— Антон, у тебя по утрам стоит? — откровенно спросил он.

— Не всегда, но порой такой шатер из одеяла поднимается! — подтвердил Мышастый.

— И у меня то же самое, — подтвердил Желябов, когда Воловиков повернулся к нему. — А почему ты спрашиваешь?

— А посреди дня, или вечером, подумав о чем-нибудь этаком? — Тот словно не слышал встречного вопроса.

— Ну, не так, конечно, как во времена мальчишества, когда стоило только увидеть чьи-нибудь красивенькие ножки, или даже просто вспомнить о симпатичной однокласснице, или когда потрется случайно в штанах — и не опустить никак… Но тоже, естественно, бывает. Не часто, но… — ответил Желябов.

— Да, — коротко подтвердил и Мышастый.

— Ну, а сейчас, когда ты хочешь отыметь кого-нибудь?

Ну, секретаршу, например, свою? Или просто девку? Или проститутку какую? — гнул что-то пока непонятное Воловиков.

— Может встать, а может не встать, — честно признался Мышастый.

— Вот! — назидательно поднял палец кверху экс-мэр. — А почему так получается, вы задумывались? Ведь все ж работает, ведь утром же стоял?

— Да… — озадачился Желябов. — Я над этим как-то и не задумывался. А почему, действительно? Ведь если бы вообще не стоял — это одно. А так… Значит, дело не просто в угасании этого самого дела?

— Да то-то и оно! — ответил Воловиков. Вот что я надумал. Представьте себе ну… Ну, хоть что-то гидравлическое.

Подъемник, к примеру. Он примерно так же и поднимается, — захохотал Воловиков, — так что пример весьма наглядный. И если он поднимается утром, значит все в нем нормально — давление есть, все остальное тоже. А днем, или ночью — вдруг — стоп! Нет контакта!

Теперь Мышастый с Желябовым слушали, уже всерьез заинтересованные словами приятеля. А последний даже забыл про свою сигарету, дымящуюся в пепельнице.

— Ну-ну, — поторопил Мышастый рассказчика.

— Вот и все. Гидравлика в полном порядке — механика, то есть действует, значит, что-то в пульте управления неладно.

Может, коротит периодически, не срабатывает. Контакта нет.

Ну, а где у нас этот самый пульт, в котором нет контакта? — Воловиков хитро прищурился.

— В голове? — догадался Желябов. — В мозгах, правильно?

— Вот и приехали. Все верно, — подтвердил Воловиков. — Сам только что сказал — увидишь раньше красивенькие ножки, и все, вскочил. А лет за пятьдесят-шестьдесят их столько навидаешься, через девяносто девять на сотые только и вскочит.

Даже эта самая хваленая Камасутра по объему ведь отнюдь не Британская энциклопедия. Все более-менее приемлемое перепробовал, а дальше уже неинтересно. Вот к старости мозг и начинает действовать избирательно — бережет организм. Как бы контролирует: мол, два раза в неделю дам тебе порезвиться и хорош, а больше — ни-ни. Ведь у тебя повышенное давление и все прочее… Хотя гидравлика, — он показал, какая именно, — готова в любой момент. Но команды-то для нее нет!.. Может это и правильно, — продолжал рассуждать он, — природа создала защитный механизм, но… Иногда ведь просто прекрасно себя чувствуешь, мог бы не только это дело сделать, десять вагонов мог бы разгрузить и все нормально было бы — точно об этом знаешь, а он, мозг, то есть, не дает разогнаться, и все тут. Приказа механике не дает. Я конечно, не беру в расчет тех ребят, у которых там уже произошли какие-то необратимые изменения — закупорки, всякое прочее… А ты на нее, на эту ни в чем неповинную гидравлику, грешишь понапрасну. Ведь было такое?

— Сколько угодно, — подтвердили оба.

— Вот тут-то и надо его обмануть или помочь. Что лучше?

— Обман хуже, — заявил Мышастый, — врать нехорошо.

— Не скажи, — встрял Желябов, — бывает и обман на пользу.

— Это ты свое партсекретарство имеешь в виду? — подковырнул его Мышастый. — Обман на пользу. Только обманывать — народ, а на пользу — себе? Да?

