— Я скажу тебе, Роуланд, — тихо отозвался Лютер. — Я расскажу тебе о позоре человека, у которого нет сыновей.

— В этом нет позора! — вскричал Роуланд.

— Откуда ты знаешь? — с горячностью сказал Лютер. — Ты не в силах понять, как я хотел сына, пока не захочешь собственного. У меня дочери. Десятки дочерей по всей Нормандии. И ни одного сына. Ни единого. Я старый человек, мне почти шестьдесят. Я так отчаянно хотел сына, который унаследовал бы мои земли. Я чуть не убил Хедду, когда она родила вторую дочь. Вот почему она никогда не смогла зачать снова и почему она так ненавидит тебя.

— Но почему именно я, Лютер? Почему не крестьянский сын? Ребенок, который был бы благодарен за все, что ты ему дал?

— А ты не благодарен? Я сделал из тебя человека, на которого можно положиться, великого воина! И ты не благодарен за это?

— Ты привез меня сюда, чтобы я рос у этой карги, чтобы она мучила меня? Ты забрал у любящей матери… И отдал в руки Хедды.

— Я сделал из тебя сильного мужчину, Роуланд.

— Мой брат тоже сильный мужчина, но его вырастили в любви. А ты лишил меня этого, Лютер.

— Я любил тебя и люблю.

— Ты не знаешь, что такое любовь.

— Ты ошибаешься, — тихо ответил Лютер после ошеломленного молчания. В его глазах стояла боль. — Я просто не знаю, как ее показать. Но я, правда, люблю тебя, Роуланд. Я всегда любил тебя, как родного. Я сделал тебя своим сыном.

Роуланд не позволял жалости проникнуть в сердце и хрипло спросил:

— Но почему все-таки меня?

— У них было два сына. Сразу родилось два, когда у меня не было ни одного! Я был в Ангерсе с графом Ричардом, когда увидел барона и его жену с двойней. Меня поразила эта несправедливость. Я не собирался красть ребенка, все вышло неожиданно для меня самого и угрызения совести меня не мучили, Роуланд. У них близнецы, и если одного взять, останется еще один. У них будет сын и у меня — сын. Два дня я мчался верхом, я загнал лошадь и привез тебя прямо сюда. Ты был мой.

— Боже мой! — закричал Роуланд. — Ты же не имел никакого права, Лютер!

— Я знаю. Да, я перевернул твою жизнь. Но вот что я тебе скажу. Я никогда не стану просить у тебя прощения и если бы мне предстояло это снова, я бы снова так поступил. Потому что ты нужен Монтвилю, — сказал он уже другим тоном, овладев собой.

— У Монтвиля будет другой хозяин после тебя. Не я, — с горечью сказал Роуланд.

— Нет, Роуланд. Ты не можешь так поступить. Почти полжизни я отдал на то, чтобы вырастить из тебя хозяина Монтвиля. Ты не моя кровь, но я никому не доверю Монтвиль, кроме тебя.

— Я не хочу.

— Ты что, позволишь Торстону завладеть им? — сердито возвысил голос Лютер. — Ему наплевать и на людей, и на землю, и на лошадей. На все то, что мы оба любим. Он ненасытен. Между нами и графом Ричардом начнется война, Монтвиль погибнет. Ты этого хочешь?

— Хватит…

— Роуланд…

— Я сказал — хватит! — закричал Роуланд и вскочил на коня. — Я должен подумать. Я не знаю, смогу ли я смотреть на тебя, узнав правду. Я должен подумать.

Роуланд вошел в свою комнату, ее тепло подействовало, как бальзам на его разгоряченные нервы. Раньше комната не была таким теплым и уютным местом, но когда здесь появилась Бригитта…

Она взволнованно наблюдала за ним. Роуланд вздохнул, опустил плечи и упал в кресло, избегая ее ищущего взгляда.

— Не знаю, Бригитта, — сказал он тихо. — Я не могу его простить. И что делать — тоже не знаю.

— Вы боролись?

— Только на словах.

— Так почему он это сделал?

— Как ты и сказала. Он отчаянно желал сына. Роуланд опустил голову ей на руки, а потом быстро взглянул на нее.

— Как бы я хотел, чтобы это был не я!

Тронутая его признанием, Бригитта опустилась перед ним на колени и обняла. Она молчала.

Роуланд нежно гладил ее мягкие волосы.

— Сокровище мое. Что бы я делал без тебя?

