Человек за дверью уставился на меня так недружелюбно, что я, особо не задумываясь, ответил:

— Полночь. — Приветливо улыбнувшись, я вежливо добавил: — Извините за беспокойство, месье…

— Мадам! — грубо перебил меня голос из-за двери.

Дверь распахнулась настежь, и в меня своей огромной грудью уперлась двухсоткилограммовая матрона. Заспанное лицо, выглядывающее из-под ночного чепчика, было похоже на тряпку для мытья полов, но вполне вписывалось в интерьер этой гостиницы.

— Мадам Дюпре, если быть более точной, — представилась она. — А вы, должно быть, месье Крэйвен, если я не ошибаюсь?

— Да… точно, — сказал я, удивленно моргая. — Но откуда вы знаете…

— Я не дура, молодой человек, — ответила мадам Половая Тряпка, высокомерно поглядывая на меня. — Два ваших приятеля предупредили, что вы приедете.

Уже через минуту сон с мадам как рукой сняло, а когда она затарахтела, продолжая разговор, каждое ее слово, сопровождавшееся выразительным взглядом, навело меня на глупые мысли о том, как бы она выглядела, если бы была на двадцать лет моложе и весила бы на полтора центнера меньше.

— Молодой человек приятной внешности, с белой прядью волос, — сказала она. — Месье Лавкрафт зарезервировал для вас номер.

— Здесь? — спросил я.

— Разумеется, здесь.

Женщина зашла к себе в комнату и через минуту вернулась с ключом длиной с мою ладонь.

— Комната двадцать один, на втором этаже, — сказала она, протягивая мне ключ.

Без всякой задней мысли я схватил ключ, но в последний момент остановился и в нерешительности замер между консьержкой и лестницей, ведущей наверх.

— А вы уверены, что месье Лавкрафт хотел, чтобы я… — неуверенно произнес я, поглядывая по сторонам.

— На все сто процентов, молодой человек. А что касается платы за номер, вы можете об этом не беспокоиться, потому что месье Лавкрафт заплатил вперед за две недели.

— Хорошо, — только и сказал я.

— Он попросил, чтобы я вас накормила, когда вы приедете, — с важностью сообщила мадам Половая Тряпка. — Правда, уже слишком поздно, но для гостей, за которых платят вперед, я готова сделать исключение.

— Это очень любезно с вашей стороны, — быстро ответил я. — Но сейчас мне хотелось бы поговорить с месье Лавкрафтом. В каком номере он поселился?

— В номере двадцать два, — доложила она. — Прямо напротив вашего. Но можете не торопиться идти к нему: господ там сейчас нет. — Взгляд женщины стал почти обольстительным. — А почему бы вам не зайти ко мне? Я бы сделала вам крепкий кофе.

— Потом, — чуть растерявшись, ответил я. Заметив, что она уже собирается открыть дверь и затащить меня к себе, я приветливо улыбнулся и добавил: — Конечно, выпить чашечку кофе было бы просто изумительно, но сейчас мне действительно нужно поговорить с месье Лавкрафтом. Вы не знаете, куда он отправился?

Мадам бросила на меня почти укоризненный взгляд, затем вздохнула, провела толстым пальцем по губам и почему-то указала на дверь.

— В оперу. Но уже нет никакого смысла ехать за ними вдогонку.

— Куда? — удивленно спросил я. — Вы уверены?

— Еще бы, — ответила она с обидой в голосе. — Я сама заказывала им экипаж. Но ехать вслед за ними бессмысленно: все билеты на представление давно распроданы. Сегодня премьера, и вам вряд ли удастся достать билет. К тому же представление скоро закончится. — Она сделала паузу и снова улыбнулась. — Почему бы вам не зайти ко мне и подождать, пока вернутся ваши друзья, за чашечкой кофе? Вы выглядите очень уставшим, и вам нужно срочно выпить крепкого кофе.

На какой-то момент я действительно заколебался и готов был принять ее предложение, потому что чувствовал себя измотанным и разбитым в прямом смысле слова. Мысль о том, чтобы ехать в парижскую оперу и ждать у театра, когда закончится представление, особо меня не прельщала. Но, заглянув в поросячьи глазки мадам Дюпре и догадавшись о ее совершенно определенных намерениях, я решил, что, пожалуй, немного свежего воздуха мне не помешает.