— Да ладно вам, — остановил их, засмеявшись, Воловиков, — все мы в партии были, все одного поля ягоды. В общем, я понимаю это так: обман — это когда принял, скажем, пилюлю и обманул мозг, заблокировал какой-то его участочек, что за это дело отвечает. И все, теперь он дает зеленый свет, можешь баловаться до посинения. Потом, правда, пожалеешь, как спортсмен, принимающий допинг, который тоже обманывает организм и заставляет его работать в форсированном режиме.

— Ну, а другой способ, который — не обмануть, а помочь?

— напомнил Желябов задумавшемуся о чем-то Воловикову.

— А это, когда ты помогаешь тому самому центру в голове уже эдак ненавязчиво, подсовывая ему что-нибудь наподобие Плейбоя — на, мол, глянь, какова? Он клюнет, если ему понравится, если девчонка уж больно хороша или поза оригинальна — и готово, возбудился! Или кассетку ему подходящую подкинуть — видал, мол, как они там здорово, вот бы самому так попробовать — и тоже, пожалуйста! А посмотришь эту же кассету с десяток раз, и все — ноль реакции. Еще можно просто вспомнить что-нибудь приятное на эту тему. Вот я, например, — он с одобрением посмотрел на Желябова, — как вспомню твои утиные бега, сразу вскакивает, как у фантазирующего мальчишки, а ведь уже с месяц времени прошло. Тут ты в самую точку с этим делом угодил…

Вот, — решил Мышастый, вспоминая благосклонно им тогда воспринятую версию про исправную гидравлику и капризном пульте управления ею, — вот и надо будет снять будущие развлечения на пленочку — будет ему такой вспомогательный материал для этого самого пульта, что закачаешься! Ведь он задумал такой маскарад, что куда там до него любой комедии с переодеваниями — даже его пресыщенные всяческими штучками на эту тему приятели вынуждены были это признать. А если снять и их самих, то с помощью таких пленочек можно будет держать их в руках до конца дней. Конечно, они и сейчас по дружбе сделают для него все, что в их силах, но мало ли что ему может понадобиться… А если тот же Воловиков все же займет когда-нибудь кресло мэра, то это откроет перед Мышастым поистине фантастические возможности!.. В общем, когда дело дойдет до ремонта, надо будет заказать строителям сделать побольше всяких прибамбасов типа хитрых зеркал, прозрачных с другой стороны, а также мест для установки потайных видеокамер. Эта идея нравилась ему все больше… А ремонт он закажет Ерохину — у того строительная фирма, да и язык за зубами парень умеет держать совсем неплохо…

Наконец раздался долгожданный звонок Самойлова:

— Антон Алексеевич, у меня все готово.

— Заходи, — пригласил его Мышастый.

Пробежав глазами по полученной информации, он удовлетворенно улыбнулся:

— Иди, Валентин, все нормально. — Затем настала очередь секретарши:

— Танюша, соедини меня с Романовым, — попросил он.

Когда та выполнила его просьбу и голос Романова вскоре зазвучал в телефонной трубке, Мышастый коротко представился и спросил с нарочитой сухостью в голосе:

— Сергей Георгиевич, вы могли бы прямо сейчас ко мне подъехать?

— Да, конечно, Антон Алексеевич, — поспешно заверили на том конце провода.

— Тогда я вас жду, — сообщил Мышастый. — Вам дать адрес моего офиса?

— Нет, не надо, я знаю, где вы находитесь, я мигом, — скороговоркой ответил тот…

Ишь, стервец, засуетился, небось давно ждал моего звонка с трясущимися поджилками. А что, с Лысым шутки плохи… И голос у тебя, дружок, противный, — злорадно подумал он и удивился, — да что я на него так взъелся? Обычный бизнесмен-середнячок, ну попал в историю — что такого? Наверное, все дело в моей жене, — сообразил он. Все оттого, что он именно ее протеже, да еще приличным и вежливым она его окрестила — вот все это в совокупности и вызывает у меня раздражение…

Когда на пороге его кабинета робко, с заискивающим взглядом появился ожидаемый им «молодой человек», Мышастый, бросив на него короткий взгляд, сразу для себя определил, что с этим типом у него проблем не возникнет — тот не просто спляшет под любую мелодию его дудки, но сделает это истово, с огоньком, с благодарностью. Он коротко кивнул противно кланяющемуся с порога Романову и указав на кресло, находящееся напротив своего через разделяющий их стол, опять же сухо спросил: