— К-как это расстрелять? — запинаясь, едва вымолвил он, видя, что его подельники остаются вполне серьезными, весьма обыденно воспринимая произнесенную Головой страшную фразу. — К-как это расстрелять? — с отчаянием повторил он.

— Очень просто — как мишень в тире! — отрезал Голова и угрожающе приблизился к нему вплотную. — Иначе мы тебя самого кончим, — пообещал он без тени сомнения в голосе, которая могла бы убедить Мелкого, что все не так страшно и его просто разыгрывают. — Нам свидетели ни к чему! — И тут же, потеряв к нему интерес, скомандовал Дрыну:

— Открывай бутылку!

Пока Мелкий стоял, застыв в неподвижности, находясь в шоковом состоянии, Голованов тихо шепнул распечатывающему водочную бутылку Дрыну и двум остальным:

— Старайтесь хлебать потише, пусть лучше Мелкому больше достанется.

Все трое молча кивнули, понимая правоту главаря, хотя в этот момент им и самим хотелось побольше опьянеть, чтобы не чувствовать страха перед предстоящим… Пустив бутылку по кругу, Голова внимательно наблюдал за приятелями, прикладывавшимися по очереди к горлышку… Дрын — молоток, на него всегда можно положиться, тут и сомневаться нечего… Сокол просто будет делать, что ему скажут — это шестерка еще та…

Вот Умника никогда не понять — молчит, и по роже его ничего не видно. Но раз не выступил против — значит, считай, подписался… Ну а Мелкий — вообще херня, пусть только попробует что вякнуть — они его враз вразумят… Внимательно поглядывая на сосредоточенные физиономии дружков, Голованов только убеждался в правильности принятого им решения…

— Ну, все готовы? — спросил он, заметив, что бутылка опустела. — Тогда слушай сюда!.. Всем встать в линию вот здесь, — он указал на место метрах примерно в десяти от привязанного мужичка, — теперь передернуть затвор и дослать патрон в патронник. — Он внимательно контролировал, как подельники выполняют команду и убедившись, что они все делают правильно, передернул затвор и сам. — Теперь снять с предохранителя и ждать моего сигнала…

Он искоса поглядывал на Мелкого — тот все еще пребывал в заторможенном состоянии и его неуверенные движения напоминали действия водолаза-глубоководника, словно на него давила неимоверная по своей тяжести толща воды. Удивительно, но как показалось Голованову, мужичок-бомж взирал на происходящее с таким видом, словно все эти приготовления его совсем не касались. Может, он просто не верил, что все происходит на полном серьезе? Действительно, мыслимое ли дело — средь бела дня человека, прогуливающегося по лесу, хватают какие-то вооруженные парни и привязывают к дереву, чтобы привести в исполнение какой-то свой дурацкий, на ходу придуманный приговор! А может, он просто потерял дар речи от страха… Или, может, ему надоело вести никчемный образ жизни, подкармливаясь втихаря на огородных участках и каждый день ломая голову, где сегодня придется ночевать?.. Как бы то ни было, бомж просто молчал, глядя на вовсю распоряжающегося главаря, который изо всех сил пытался скрыть вдруг охвативший его мандраж…

— Приготовиться!.. — крикнул тот громким голосом, подбадривая в первую очередь самого себя и слегка пустив при этом петуха. И затянув паузу — видимо последние команды давались ему с трудом, — сказал, немножко кривляясь и работая на публику:

— Может, у приговоренного есть какое-нибудь последнее желание? Или он хочет сказать последнее слово?.. — И, не дождавшись ответа, повторил:

— Приготовиться!.. — Шайка вразнобой подняла карабины, причем Соколу пришлось пихнуть локтем стоящего рядом Мелкого, чтобы тот исполнил команду.

— Будь ты проклят, ублюдок… — тихо, глядя прямо в глаза Голованову, вымолвил мужичок. — По его штанам медленно расплывалось мокрое пятно.