37

Сквозь шкуры, натянутые на окна, пробивался слабый свет зари, когда Бригитта проснулась, разбуженная шагами Роуланда. От пламени догоравших в чашах свечей по стенам бродили неясные тени. Фитили почти догорели.

Бригитта привстала, облокотившись на руку, ее волосы рассыпались по плечам золотым дождем.

— Тебе не спится?

Он вздрогнул.

— Нет.

И продолжал ходить.

— Могу ли я чем-то помочь?

Роуланд подошел к кровати, сел на край спиной к ней.

— Я должен сам для себя решить. Дело не в Лютере, а в Монтвиле. Он хочет, чтобы я был его хозяином.

— А почему тебя это так беспокоит? Ты же всегда знал, что когда-то придет день и ты станешь хозяином?

— Когда шесть лет назад я уехал отсюда, я выкинул его из головы. И никогда не собирался возвращаться. Теперь мне снова предстоит пройти через это. Распрощаться с ним.

— Ты вернулся домой, когда стал нужен здесь. И ты все еще нужен Монтвилю. Он под угрозой. И это тебя беспокоит. Ты не можешь его бросить.

— Клянусь, ты колдунья! — сказал Роуланд, поглядев на нее через плечо.

— Невозможно отделить Монтвиль от Лютера, Роуланд. В этом все дело. Но их надо разделить. Монтвилю нужен сильный хозяин.

Он вытянулся на кровати рядом с ней:

— Но Лютер еще здесь. Если я уеду сейчас, когда Монтвилю угрожает война, в будущем у меня не будет на него права. Но если я останусь, я должен быть с Лютером. А я не уверен, что смогу. Ты знаешь Бригитта, я хотел его убить. Вызвать на поединок, чтобы в последний раз померяться силой до смертного исхода. Не знаю, что удержало меня. Может, ты. То, что ты мне сказала. Но если я останусь, я все-таки могу его вызвать.

— Кто скажет, что мы сделаем и чего не сделаем? — Бригитта положила голову ему на грудь. — Пусть время разрешит все, Роуланд. Оставайся и посмотри, что будет. Если ты почувствуешь, что твоя горечь сильнее, чем что-то еще, и перед тобой встанет выбор — убить Лютера или уйти от него, тогда уходи. Так что пусть будет, что будет. Смирись и останься. Разве не этого ты сам хочешь?

Роуланд повернул ее лицом к себе и поцеловал.

— Я же говорю, что ты колдунья.

Через несколько часов, когда Бригитта и Роуланд завтракали внизу в зале, вбежал рыцарь и кинулся к Лютеру с известием о приближающейся армии.

— Торстон из Мезидона не стал ждать весны. Он наступает!

Роуланд и Лютер взглянули друг на друга и встали.

— О чем он думает? Он знает, что мы выдержим осаду. А его армия замерзнет.

— Может, он думает, что вытащит нас отсюда? — предположил сэр Гай.

— А, может, он знает тайный вход, — мрачно сказал Лютер, взглянув на дочь Ильзе, не поднимавшую глаз от пола.

— А где твой муж Джофри? Куда он направился из замка три дня назад? Не к Торстону ли он поехал?

— Нет! — вскрикнула леди Ильзе, побледнев от брошенного обвинения. — Джофри поехал в Руайен к родным, я тебе говорила.

— Если я увижу его там, за стенами, с Торстоном, клянусь, я убью тебя. Дочь ты мне или нет, но никто из предавших Монтвиль, не останется в живых.

От бессердечных слов отца Ильзе разрыдалась и выбежала из зала. Деревенские жители, уже предупрежденные, собирались во дворе замка. Ворота заперли, а люди занимали свои места на толстых стенах.

Роуланд повернулся к Лютеру.

— Мы узнаем о Джофри, когда увидим, что станет делать Торстон. Как близко подошла его армия? — спросил он рыцаря.

— Часть его видна на южном холме. Остальная — за ним.

— Ну посмотрим, — угрожающе сказал Роуланд. — Торстон, без сомнения, намерен ошарашить нас своим окружением. Все на стены!

Они выбежали из зала, Роуланд приказал Бригитте оставаться внутри и ни в коем случае не выходить.

Она смотрела, как он удаляется, ее сердце сжалось. Как быстро разрешились все его проблемы! В то утро они с Лютером не говорили, их холодное молчание обсуждали шепотом. Но сейчас над Монтвилем нависла угроза, и обиды были забыты.

Со стены Роуланд оглядел покрытые снегом холмы. Лютер, Гай и сэр Роберт стояли рядом.