— За четверть века она привыкла!

Закрыв дверь тайного хода и заперев ее изнутри, чтобы снаружи никто не смог ею воспользоваться, они наложили печати на входную дверь и отправились в Шатле. Там их уже ждал Рабуин; агент лихорадочно расхаживал из угла в угол.

— Судя по вашему возбужденному виду, поиски увенчались успехом, — сказал Николя, положив на стол окровавленную рубашку.

— Сейчас вы сами убедитесь, — ответил Рабуин, разворачивая бумагу. — Из всех домов, список которых мы составили, мое внимание привлек только один, и вот почему.

— Расскажите нам.

— Во-первых, лицо, проживающее там, числится среди наших клиентов. Имя его не сходит со страниц ежедневных отчетов Марена, тех, что прежде отправляли господину де Сартину, а теперь отсылают господину Ленуару; в этих отчетах содержатся сведения, полученные от инспекторов и осведомителей. Наш клиент упоминается в разделе скандальных галантных похождений, и, судя по тому, что о нем пишут, он быстро приближается к той незримой черте, за которой порок протягивает руку преступлению.

— Он нас дразнит! — проговорил Бурдо, поднимая голову; он сидел за столом, устроив на нем локти и опустив на руки голову.

— Итак, чтобы и дальше не тянуть кота за хвост, скажем, что человек, о котором идет речь, давно и хорошо известен в мире порока. Почему?

— Да, почему? В самом деле, Рабуин, ближе к делу! Время поджимает, а ты испытываешь наше терпение, — проговорил с нетерпением Николя.

— Так вот, он является магистром общества либертенов, именуемого «Орденом блаженства». Члены ордена дают клятву делать друг друга счастливыми. Это общество гермафродитов практикует чередование и смешение полов…

— И где они собираются?

— Иногда в особняке Магистра, на Монпарнасе, где, действительно, имеется оранжерея с экзотическими растениями. Иногда в карьерах в Вожираре или же в иных местах, которые нам еще предстоит отыскать.

— Однако, все это более чем странно! А что еще вам известно?

— Во-вторых, в обществе влияние этого любителя юной плоти возрастает с каждым днем, ибо он — это маркиз де Шамбона, женившийся на мадемуазель де Леспинасс-Ланжак, внебрачной дочери герцога де Ла Врийера и «прекрасной Аглаи».

— Черт побери, — выругался Бурдо, — кто бы мог подумать!

— Он заключил этот союз с единственной целью: поправить свои расстроенные дела, — продолжал Рабуин, — но ожидания его не оправдались, и он, откопав кое-какие интересные сведения, стал шантажировать министра. Он намекнул, что ему известно, что в свое время супруг «прекрасной Аглаи», граф Сабатини, был незаконно сослан на острова по приказу министра.

— Не будем терять времени, — проговорил Николя. — Немедленно возьмите особняк маркиза де Шамбона под неусыпное наблюдение. То, что сейчас рассказал нам Рабуин, прекрасно согласуется с сообщениями Ретифа, с полупризнаниями Полетты и результатами нашего обыска на улице Кристин. Бурдо, берите рубашку и без промедления отправляйтесь в особняк Сен-Флорантен. Найдите мне лакея министра и любой ценой выясните у него, принадлежит ли эта рубашка его хозяину. А еще мне нужно как можно скорее получить подробный доклад обо всех перемещениях герцога за последнюю неделю, дабы проверить, может у него быть алиби или нет.

— Нет ничего проще, господин Николя, — отозвался Рабуин. — Не так давно я установил приятельские отношения с кучером министра: в часы простоя он никогда не упускает возможности пропустить стаканчик. Угостив его напитком покрепче, — потом я вам составлю отчет о расходах, — я сумел вытянуть из него необходимые сведения.

— Рабуин, ты получишь не только вознаграждение, но и премиальные!

— Деспотизм плодовит на премии за аморальность, — назидательным тоном произнес Бурдо.

— Однако, господин инспектор, — таким же тоном ответил Николя, — многие люди, коих считают беспринципными, относятся к своей работе в высшей степени добросовестно. Мы слушаем тебя, Рабуин.

— Получается, что его светлость герцог де Ла Врийер вот уже несколько месяцев ночует вне дома.

— Это не ново. Сначала была «прекрасная Аглая», потом ее сменили порочные красавицы, коим несть числа.

