Я видел, как Фурии охватил огонь.

Я шел по улицам, заваленным трупами его жителей, слышал крики насилуемых женщин.

Я последовал за человеком с двумя мешками, которые, должно быть, были наполнены золотом.

Он поднялся на вершину башни.

Спартак сидел на низкой стенке и смотрел на море, сверкавшее вдали.

— Ты хотел знать, кто я такой, — сказал человек, бросая к ногам Спартака мешки. — Я Калликст, галл. Этим золотом, — он пнул один из мешков, — ты сможешь заплатить пиратам.

Спартак не шевельнулся. Галл покинул башню бегом, будто остерегаясь чего-то.

Я подошел к Спартаку, он обернулся ко мне.

— Только не говори мне о своем Едином Боге, о Владыке Справедливости, — сказал он, поднимаясь. — Я хотел завоевать этот город, не разрушая, не проливая крови. В нем бы я встретился с главарями пиратов. Из этого города мы могли бы дать отпор легионам Красса. Мы могли бы объединиться с другими городами. Мы могли бы подготовить поход на Сицилию. А теперь у нас есть золото, а еще руины и целые улицы трупов.

Его лицо искривила гримаса отвращения.

— Они не свободные люди, — сказал он. — Они так и остались зверями. С ними нужно обращаться соответственно: дрессировать как лошадей или диких животных.

— Тогда ты больше не Спартак, — сказал я.

— Спартак выживет, если будет бороться и одерживать победы. Побежденных быстро забывают. Помнят тех, кто сражается как свободные люди, а не как дикие звери.

Он сжал рукоять меча и сказал то, что я предпочел бы не слышать:

— Мне следует убить этого галла. Может быть, страх заставит этих животных сражаться как свободные люди.

Спартак собрал свое войско у стен теперь уже мертвого города.

Наевшиеся люди дремали, опираясь на оружие.

Он подошел к первым рядам.

— Вы сожгли и разграбили этот город, — крикнул он. — Вы убивали, пили и насиловали. Я не хотел этого.

Люди понемногу просыпались, выпрямлялись, будто каждое слово Спартака хлестало их как прут.

— Я ваш предводитель, однако вы отказались повиноваться мне. Вы последовали за Калликстом, будто он ваш главарь. Калликст, выйди ко мне!

Рабы расступились. Галл медленно подошел к Спартаку. Он остановился в нескольких шагах от него и крикнул:

— Я дал тебе золото, как ты хотел, и мы взяли то, что нам было нужно. Вот справедливость!

— Ты сказал: «Завтра может не настать».

— Я сказал, что нужно брать все, что можешь взять.

— И ты взял это.

Спартак сделал два шага навстречу галлу.

Блеск лезвия, выхваченного из ножен, ослепил меня.

Голова галла покатилась по земле.

В тот же момент Спартак воскликнул:

— Завтра не настанет для того, кто не слушается Спартака!

52

— Тело галла и его отрубленная голова высохли на каменистой земле, окружавшей стены Фурий и простиравшейся до побережья Тарентского залива. Я не видел, — продолжал Иаир, — чтобы хоть один раб попытался похоронить этого человека, которого они единодушно поддержали и за которым последовали.

Я наблюдал за ними.

Я сидел перед палаткой, которую Спартак велел поставить на возвышенности, откуда были видны город, его окрестности и весь залив.

Он ждал, когда прибудут суда киликийских пиратов.

Не скрывая нетерпения, он ходил по вершине песчаного холма, на котором росло несколько кустов, согнувшихся под ветром.

Он остановился передо мной, внимательно посмотрел, будто не решаясь заговорить, потом повернулся и взглянул на рабов, охранявших тело галла.

Они махали руками, пускали камни из пращи, кричали, потрясали оружием, отгоняя хищных птиц.

Рабы подбили нескольких птиц, отбросили их подальше, к палатке Спартака.

Мертвые птицы упали в сотне шагов от нас, черные и белые пятна на желтой земле.

— Они этого не забудут, — сказал я Спартаку.

Он отошел, будто не услышав меня, поговорил с Курием, спросил его, что воинам удалось узнать о легионах Красса, вышедших из Кампании и Лукании, и какой ответ дали киликийские пираты его посыльным, Питию и Посидиону.

