Спартак обернулся и посмотрел на огромный, раскинувшийся внизу лагерь. На подмостках женщины танцевали с обнаженной грудью. Зрители тянули к ним руки, кричали, дрались за право прикоснуться к ним и увлечь за собой.

Другие мужчины сидели поодаль на корточках. Бросив оружие, они рвали руками куски мяса, ели плоды, пили вино.

— Они хотят только грабить и убивать, — продолжал Курий. — Когда они штурмовали стены Кум, всего нескольким солдатам, оставшимся подле Вариния, удалось справиться с ними. Скоро Рим поднимет целые легионы. Посланцы Сената прибыли в Кумы.

Курий указал на толпу и вздохнул.

— Они убивают. Пьют. Спят друг с другом. Что ты будешь с ними делать?

— Они хотят убивать, — подхватил Иаир. — Ты прав, Курий, они не умеют драться, как гладиаторы или римские солдаты. Однако они победили центурии преторов и легата. Ты знаешь почему? Они ненавидят не только своих хозяев, но и собственную жизнь. И поэтому не боятся смерти.

Спартак принялся расхаживать взад и вперед по краю скалы.

Солнце осветило стены Кум, возвышавшиеся как черные скалы. Окутанные туманом, Нола, Нуцерия, Абеллин были похожи на острова в долине, где кипело море восставших рабов. Виллы и небольшие селения, оставшиеся без защиты, были разграблены, разгромлены, сожжены.

Спартак остановился и опустил голову.

Несколько дней назад он пытался помешать галлам поджечь маленький городок Нар. Он встал перед воротами города, из которого доносились крики напуганных женщин и детей. Мужчин уже убили, или они сбежали, зная, что их ожидает.

Спартак сказал, что нужно захватить хлеб, ячмень, мясо, соленую рыбу, сухие овощи и фрукты, но не убивать, не разрушать. Галлы на мгновение остановились.

Крикс вышел вперед. Он указал на толпу мужчин, переминавшихся позади него, на галла, который был выше остальных на целую голову.

— Тадикс пришел из Цизальпийской Галлии с войском более чем в сто человек. Они убили своих хозяев и воинов, преследовавших их. Никто не сможет остановить Тадикса, даже ты, Спартак. Он хочет женщин, огня, смерти! Он свободен делать, что хочет. Дай им пройти, или они убьют меня, а потом и тебя.

Тадикс даже не стал угрожать Спартаку. Он пошел напролом, и толпа смела фракийца с дороги, потащила за собой.

Крики женщин стали громче, по каменным мостовым потекла кровь. Потом изуродованные тела уничтожил огонь.

Спартак закрыл глаза, не желая смотреть на это бесконечное безумие, поражаясь жестокости, которая объединила людей разных племен, пришедших из Апулии, Фригии, Иберии.

Его лицо выражало горечь. Он не слышал, как к нему подошла Аполлония, обняла, зашептала, покусывая его за ухо, что он, Спартак, предводитель рабов.

— Боги избрали тебя, — сказала она, — ты тот, кто вернет людям свободу!

Спартак оттолкнул Аполлонию, поднял голову и посмотрел на толпу. Повернулся к Иаиру, сидевшему рядом с Посидионом на краю скалистого мыса.

— Ни один город, даже Рим, — сказал Иаир, — не сможет противостоять ненависти.

— Они боятся. Они еще помнят восстание на Сицилии, — добавил Посидион, указывая на толпу, столь многочисленную, что за ней не было видно ни скал, ни земли в долине, ни склонов и косогоров.

Спартак подошел к Курию и положил ему на плечо руку.

— Ты оружейник, — сказал он. — Ты укрощал гладиаторов в Капуе. Я видел, как ты это делаешь. Научи этих рабов сражаться, как свободные люди!

Курий покачал головой и сплюнул.

— Они больше не хотят повиноваться, — ответил он. — Это не собаки, которых можно выдрессировать. Они стали дикими, но ты никогда не сделаешь из них волков!

— Мне нужна армия! — ответил Спартак.

Он развернул Курия и заставил посмотреть на толпу.

— Выбери самых сильных, тех, кого боятся другие. Назначь их центурионами. Пообещай им от моего имени самую большую долю добычи. Вели нарезать кожи. Я не хочу, чтобы они ходили нагими, как звери. Дай каждому щит, пусть они вырежут их из днищ корзин. Прикажи, чтобы заточили колья и обожгли на огне. Довольно сражаться голыми руками! Пусть учатся метать колья, как копья.

Спартак сжал кулаки.

