«Ну уж из этой-то он не промажет, — усмехался про себя Ганс, подавая лагерфюреру заряженную винтовку. — Сам фюрер останется доволен…» Он с видом победителя посматривал то на припавшего к прикладу Шуберта, то на мишень. Не успел лагерфюрер положить винтовку после последнего выстрела, а уж Ганс, выставив левое плечо вперед, будто пробиваясь сквозь толпу, приближался к щиту.

— Майн готт! — прошептал он, наклонившись к мишени, и побледнел.

Эта мишень оказалась еще хуже первой Ганс трясущейся рукой положил ее на барьер перед молчаливым, затаившим грозу лагерфюрером, потом сделал шаг назад и замер, вытянувшись в струнку.

Шуберт не спеша достал носовой платок, снял офицерскую фуражку и стал вытирать почти совсем лысую голову.

— Ты что же, дурак, так плохо пристреливаешь винтовки, негромко, но значительно спросил лагерфюрер, после того как положил платок в карман.

Шуберт разыгрывал из себя уравновешенного, хорошо воспитанного человека, хотя был сейчас внутренне взбешен.

— Так, так, — продолжал он играть с Гансом, как кошка с мышкой. — Совсем негодное оружие собираешься на фронт отправлять? А? Тебе что, дурак, работать здесь надоело? В команду отправить? Или, может быть в гестапо захотел? Что молчишь, отвечай!

При упоминании о гестапо у Ганса задрожали поджилки. Хотя он сам был порядочный головорез и много невинных жизней погубил, служа фюреру, но страшно боялся попасть в руки других головорезов. Преданный идеям нацизма эсэсовец не хотел испробовать на себе все его прелести. Устремив на лагерфюрера фанатичный взгляд и выпятив вперед подбородок, похожий на носок старого сапога, солдат залепетал:

— Я все исправлю… Я… Я все сделаю, герр лагерфюрер.

— Ну, ну, — многозначительно произнес Шуберт и вышел из тира.

Оставшись один, Ганс долго еще стоял на том месте, где разразилась над ним гроза. Потом, прошептав «майн готт, майн готт!», солдат поплелся к пирамиде и взял винтовку. Проверил ее бой. Он был хороший. Ганс еще одну винтовку взял из этой же, левой пирамиды. Винтовка стреляла плохо. Третья-тоже. Четвертая била кучно, метко.

Ганс проверил и правую пирамиду. То же самое. Одна винтовка бьет хорошо, другая плохо. Полная неразбериха. И это у него, у человека, который любит идеальный порядок! От этой мысли эсэсовец, старый вояка, заскрежетал зубами.

Все было ясно. Винтовки в пирамидах перепутаны. Но как это случилось? Ведь они не сами же поменялись местами.

— Доннер веттер! — прорычал вдруг Ганс.

Он забыл про русского подростка! Над Петькой нависла опасность.

ЕСЛИ БЫ НЕ НАХОДЧИВОСТЬ

— Дядя Яша, расскажите какую-нибудь сказку, — послышался звонкий голос из глубины барака, с верхних нар.

Яков Семенович Гофтман только что вошел в спальню.

— Вот, стоит только к вам ступить — и уж давай сказку, — рассмеялся он. — Сегодня будет не сказка. Нет больше у меня их в запасе.

— А что же Вы расскажете? — свесилось с нар сразу несколько голов.

— Да так, разные слушки, побасенки всякие…

— Рассказывайте, рассказывайте!..

И Яков Семенович, сыпля шутками и прибаутками, передает ребятам всю очередную сводку Совинформбюро. Посторонний человек, случайно зашедший в барак, мог бы подумать, что штубендинст с ребятами просто забавляется. Так, мол, пустячки какие-то. А дяде Яше только того и нужно было: дети понимают, а остальным не надо. Сегодня ребята узнали, что наши войска, очистив остатки родной советской земли от врага, уверенно гонят его на запад. И сразу загорелись детские глазенки, пошел по всем нарам восторженный приглушенный шепот.

«Скорей, скорей громите фашистов, бесстрашные советские воины, — так и хотелось крикнуть Петьке, чтобы услышали его там, где сейчас рвутся снаряды и бомбы, свистят пули. — Отомстите эсэсовцам за наши мучения! Это они затравили собаками Колю Науменко, это они избивают узников до смерти, душат на виселицах, расстреливают в конюшне, сжигают в крематории. Смерть, смерть им!»