Люди Курия сопровождали двух греков до оконечности Бруттия, самой южной точки Италии, будто выталкивавшей остров Сицилию в открытое море. Там находились пиратские суда.

Питий и Посидион несколько раз поднимались на суда, затем возвращались на сушу. Затем сообщили людям Курия, что поплывут вместе с пиратами в Тарентский залив, чтобы переговорить с самим Спартаком.

Спартак приказал своему войску учиться строиться в шеренги, маршировать, сражаться одной линией, чтобы производить впечатление единой армии.

Так как пираты отказывались перевозить тысячи римских врагов, Спартак хотел заверить их в том, что войско рабов могло оказать сопротивление легионам Красса и Берреса, пропретора Сицилии, который начал укреплять берега пролива, чтобы отразить любые нападения.

Теперь я каждый день наблюдал за упражнениями, которые должны были проделывать рабы под присмотром Курия и его людей.

Большинство рабов подчинились и дрались друг с другом, шли в атаку, учились строить сплошную стену из щитов и непроходимый частокол из копий.

Но некоторые, избегая учений, держались в стороне. Над обезглавленным телом галла дежурили караульные, не давая хищным птицам приближаться к нему, но они не решались насыпать над ним курган, опасаясь гнева Спартака.

Теперь они боялись его.

Они повиновались людям Курия и опускали головы, проходя мимо Спартака. К тем, кто теперь должен был служить ему, убирая песок, который ветер прибивал к его палатке, поднося амфоры с водой и вином, жаря мясо и рыбу, вернулось их прежнее рабское поведение.

Рабы, взгляды которых до гибели галла были полны гордости, злобы и даже безумия, теперь смиренно опускали глаза.

Я повторял Спартаку, что эти люди, мечтавшие стать свободными, никогда не забудут, как он обошелся с одним из них — как беспощадный и жестокий римский хозяин. Он должен быть осторожен: он казнил галла так, как казнят раба, а разве хозяин может полностью доверять рабам?

Страх дрессирует их как животных, но рабы — это люди, хотя римляне и считают их скотом. А люди всегда восстают против тех, кто их угнетает.

Люди Курия и, прежде всего, сам Спартак угнетают их.

Ему следует проявлять крайнюю осторожность, всегда быть начеку. Звери повинуются хозяину, кажутся покорными, но в один прекрасный день мощным ударом лапы разбивают голову укротителя или убегают.

— Они никогда не забудут, что ты убил одного из них.

— Никто не забудет, — хрипло ответил Спартак. — И я не забуду. Но посмотри на них!

Перед стенами Фурий рабы, вооруженные щитами и палками, сражались друг с другом, воодушевляемые криками людей Курия.

— Теперь они слушаются, — сказал Спартак.

Внезапно послышались крики: дозорные заметили паруса киликийских пиратов, которые, преодолев самую трудную часть пути, входили в Тарентский залив.

— Мы попадем на Сицилию, — сказал Спартак. — С этим войском я смогу завоевать остров. Я освобожу рабов. Мы завладеем хлебом и схватим Рим за горло. Плебс, бедные горожане повсюду присоединятся к рабам. Восстание охватит Рим и провинции. Думаешь, это не стоило головы галла?

Я помнил предписание Владыки Справедливости: «Ничто не стоит жизни человека».

Но промолчал.

Спартак сам поймет, что ему придется жестоко поплатиться за отнятую у человека жизнь.

Таков закон Справедливого Бога.

53

— Я не видел Спартака с тех пор, — рассказывал Посидион, — как покинул Фурии вместе с Питием, бывшим рабом Красса, греком, как и я.

В сопровождении людей Курия мы несколько дней шли по лесам, покрывавшим горы, которые разделяли надвое полуостров Бруттий.

Спартак поручил нам встретиться с киликийскими пиратами, суда которых часто останавливались в порту Регия. Он надеялся, что один из пиратских главарей, грек, по имени Аксиос, согласится в обмен на золото переправить через пролив несколько тысяч рабов, и показал мешки, наполненные монетами и драгоценностями.