Лестница привела их в погреб с маленькой решетчатой дверью, выходившей в крошечный фруктовый садик; птичка успела благополучно улететь. Сыщики вернулись на антресоли. Внимательно осматривая помещение, Николя почувствовал, как под ногой у него что-то хрустнуло. Наклонившись, он подобрал очки с закопченными стеклами; одно из стекол он раздавил.

— Не стоит искать дальше, — произнес он. — После того как мы потревожили его в Русской гостинице, лорд Эшбьюри, без сомнения, скрывался здесь.

Он стукнул себя кулаком по голове.

— И вы еще смеетесь над Ноблекуром! Разве не очевидно, что самое надежное убежище следовало искать в нескольких шагах от гостиницы? И он нашел его, а мы ничего не заподозрили! Он переиграл нас, переиграл полностью!

И лихорадочно продолжил:

— Кого он принимал? Очевидно, своего сообщника, Эда Дюшамплана, тот, без сомнения, являлся одним из его агентов! Возможно, у нас его труп. Но почему он убил его? Избавился от него, а потом вернулся сюда? Стоит мне только подумать, что он уже далеко, как я готов кусать себе локти!

— Интересно, кто приносил ему еду? — поинтересовался Бурдо.

— Это настоящий виртуоз перевоплощения. Теперь мы знаем, что здесь есть выход, и он пользовался им без всяких помех.

Николя осмотрел гардеробную при входе; там висели плащи и шляпы, стояли башмаки. Взяв одну пару, он протянул ее Бурдо.

— Отложите их в сторону, они могут нам пригодиться.

Не понимая, на что намекает его начальник, Бурдо тем не менее согласно кивнул. Считая шаги, комиссар расхаживал по гардеробной: судя по всему, он пытался что-то измерить.

— Идите сюда, — позвал он Бурдо. — Смотрите, из чего бы ни была сделана несущая стена, разделяющая гардеробную и гостиную, она не может быть такой толщины.

Раздвинув висящую одежду, они увидели украшенную лепниной деревянную перегородку. Одно из лепных украшений выдавалось вперед, из чего комиссар сделал вывод, что, скорее всего, оно и приводит в движение потайной механизм. Начав осторожно вращать лепной выступ, он увидел, как часть перегородки отъехала в сторону, открыв доступ к еще одной кладовой, забитой женской одеждой; там висели платья, дезабилье, казакины, карако, юбки, шали, кружевные чепцы, корсажи, плащи и целая коллекция париков, при виде которых Сартин наверняка побелел бы от зависти. Парики висели на гвоздях: женские и мужские, с одним и двумя хвостами, с кошельками, с тупеями, с хвостиками, завязанными лентами, парики аллонжевые, а-ля Катоган, а-ля аббат, завитые а-ля «крыло голубя»…

— Напоминает наш чулан со старьем для переодевания, — задумчиво промолвил Бурдо.

В тайнике стояли также женские туфли. Николя сравнил их с отложенными в сторону башмаками: размер совпал. Бурдо расхохотался.

— Черт побери, вы и это предвидели!

— Не совсем, — ответил Николя.

Он и вправду не знал, зачем ему эти башмаки.

В углу валялась скомканная окровавленная мужская рубашка. Николя снова задался вопросом, отчего он до сих пор не сумел отыскать нить, связующую воедино накопившиеся с начала расследования улики: они по-прежнему являют собой полный хаос. Пока он боролся с невеселыми размышлениями, в комнату кто-то вошел. Обернувшись, они увидели перепуганные лица Дюшамплана-старшего и сопровождавшей его супруги, женщины без возраста, бледной, с покрасневшими глазами; она была одета в серое платье, а голову ее прикрывала серая мантилья.

— Могу я спросить, господин комиссар, на каком основании вы вторглись в жилище моего брата? Мы услышали шум выстрела и страшно перепугались.

Стоя в дверях гардеробной, Николя преграждал вход в нее.

— Видели ли вы брата после моего посещения?

— Нет. А что здесь произошло?

Пытаясь разглядеть, что скрывается внутри гардеробной, Дюшамплан-старший попытался отстранить Николя. Бурдо живо погасил свечи.

— Здесь жил посторонний человек, — сурово произнес Николя. — Вы об этом знали?

— Разумеется, нет.

