствовалась: до конца своих дней я каждым своим телодвижением, каждым вздохом и чихом буду приносить пользу разным смелым проектам. А как перестану приносить, так меня сразу в утильсырье спишут.

Я как-то машинально отодвинулся от Катерины — ведь она в этом смелом экспериментаторстве не последнюю роль играет.

— Есть еще у кого-нибудь трансквазер, господа? — вопросил я, подавив огорчение недюжинным усилием.

— Пока нет. Хотя мы собираемся проводить серийные испытания на Земле. Уже отобрано несколько варваров. — сообщил начальник «Алефа».

— Вот с кем я оказался в одной компании — с дикарями, которые задницу пальцем вытирают. Можно мне пойти и надраться вусмерть? Это последнее желание, — В моем голосе засквозила усталость, так же как и в теле, напичканном аппаратными микрочастицами.

— Увы, нет. Мы, то есть вы, немедленно отправляетесь на Землю. — отдал приказ Чертковиц. — Отбудете из Матраса; вы, конечно, в курсе, что это бидонвиль в пригородах Нового Петербурга. Оттуда стартуете на коптере-челноке, который доставит вас на орбиту, где пересядете на орбитальный космоплан, а потом… в общем, увидите. Добираться до Земли будете, как настоящий разведчик. Но там вас встретят представители спецлаборатории.

— Ага, понял. Добираться буду в капсуле, на манер кролика. А если не встретит меня представитель спецлаборатории, то попаду я на закуску к товарищам дикарям.

— Не такие уж они и дикари. Среди них, между прочим, проповедовал учитель по прозвищу Ботаник, совсем не дурак. — «утешил» большой начальник.

— Ну и чему он их научил? Что надо чистить клыки на ночь, что нельзя какать мимо горшка и есть сладкое перед обедом? Так нет же. Он сказал, что все машины — порождения преисподней. Ах, как удобно для нас, — варвары будут сидеть по уши в дерьме и радоваться. Случаем, этого Ботана не мы дикарям спустили?

Катерина поморщилась из-за моего невежества.

— Отставь свое ерничество, Фома Неверующий. Он научил землян вере в себя. Главная его заповедь: «Возлюби самого себя насколько сможешь.»

— Онанизм какой-то.

— Много лучше, — Катерина продолжил вдохновенно, как мадам профессор на последней лекции перед уходом на пенсию. — Его учение позволило многим людям адаптироваться к кошмарным условиям обитания, примириться так сказать со злом.

— Ага, без него было бы скучнее? — поддел я философствующую командиршу. — Зло необходимо, нельзя жаловаться на землетрясения и наводнения, на микробов и разных глистов. Надо с этим мириться, вместо того, чтобы строить дороги и дамбы, применять мыло и зубной порошок.

Но Катерина оказалась настоящим фэном этого самого Ботаника.

— Учитель, в принципе, сказал следующее: надо и среди грязи и зла чувствовать себя венцом творения. У Ботаника это называется выращиванием Древа Жизни; душа растит в себе Божественное семечко, поднимаясь из грязи в Небеса.

— Лихо закручено. Ну и как сложилась его судьба, я что-то забыл?

— Профессиональные душеведы из числа «творческой интеллигенции» быстро прикончили его, чтобы не путался под ногами, слепили религию под названием древесная вера, сделали ее обязательной, за чем следили с ревностью Торквемады, начали грести десятину и волочь на плаху изобретателей, как ведьмаков и волхователей…