— Пли! — слегка истерично заорал тот и… — На несколько томительных секунд нависла какая-то леденящая кровь тишина. — Пли! — еще раз взвизгнул Голова и первым нажал на спусковой крючок…

Раздался оглушительный грохот, грубо нарушивший лесной покой и он почувствовал, как в плечо сильно ударило отдачей, при этом Голова даже не понял, попал ли вообще в цель…

Все словно только и ждали первого выстрела — сразу загрохотало продолжение, резко запахло отработанными пороховыми газами, а мужичок, несколько раз дернувшись в опутывающих его веревках, обмяк всем телом, бессильно уронив голову на грудь. Теперь уже было отчетливо видно, что в него попали — на груди заалела кровь, быстро пропитывая несвежую рубашку, видневшуюся через распахнутый мешковатый пиджак. Все застыли, словно не веря себе, что все-таки решились на такое страшное дело. Голованов, от которого сейчас требовались решительные действия лидера, с трудом преодолевая тошноту, начавшуюся с неприятного ощущения в желудке и докатившуюся уже до самого горла, с усилием сглотнув, под напряженными взглядами подельников, превратившихся несколько секунд назад в самых настоящих убийц, двинулся в сторону неподвижно висящего тела. Старательно подражая героям любимых американских боевиков, преодолев отвращение, он приподнял веки мужичка.

— Мертв! — уверено заявил он, несмотря на то, что и понятия не имел, зачем в фильмах делают именно так. — И хотя сильнее всего в этот момент ему хотелось убраться подальше от этого трупа, вынужденное прикосновение к которому еще больше усилило позывы тошноты, он, изображая уверенное спокойствие, принялся внимательно осматривать тело.

— Одна попала в грудь… — бормотал он негромко. — Одна в живот. Ага, еще одна в грудь… Где же остальные? Есть! — наконец нашел он. — В плечо! — И медленно распрямляясь, испытующе поглядел на приятелей, которые замерли неподвижно и немного растерянно, видимо, не до конца пока осознав, что они только что натворили.

— Кто не выстрелил?

Дрын, опомнившись, пожал плечами:

— Я нормально попал, гадом буду. — Он наконец обрел способность двигаться и, первое что сделал — положил карабин на траву в явном стремлении избавиться на время от этой опасной штуки.

— Я тоже наверняка попал… — еле выговорил бледный как полотно Сокол.

— Ну, ты лучше всех навострился, — подтвердил Голованов и спросил:

— Умник?

— Скорей всего да, попал, — с усилием произнес тот, пожалуй лучше всех осознавший, что они только что убили человека, пусть даже человеком этим оказался совсем никчемный, спившийся бомж.

— Скорей всего, — передразнил Голованов. — Ладно, черт с тобой! Будем считать, что все нормально. Мелкий? — Прищурив глаза, он подозрительным взглядом окинул притихшую, сгорбившуюся фигуру последнего участника расстрела.

Тот молчал, опустив голову и словно не слышал обращения, а его тело сотрясала частая дрожь. Голованов подскочил вплотную и с яростью вырвав из рук карабин, первым делом понюхал ствол.

— Сучара! Порохом и не пахнет! Ты, падаль, вообще не стрелял! — Он сунул оружие Дрыну, как бы для подтверждения своей догадки. Тот озадаченно повертел карабин в слегка подрагивающих руках.

— Да он ведь и с предохранителя даже не снят! — наконец заметил второй эксперт.

Голова тут же закатил Мелкому увесистую затрещину:

— Что, стервец, чистеньким хочешь остаться? Или зассал?

Мелкий, у которого от удара сильно мотнулась голова, ничего не ответил.

— Убью, падла! — Голованов обрушил на него град ударов.

Тот, наконец опомнившись, попытался прикрыть руками лицо.

— Погоди, Голова! — Умник тронул его за плечо. — Дай ему еще разок, пусть тоже выстрелит, и дело с концом. — Он забрал из рук Дрына карабин Мелкого и протянул тому:

— Бери!

— Не возьму… — чуть слышно пискнул тот, пятясь от протянутого ему оружия.

После этого на него разом заорали уже все участники бойни:

— А ну, давай!.. Что, самый умный?!. Сейчас самого похороним!.. Стреляй, гаденыш!..

Мелкий со страхом смотрел на разъярившихся товарищей, которые неожиданно превратились в настоящих зверей, и чувствовал, что до исполнения их угрозы закопать и его самого — не так уж и далеко.

Ша! — Голова поднял руку, обеспечив тишину. — Или ты сейчас выстрелишь, или мы тебя привяжем вместо него. — Он кивнул в сторону мертвого мужичка и вновь протянул оружие Мелкому. — Держи, последний раз тебе говорю.