год ты получишь шанс благодарить меня очень часто!». Тогда же

меня и поцеловали… впервые. Меня потом долго рвало за домом,

где сидела в промежутке между сарайчиками и терла губы снегом

чуть ли не до крови. Я знала чего хотел от меня наш лорд земли, не

могла не знать – деревенские дети очень рано понимают, что

животные занимаются не играми, а кое-чем другим, от чего потом

появляются собачата, козлята, телята… Так что я знала, понимала

все очень отчетливо, и меня мутило, от отвращения и страха… А

потом пришла наша кошка, начала тереться об меня, мяукать,

подталкивать к дому. Наверное, если бы не она, я замерзла бы в

снегу…

Отец узнал обо всем спустя несколько дней. Нет, мы и так знали,

что лорд оплатил папино лечение, а мы ему в залог оставили дом,

просто папа никак не мог понять, от чего такая щедрость со

стороны лорда. А еще ему очень не понравилось, что я ходила как

в воду опущенная, папа несколько раз спрашивал, но я лишь

отмалчивалась. Никогда не забуду тот вечер - мы ужинали, я

держала на руках и кормила маленького Нэку, мама кормила

младшенькую Сиру. Отец поел быстро, потом встал, начал искать

те бумаги, нашел, сел у окна… А потом сильный и решительный

мужчина поседел на глазах. Его так не испугала даже схватка с

загрызнем, потому что даже израненный отец оставался

темноволосым, а страх за меня остался ледяной изморозью на

висках.

Отец тогда промолчал, просто вышел на улицу и долго не заходил в

дом. Мама поняла, что что-то не так, посмотрела на меня…

осознание беды, наверное, накрыло ее именно тогда. Нет, скандала

не было, криков и слез тоже. Мы покормили детей, уложили всех

спать… Потом родители вышли на улицу и вот там он на нее орал.

О Бездна, как же он кричал. А я сидела у печки и слышала все,

каждое слово… Про то, что лучше бы он сдох… лучше бы

загрызень его просто сожрал… что лучше бы он остался калекой,

но только не это… Мама не оправдывалась, она давилась слезами,

стараясь не плакать громко, чтобы не разбудить младших… А

потом отец вошел в дом, увидел сжавшуюся на лавке меня и прямо

спросил: «Ты знала?». Пришлось сказать правду. На маме после

моего рассказа лица не было, отец опять вышел.

Вот так я стала «живым покойником» в доме. Мама просила

прощения…

всегда,

постоянно,

непрерывно.

Словами,

прикосновениями, поступками. Она старалась освободить меня от

любой работы по дому, запрещала младшим доставать или дергать

меня, и больше не было «Дэя, принеси», или «Дэя, сделай»,

началось «Хочешь чего-нибудь?», «Испечь твой любимый пирог?»,

«Иди отдохни, солнышко». Не могу сказать, что раньше меня

сильно заставляли, просто я была старшей в семье, я была маминой

помощницей, а стала… Стоило маме посмотреть на меня и в ее

глазах появлялись слезы, она годами поедом себя ела за то, что

подписала не глядя.

А я? Я была старшей в семье, и я понимала – погибни отец, что

стало бы со всеми нами? Я не обиделась бы на родителей, даже

знай они, что отдают меня в долговое рабство, но… отец не отдал.

Съездил в город, обратился к офицерам Дневной стражи. К

сожалению, даже их посещение лорда Градака ничего не решило.

Бумаги оказались подготовлены отменно, и лазеек у отца почти не

осталось. Кроме одной – до тех пор, пока выплачивается

определенная сумма в год, забрать меня в долговое рабство лорд

земли не мог. И отец практически перестал бывать дома – он стал

лучшим охотником не только в Загребне, но и во всей округе. А

однажды ночью, когда он пришел на недолгую побывку, как всегда

принести деньги и мясо, я услышала, как он сказал маме: «Я занял

деньги у торговца мехами. Долг большой, но я выплатил лорду

Градаку за три года. Выплатил в присутствии офицеров Дневной

стражи, потому что… он не хотел деньги брать. Ему не деньги

нужны, но я не отдам Градаку нашу дочь, обещаю тебе. Три года у

нас есть, я буду много работать, мы сможем и детей поднять и

сберечь Дэю. У нас все будет хорошо». Хорошо было, но не

совсем.