— Немного позже, — вежливо отказался я. — Когда я вернусь. Как мне добраться до оперного театра?

Улыбка на лице мадам стала ледяной.

— На карете, — сухо ответила она. — Но в это время вам ее не найти. По крайней мере, не в этом районе. А пешком идти не меньше часа.

Я был почти восхищен ее настойчивостью, но все же повторил:

— Поверьте, прежде всего мне нужно встретиться со своим другом. Будьте любезны, покажите, как добраться до театра, — попросил я, понимая, что мадам Дюпре не собиралась мне ничего показывать, кроме своих кружевных панталон. — Когда я вернусь…

Я не закончил предложение. В этот момент дверь за моей спиной с грохотом открылась, и я увидел размытый силуэт мужчины.

Мадам Дюпре оглушительно завизжала, а я невольно схватился за рукоятку своей шпаги. Но я не успел достать ее из трости, потому что через секунду ворвавшийся в гостиницу человек сорвал поломанную им дверь и отбросил ее в сторону. Я узнал его лицо. Вернее, то, что от него осталось: левая часть его головы была почти невредимой, а вот правую попросту разворотило: коричневатый материал, заменитель кожи, был разорван и свисал клочьями; железная кость под ним была разбита и примята, а из отверстия, в котором когда-то был стеклянный глаз, торчали разорванные серебристые проволочки.

— Но, месье, прошу вас, не делайте этого!

Лакей в отчаянии размахивал руками. Его голос стал пронзительным, а взгляды, которые он бросал на Говарда, однозначно свидетельствовали о том, что мужчина охвачен паникой. Но Говард не обращал на него никакого внимания. Он просто оттолкнул его в сторону и, опустив голову, прошел мимо. Откуда-то снизу послышались раздраженные голоса и топот ног нескольких человек. Не оборачиваясь, Говард решительно направился к узкой двери в конце коридора и, подойдя к ней, рванул на себя.

Музыка из оркестровой ямы зазвучала намного громче, когда он вышел на крошечный балкон. Чья-то рука легла ему на плечо, пытаясь задержать его, но Говард отбросил ее, развернулся и с такой злостью посмотрел на лакея, что тот невольно отступил назад.

— Прошу тебя, братГовард!

Несмотря на то что голос прозвучал очень тихо, эффект был такой, как будто Говарда ударили плеткой. Его рука, поднятая в попытке защититься, повисла в воздухе. Долю секунды он стоял неподвижно, затем неловко, словно марионетка, развернулся и уставился на темноволосого человека, который обратился к нему.

— Не нужно устраивать скандал, братГовард! — продолжил мужчина. — Ведь эти люди заплатили большие деньги за то, чтобы спокойно насладиться высоким искусством, которое ты вряд ли сможешь оценить по достоинству. — Он криво улыбнулся и указал рукой на свободное место, предлагая Говарду присесть. Обернувшись к лакею, который стоял в окружении подоспевших на помощь служителей театра, мужчина сухо произнес:

— Все в порядке, Жан-Люк, я знаю этого человека.

— Ты…

Голос Говарда дрожал от возбуждения, но мужчина остановил его резким, властным жестом.

— Прошу тебя, брат…не надо. Здесь посторонние.

Несколько секунд Говард с нескрываемой ненавистью смотрел на черноволосого мужчину. Его руки так крепко сжали театральный бинокль, что костяшки пальцев побелели. Но он все же подождал, когда с балкона уйдут все лакеи. После этого он придвинулся к мужчине, как будто собирался задушить его, и прошептал:

— Где она? Что ты с ней сделал?

— Что ты имеешь в виду? — Брови мужчины, тонкие, словно нарисованные, удивленно поднялись. — О ком ты говоришь, брат? Посмотри вокруг, здесь никого нет, мы одни.

— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю, изверг, — прошептал Говард. — Я видел ее. Зря ты передал мне эту посылку. Зря!

Говард схватил театральный бинокль и вплотную приблизился к своему врагу.

— Где Офелия, Сарим? Говори, или я даю тебе слово, что ты не уйдешь из театра живым!

Губы Сарима де Лорека растянулись в пренебрежительной улыбке.