Недавно Петька заглянул в щель забора, окружающего крематорий. Он увидел страшную картину: там высились три длинных штабеля, сложенные из трупов. Так складывают только дрова. К необыкновенной поленнице подходили работники крематория и клали на носилки окоченевшие трупы. Печи непрерывно требовали топлива. Другие рабочие приносили свежие трупы и бросали на верх штабелей. Петька содрогнулся и отпрянул от щели…

Долго ли эсэсовцы будут удобрять свои огороды человеческими жизнями? Скорей, скорей приходите, освободители!

— Петя, не спишь? — спросил Яков Семенович, слегка потрогав его за ногу. — Зайди ко мне в штубу…

Петька не заставил себя долго ждать.

— Садись вот тут, — указал дядя Яша на свою койку. — Давай побеседуем. Со всеми вместе я поговорил, а вот теперь с одним…

— Интересно вы рассказываете, дядя Яша! Ведь все знаете, что на фронте делается…

— Нужно знать, Петя…

Дядя Яша внимательно посмотрел на Петьку, словно стараясь узнать его еще больше:

— Ну, как дела в тире? Винтовки путаешь?

— Путаю, дядя Яша.

— Так, так… Конечно, это не плохое дело, ущерб фашистам наносишь. Но если принять во внимание огромный риск для жизни, то вряд ли эта овчинка стоит выделки. Когда — нибудь тебя могут поймать. Не все же там такие недотепы, как Ганс.

— А кто это может?..

— Кто — нибудь из офицеров. Шуберт или Рей…

Петька слушал и удивлялся: откуда дядя Яша знает и Ганса, и офицеров? Ведь он в тире никогда не был. Видно, у дяди Яши есть друзья, через которых он о многом знает.

— Так вот, путанье винтовок надо оставить, — продолжал Яков Семенович. — А чтоб твоя смелость даром не пропадала, есть одно дело. Оно не менее трудное и опасное, но очень нужное. Ты, наверное, уже прикидывал, можно ли выносить из тира патроны для винтовок и пистолетов?

Дядя Яша не отрывал взгляда от Петькиного лица: уж не слишком ли много он требует от мальчишки.

— Патроны можно проносить, я сумею. Им меня не поймать!

— Ну, ну, не очень-то храбрись, — мягко заметил Гофтман. — Главное — будь осторожен, Петя. Не суйся в воду, не зная броду. Вот так. Все сначала продумай, а потом уж и… Понял?

— Понял!

— Все, что пронесешь, будешь складывать в тайники, которые мы с тобой вместе облюбуем.

Дядя Яша положил ладонь на Петькино плечо и еще раз предупредил:

— Будь осторожен, не лезь на рожон. Старайся, чтобы тебя никто не увидел, когда будешь у тайников. В общем, опасность везде подстерегает. В случае провала бежать нам некуда, от смерти тут не спрячешься. Будут казнены и те, кого выдашь на допросах. Ну, я на тебя надеюсь.

— Да хоть на куски будут резать, все равно ничего не скажу!

— Через недельку надо привлечь к этой работе и других ребят. На кого ты больше всего надеешься?

Петька стал перечислять:

— Митя Бужу, Илюша, Владек…

— Хорошо, — согласился Гофтман. — Укажи каждому тайник, куда ты будешь класть патроны, а ребята будут приносить их в лагерь.

— Дядя Яша, а можно доверить это французу Жану и бельгийцу Руди? — спросил Петька. — Они не продадут, можно?

Дядя Яша не говорит Петьке о тайной организации. Но она есть. Теперь Петька в этом уверен. Ну погодите же, фашисты!

О своих радостных догадках Петька никому ничего не скажет. Вот где она, военная тайна!

— Ну, договорились? — еще раз коснулся его плеча дядя Яша. — А теперь, Петя, надо детали продумать. Как ты будешь выносить патроны, в чем?

Петька взглянул на свои колодки:

— Вот где можно маленький склад сделать. В них я сделаю гнезда для винтовочных патронов.

— Пожалуй, ты прав, — одобрил дядя Яша. — А пистолетные?..

— Пистолетные? — подумал Петька. — А мютце на что?.. Можно и в мантель [10], под подкладку, запрятать.

— Хорошо. Но учти, что в каждом деле нужно знать меру. Пистолетных патронов ты должен приносить за один раз не более десяти штук. А винтовочных— пять, шесть…