системы. Распределение оказалось слепо к требованиям восполнения

недостаточности>.

Затем, в сноске, Вертхаймер добавляет:

<Здесь я не могу подробно рассматривать эти проблемы (углубляться в

понятия "требование ситуации" и др.). Мне остается лишь отметить, что,

на мой взгляд, пора пересмотреть привычное противопоставление "есть" и

"должно". "Детерминированность", "необходимость" такого порядка - это

объективно существующие характеристики>.

Подобные выводы были сделаны большинством авторов в <Documents

ofGestalt Psychology> (45). Так сложилось, что фактически вся

литература по гештальт-психологии ныне посвящена доказательству

постоянной изменчивости действительного в противовес статичности,

векторности в противовес скалярности (факты психического никогда не

обладают только величиной, у них неизбежно отмечается и

устремленность). Об этом писал Кёлер (62), убедительные примеры

приводятся в работах Гольдштейна, Хайдера, Левина, Аша

(39,44,75,76,7).

Действительность живет, она не может застыть по нашей воле, как

вчерашняя овсянка в кастрюле. Факты действительности сплетаются друг с

другом, они группируются и завершают друг друга, незавершенные

<взывают> к себе, <требуют> завершения, восполнения. Так же, как

висящая на стене и перекошенная картина требует, чтобы ее поправили,

так и нерешенная про-

132

Ценности

блема напоминает о себе и не оставит вас в покое, пока не будет

решена. Незавершенный гештальт восполняет себя до внутренней полноты,

а перегруженный деталями образ или воспоминание упрощается, оставляя

только самое главное. Мелодия требует для своего завершения

единственно возможного аккорда; несовершенное стремится к

совершенству. Нерешенная задача требует решения. <Логика ситуации

требует...> - говорим мы. Факты властвуют над нами и распоряжаются

нашими поступками. Они могут спросить с нас, могут разрешить и

запретить. Они указывают нам дорогу, предлагают выбор, заставляют

поступать так, а не иначе, подсказывают, какое направление избрать.

Архитектор будет говорить о требовании места застройки. Художник

скажет <сюда просится желтый цвет>. Модельер скажет, что платье

<требует> такой-то шляпки. Пиво лучше <пойдет> под <Лимбургер>, чем

под <Рокфор>, или, как выражаются завсегдатаи пивных баров, пиво

<любит> определенный сорт сыра.

Работа Гольдштейна (39) хорошо демонстрирует организмическую

<необходимость>. Больной организм не удовлетворен своим состоянием,

ему не нравится чувствовать свою ущербность. Он болеет, температурит и

бьется в судорогах, он сражается за свою целостность. Он должен быть

цельным, он чувствует незавершенность и стремится обрести новую

целостность, в которой ущерб, болезнь, утраченная способность не будет

невосполнимой утратой. Он ищет пути развития для себя, строит себя, он

творит свою новую структуру. Он не пассивен, он несомненно активен.

Поэтому мы можем отнести гештальт-психологию, равно как и соматическую

психологию, к разряду не просто скалярных, но векторных средств

познания, чувствительных к тенденциям и потенциям49 (может, и к

ценностям?). Они, в отличие от бихевиоризма, не слепы к устремлениям,

не склонны рассматривать организм как пассивное образование,

<предназначенное> для исполнения неких функций, они в состоянии

увидеть его собственное, внутреннее предназначение, его собственную

устремленность. Рассуждая подобным образом, мы заметим, что и Фромм, и

Хорни, и Адлер тоже ощущали разницу между <есть> и <должно>. Иногда

мне интересно представить вопрос таким образом, что так называемые

нео-фрейдисты не то чтобы отошли от убеждений учителя (которому явно

недоставало холистичности), а скорее синтезировали его воззрения с

воззрениями Гольдштейна и гештальт-психологов.

Я утверждаю, что многие из описанных выше динамических характеристик,

те самые векторные свойства психологических явлений, о которых писали

гештальт-психологи, прекрасно объемлются и описываются понятием

<ценности>. По меньшей мере они служат связующим звеном между <фактом>

и <значением>, которые по привычке, бездумно продолжают

противопоставляться многими учеными и философами при определении

науки. Такие ученые определяют науку как морально и этически

нейтральную, они

Слияние действительного и ценностного

133

утверждают, что наука ни к чему не призывает и не может иметь

внутренней устремленности. Но, следуя их логике, остается сделать один

шаг, и мы придем к парадоксальному выводу: если не ход познания движет

наукой, значит, ею движут какие-то внешние по отношению к ней вещи.

<Требовательность> факта. Постепенно, не торопясь, мы приближаемся к

более общему выводу, а именно, выводу о том, что чем более убедителен

факт, чем более он <фактичен>, тем более он <требователен>. Можно

сказать, что убедительность генерирует требовательность.

Факт требует необходимого действия, порождает долженствование! Чем

более ясным нам представляется то или иное явление, чем лучше мы

познаем его, чем надежнее мы убеждаемся в истинности и безошибочности

своего знания, тем больше <должного> появляется в нем для нас - оно

все с большей необходимостью определяет свое место в структуре нашего

мироощущения, становится менее терпимым и более требовательным, оно

громче <призывает> нас к конкретному способу обращения с ним. Чем

отчетливее мы начинаем видеть черты его лица, его выражение, тем

конкретнее становятся его запросы, серьезнее наша ответственность

перед ним, тем больше мы ему <должны>.

Это обозначает, что когда нечто представляется нам достаточно ясным,

истинным, реальным, бесспорным, тогда оно раскрывает перед нами свою

собственную структуру с ее запросами, требованиями и обязательными

взаимоотношениями. Оно подталкивает нас к тем, а не иным поступкам,

потому что эти поступки более предпочтительны для него, чем иные. Если

мы руководствуемся в своем поведении моралью, этикой, ценностями,

тогда самыми лучшим подсказчиками для нас при каждом жизненном выборе

служат именно такие <фактичные> факты; чем более фактичны они с точки

зрения нравственности, тем яснее они определяют наш выбор.

Это хорошо видно на примере неуверенности молодого врача при

установлении диагноза. Кому из нас не знакомы сомнения, колебания,

неуверенность, сумбур в голове и нерешительность при беседе с

пациентом! Врач, особенно молодой, зачастую не может определиться,

какая болезнь у его больного. Но когда он получает в свое распоряжение

мнение коллег, результаты множества тестов, согласующихся друг с

другом, если он не поленится проверить их, и если они согласуются с

его собственным видением пациента, тогда он сможет в конце концов

уверенно заявить, что перед ним, например, психопат, - ив этом случае

все поведение врача кардинально изменится; он станет более уверенным,