Николя сделал знак Бурдо, тот отошел в сторону и вновь зажег свечи.

— Итак, сей склад ни о чем вам не говорит? Содержимое этой гардеробной, поистине, достойное лавки старьевщика, не пробуждает в вас желание дать объяснения, коих мы от вас ждем?

Скорее обреченно, нежели удивленно, Дюшамплан окинул взором кладовую. Его жена, приблизившись, дрожала и цеплялась за руку мужа.

— Надо им все сказать, — простенала она. — Вы не можете молчать. Вы только хуже сделаете.

— Что сказать? — грозным голосом поинтересовался Николя. — Может, вы скажете, откуда здесь эти дамские тряпки?

— Обноски из гардероба моей жены.

— О, мои комплименты, сударыня, — произнес Николя. — Вы рискуете носить парики а-ля Катоган и избавляетесь от почти новых платьев? Прекрасно понимаю, почему вы выбросили их на свалку! И эти туфли тоже, не так ли?

— Разумеется, сударь.

— В таком случае, сейчас мы кое-что проверим. Сударыня, прошу вас примерить их.

Он протянул госпоже Дюшамплан бальные туфельки без задников, украшенные белыми кружевами.

— Послушайте, господин комиссар, что вы этим хотите сказать?

— Советую вам, сударыня, примерить туфли.

Не зная, куда девать руки, она в нерешительности смотрела на мужа и в конце концов залилась слезами.

— Сударь, — произнесла она, — я не хочу обманывать правосудие. Это не мои туфли, равно как и платья.

— Благодарю вас, сударыня, именно это я и хотел от вас услышать. Хотя с первого взгляда ясно, что они не подходят вам по размеру. Но тогда чьи же они? Кто из ваших родных — младший брат или шурин? — переодевались в женское платье?

— Такое иногда случалось с Эдом, — смущенно проговорил Дюшамплан. — Разумеется, это было крайне легкомысленно с его стороны, но он играл, забавлялся, устраивал себе что-то вроде карнавала или бала-маскарада…

— И часто он переодевался? — поинтересовался Николя.

— Несколько раз в неделю, — с раздражением в голосе ответила жена.

— Увы, — добавил Дюшамплан, — боюсь, как бы мой младший брат не ступил на стезю порока. Он приобрел привычку переодеваться для участия в вечерах, во время которых они столь бурно развлекались… нет, я даже понятия не имею, что они там делали… Но состояние, в котором он возвращался, меня пугало.

— Ваша старшая сестра об этом знала?

— Не так давно она застала Эда в женском платье. Он выдумал какую-то путаную историю, стал уверять, что помогал герцогу де Ла Врийеру укрощать строптивых красавиц, которых поставлял ему наш зять Миссери, служащий у министра дворецким…

— Значит, сестра ваша знала…

На протяжении некоторого времени он обдумывал новый поворот событий. Сестра Луиза от Благовещения сообщает новость герцогине де Ла Врийер, герцогиня устраивает сцену министру… Но как события разворачивались дальше, он пока не мог себе представить.

— Следовало бы заключить в тюрьму вас обоих до окончания расследования, — заявил Николя. — Но я готов поверить вам на слово. Я запрещаю вам покидать дом. Не забывайте, что и днем и ночью за вами будут наблюдать мои люди. А теперь уходите.

Как только супруги удалились, он подобрал окровавленную рубашку и что-то отметил в своей черной записной книжечке.

— Не лучше ли отправить эту парочку в Шатле? — проворчал Бурдо.

— За ними, скорее всего, следят, и не только мы, поэтому я не хочу их спугнуть. Во всяком случае, как мы убедились, обследовав этот дом, не я один предосторожности ради предпочитаю уходить через черный ход!

Поведав Бурдо, каким образом ему нередко приходится покидать дом на улице Монмартр, он спросил:

— Полагаю, посольство Англии находится под наблюдением?

— Постоянно, начиная с заключения мира. Но, возможно, это вошло в привычку и бдительность ослабла.

— Лорд Эшбьюри мог укрыться в посольстве, надо удвоить бдительность. А что у нас с выращиванием ананасов?

— Рабуин шерстит список в Шатле и наводняет город и предместья нашими агентами. Возможно, он уже нашел то, что вы ищете.

— Боюсь, что и в это воскресенье я вам покою не дам. Ваша жена проклянет меня.