— Вполне возможно, — продолжил Рабуин, — ибо по ночам он приказывает везти себя в разные места, потом отпускает карету и исчезает. Слуги заинтригованы, они даже пытались проследить за ним, но безрезультатно. Получается, что на то время, когда были совершены все три убийства, означенный министр не имеет алиби.

— Черт побери, — с тревогой в голосе вскричал Бурдо, — все эти преступления связаны друг с другом! И кто знает, какие еще кошмарные убийства могут произойти, пока мы, наконец, не обратим наше внимание на особняк Сен-Флорантен?

— Вот видите, вы прекрасно понимаете важность полученного вами задания, — заключил Николя. — Так что, дорогой Пьер, во что бы то ни стало надо выяснить, принадлежит ли эта рубашка министру.

Ощущая настоятельную потребность поставить точку в расследовании, Николя остался один в дежурной части и достал свою маленькую черную записную книжку. По мере чтения записей он на отдельном листе делал пометы, надеясь, что, собрав все мысли воедино, он сумеет отыскать разумный и не противоречащий логике путь, ведущий к истине. Исписав лист до конца, он внезапно осознал, что сложившаяся у него в голове картина преступления сознательно внушена ему извне и имеет мало общего с действительностью. Кто-то невидимый властной рукой направлял ход вещей, и он безотчетно подчинился этой власти. Чем больше он перечитывал свои заметки, тем больше отдавал себе отчет, что показания свидетелей относительно смерти Маргариты Пендрон, случившейся в особняке Сен-Флорантен, искажали истину, обманули его проницательность и сбили его с толку. Чтобы докопаться до истины, следовало начать все сначала. Но времени на уговоры свидетелей больше не было, и хотя он всегда был против назначаемых правосудием допросов с пристрастием, которые проводили Сансон и его подручные, он решил, что угрозы применить пытку, без сомнения, хватит, чтобы даже самые упрямые перестали лгать. Зная, что во время допроса с пристрастием многие огульно признавали себя преступниками, он не мог не опасаться, как бы его угрозы не привели к такому же результату. Он стал думать, как наилучшим и наиболее убедительным способом пригрозить свидетелям, дабы те, наконец, сказали правду. Бессмысленно еще раз допрашивать всех. Впрочем, разве можно доставить на допрос с пристрастием герцогиню де Ла Врийер? Надо как следует обдумать, кого можно и кого следует хорошенько припугнуть. Если он имеет дело с постройкой из лжи, искажающей события и порядок их следования, значит, стоит сдвинуть один кирпич, и все здание рухнет. Поразмыслив, он решил, что, согласно вновь избранной стратегии, надобно припугнуть старшую горничную герцогини Эжени Гуэ. Не лишено интереса пригрозить допросом с пристрастием и привратнику Жаку Блену, влюбленному в Маргариту. Немедленно вспомнилась реплика Бурдо: почему рагу из трех кроликов, и почему соус без добавления крови? Наконец, беседа с малышкой Жанеттой Леба позволит узнать больше о жизни Маргариты Пендрон. Николя надеялся, что повторный допрос ускорит ход событий, и ниточка, вытянутая из канвы преступления, мало-помалу поможет распустить и самое изделие.

Сознавая, что в ближайшие часы он никаких шагов предпринять не может, он решил дать себе передышку: благоразумие подсказывало дождаться результатов исполнения заданий его помощниками. День подходил к концу, и он ощутил голод. Покинув стены старинной тюремной крепости, он мгновенно окунулся в уличную суету, и вскоре запах, исходивший из котелка с отварными каплунами, начал искушать его. Купив у уличного торговца плошку бульона, где плавали кусочки мяса, он с наслаждением проглотил нехитрое кушанье. Крупинки соли хрустели на зубах. Он закрыл глаза, и в ту же минуту перед ним предстало ослепительно сверкавшее на солнце соляное болото Геранда; таким он запомнил его с детства. Мальчишкой он часто прибегал туда; смочив палец, он собирал на него соляные кристаллы, слизывал и собирал снова… На другой берег он отправился пешком: движение всегда помогало ему освободить ум от накопившихся противоречивых мыслей. Целительная ходьба способствовала умственному опустошению, и он мог заново выстраивать версию, не опасаясь ненужных соображений, сбивающих его с пути истинного.