В наших местах девушки рано выходят замуж. В четырнадцать уже

бегают на посиделки в доме свахи зимой, летом на танцы за

деревней, к шестнадцати идут в семью мужа. Так и мои подруги

строили глазки, влюблялись, ходили на свидания - я нет. Я

запретила себе даже думать об этом раз и навсегда. Робкие

ухаживания наших парней, оставленные у ворот букеты полевых

цветов, сваты иной раз появляющиеся на пороге нашего дома. Я

говорила «нет» всегда. Мама лишь украдкой вытирала слезы, отец

сжимал челюсти, но что он мог мне сказать? Он и так работал на

износ, я знала об этом.

Время шло, три отпущенных мне года заканчивались, но однажды я

возвращалась из города и увидела нашу кошку. Кошке полагалось

сидеть дома, но она почему-то оказалась в Ринсе. Я бросилась за

ней, пробежала через всю улицу, и поймала Царапку только у

отделения Дневной стражи. Подхватив кошку уже хотела уходить,

как услышала доносящееся из окна: «Вот покидаете вы нас, мастер

Нэбер, а кого на ваше место? И ведь место-то хорошее, и

государственное обеспечение, и жилье казенное, и паек, и в

долговое рабство за пристрастие к азартным играм не упекут,

государство если что прикроет, а мало у нас проклятийников-то».

И я увидела выход. Выход из той западни, в которой оказалась.

Домой бежала, придерживая кошку и юбку, и стараясь не потерять

корзину с покупками. Каково же было мое удивление, впрочем, и

недовольство, когда путь мне преградил всадник на черном

крылатом коне. Спрыгнув с лошади, и не обращая внимания на

шипящую кошку, лорд схватил меня за подбородок, заставив

смотреть на него и усмехаясь, сообщил две вещи – время мое почти

истекло, во-первых, и на сей раз у отца не хватит денег, во-вторых.

Молча согласилась со всеми его сообщениями. Впечатлилась

размером моих неприятностей, прослушала, что именно со мной

сделают и как именно. Я выдержала все. Гладила и успокаивала

кошку, кусала губы, но слушала молча. Досадуя и негодуя лорд в

итоге меня покинул, я вернулась домой и поговорила с мамой. С

мамой, не с отцом, отец бы не отпустил. Мама сходила к бабушке,

взяла у нее деньги и ночью провела меня к почтовому экипажу. Вот

так я покинула родную деревню и прежнюю жизнь.

Прибыв в Ардам остановилась у почтенной госпожи Нурхи, тещи

того самого торговца мехами, у которого отец когда-то занимал

деньги. Я готовила, выдраивала дом, выслушивала все капризы

престарелой гномихи и по ночам готовилась к вступительным

экзаменам в Академию Проклятий. В то лето истек срок,

купленный моим отцом у лорда земли, и вскоре за мной пришли.

Меня дома у родителей уже не было. Даже мой отец, который знал,

что я в столице Приграничья и бросился за мной на второй же день,

как я уехала, найти не смог, так домой и вернулся. А я сдала

экзамены, поступила и к тому времени как люди лорда Градака

меня нашли, уже являлась адепткой и, следовательно, отчуждению

в личную собственность не подлежала. Правда пришлось повторно

выслушать, что именно лорд со мной сделает, когда тупую

крестьянку отчислят из академии, а в том, что отчислят, он не

сомневался - я даже читала с трудом, так как школы в Загребне не

было. Но я выслушала молча, потому что в отличие от него точно

знала - я лучше сдохну, но не вернусь домой отчисленной из

академии. И я действительно пошла на все.

Когда мне предоставили комнату в общежитии, ушла от госпожи

Нурхи и начала искать работу, потому что подчтенная гномиха

считала что платит мне возможностью спать под крышей, а мне