— Если они научатся сражаться, а ненависть заставит забыть о смерти, мы победим легионы!

Иаир поднялся, подошел к нему и сказал:

— Что ты будешь делать со своей победой, Спартак?

Фракиец ничего не ответил и устремил взгляд на горизонт.

36

Спартак медленно опустился на корточки и обвел взглядом собравшихся.

Он держал в руках меч, копье и кинжалы так, словно протягивал это оружие окружавшим его людям. Здесь был Тадикс, самый высокий из всех рабов и гладиаторов, со светлыми волосами, спадавшими на плечи. Рядом с ним сидели Крикс-галл и Эномай-германец, Виндекс-фригиец, ибер, кельт, галл из Цизальпины, фракиец и дак. Плечом к плечу стояли Курий, Иаир и Посидион. Аполлония танцевала вокруг, будто хотела окружить их чарами.

Спартак положил оружие перед собой.

Крикс первым последовал его примеру, а за ним и остальные. Тадикс сделал это последним. Они сложили оружие в перевернутый щит. Сняли шлемы.

— Мы — пастыри этого стада, — сказал Спартак, чуть повернув голову в сторону толпы, бесновавшейся на поляне. — И до сегодняшнего дня боги были благосклонны к нам.

Внезапно он встал, вышел в центр круга и принялся ходить, останавливаясь перед каждым из воинов.

— Но разве боги отвернутся от Рима, которому дали все — землю Италии и наши земли, море и наши народы? Боги просто хотят напомнить Риму, что они — его хозяева. Мы бич, которым они хотят наказать надменный город, напугать его, заставить уважать и почитать их, воздвигать в их честь святилища и храмы и приносить жертвы.

Спартак понизил голос и склонил голову.

— Они избрали нас не для того, чтобы уничтожить их город.

— Ты говоришь так же непонятно, как греческий ритор! — воскликнул Крикс. — Что ты хочешь сказать?

Спартак сел перед ним на корточки.

— Нам никогда не завоевать Рим, вот что я хочу сказать. Римляне могут выставить десятки легионов. У них есть осадные машины и флот, хлеб из Сицилии и Африки. Мы всего лишь шип, вонзившийся в пятку Рима. Он выдернет его, даже если это будет непросто, даже если нам удастся превратить стаю диких собак в настоящую армию!

Крикс слушал, глядя в землю. Затем, резко поднявшись, сказал:

— Кому нужна победа над Римом?

Расправив плечи, он посмотрел на небо и продолжил:

— Мне достаточно победы над его преторами, легатами и центурионами. Достаточно пить вино и есть хлеб, мясо и рыбу, хранящиеся в подвалах вилл, двери которых мы можем открыть всегда, когда пожелаем. Однажды Рим сгниет изнутри — в городе десятки тысяч рабов, они сами убьют своих хозяев. А нам хватит городов Кампании и Лукании — Нолы, Нуцерии, Кум, Абеллина, Нара… И все остальные! Говорят, что на другом берегу, в Апулии, Калабрии и Бруттии, города еще богаче. Амбары там ломятся, набережные завалены амфорами с лучшим вином. Женщин так много, что можно хоть каждый день выбирать себе новую. Кому нужен Рим? Давайте будем наслаждаться жизнью здесь, на землях, которые уже принадлежат нам, и пусть Рим посылает сюда своих легатов, преторов, консулов! Мы нанижем их головы на копья, а их воины в страхе разбегутся!

— Вслед за ними придут другие легионы, — сказал Иаир. — Они перебьют вас, пока вы, пьяные, будете спать в объятиях женщин.

Тадикс погрозил Иаиру кулаком, и все остальные принялись бранить целителя. «Трус, — кричали они. — Кто видел тебя с оружием в руках? Разве ты или грек убили хоть одного врага? Кто может доказать, что вы не римские доносчики?»

— Что ты хочешь сказать нам? — спросил Крикс у Спартака. — Что Рим однажды одержит над нами победу?

Тот пожал плечами. Крикс продолжал:

— Все умирают, и греческие риторы тоже! Ты был гладиатором, выходил на арену. Я видел тебя в сражении — ты не из тех, кто боится смерти. Так чего же ты хочешь сейчас? Любой гладиатор знает: нужно радоваться каждому дню, потому что завтрашнего может не быть. Так позволь же нам радоваться, Спартак, не говори больше о Риме. Когда легионы будут здесь, мы встретим их, как встречали диких зверей на арене. А если мы погибнем… Ну что ж… Этот день все равно придет, гладиаторы не боятся смерти.