В Щукинском училище в самом начале обучения проводятся упражнения на ассоциации. Педагог произносит какие-нибудь слова, а студенты рассказывают о тех видениях, которые у них непроизвольно возникают. Эти упражнения показывают, насколько свободен студент. При упоминании какого-нибудь предмета у

Стр. 36

некоторых студентов возникали в воображении не только видения окружающего мира, но и образы различных людей. Так, после произнесения слова «собака» один студент вспомнил дни своего детства: елку, бабушку, которая что-то вязала и хитро при этом улыбалась про себя, собаку у ее ног. Образ старой женщины так ярко и выпукло был им описан, что все студенты, сидевшие в классе, «увидели» ее.

Один из студентов нашего курса занимался в детстве музыкой, и мы нередко просили его сыграть что-нибудь. Он играл какой-то музыкальный отрывок, а мы спрашивали студентов о тех видениях, которые возникали у них под воздействием музыки. Ас* социации были разными. Одни видели картины природы, другие слышали какой-то разговор. Бывало, что студенты рассказывали и о возникшем в их воображении человеке. Так, один студент увидел очень интересного, немного странного человека, который легкой походкой бродил по улицам и полям; он даже не ходил, а скорее летал. Одет он был в серый клетчатый костюм и чем-то напоминал продавца шаров из сказки Ю. Олеши «Три толстяка». Студент очень образно и ярко рассказал нам о нем.

На том же первом курсе мы проводим упражнение, которое называется «Оправдание поз». Это упражнение делается для развития воображения. Ребята ходят по комнате и по хлопку преподавателя, не задумываясь, принимают какую-либо позу. Затем, освободив мышцы, внутренне оправдывают эту позу. Эти упражнения на первом курсе делаются от лица самого студента по формуле: «я в предлагаемых обстоятельствах».

Но и в этих упражнениях мы замечали у некоторых стремление показать не себя в определенных обстоятельствах, а кого-то другого. Например, один студент оказался в позе, когда его ноги стояли вместе, ступни были прижаты друг к другу, вся фигура чуть наклонена вперед, а руки прижаты к груди. Спрашиваем: «Что это за поза?» Отвечает: «Я приглашаю девушку на танец». Хорошо, возможно. Но тут же задаем следующий вопрос: «А ты сам в жизни именно так приглашал бы девушку танцевать?» — «Нет,— говорит,—я бы так не пригласил, но я видел, как в доме отдыха один отдыхающий так приглашал». Объясняем, что надо оправдывать позы от себя, а не от другого лица. Он думает и дает другое оправдание своей позе. Но стремление к показу другого чело* века у этого студента проявлялось и в других упражнениях.

Упражнения на «память физических действий» призваны развивать внимание, чувство правды, веру в артистизм. Не имея в руках никаких предметов, только ощущая их с помощью воображения, студент проделывает физические действия так, как если бы эти предметы были у него в руках. Большинство ребят выполняют эти упражнения увлеченно: они и вяжут, и столярничают, и накрывают на стол, и убирают комнату, и т. д. Один студент «кроил материал» и накалывал его на несуществующий манекен. Делал он это 'блестяще. Студент сказал, что много наблюдал эту работу у знакомого портного. Незаметно для себя он принес

Стр.37

на сцену и характерность этого знакомого портного. Хотел ли он этого? Нет, это вышло непроизвольно. Когда мы просили этого студента забыть знакомого портного и действовать от себя, то у него ничего не выходило.

Два студента делали этюд тоже на «память физических действий» по теме «Игра на бильярде». Делали они все очень прилично. Но в их повадке, манерах было что-то неприятное. Преподаватель стал присматриваться и понял, что оба действуют не от себя в предлагаемых обстоятельствах, а изображают каких-то людей. Педагог имел возможность присмотреться к ним и в их повседневной жизни — это были скромные и серьезные ребята. Теперь же перед ним предстали два развязных паренька с привычками заправских клубных бильярдистов.

В другом этюде, опять на «память физических действий», студент «одевался». При этом он пел. Для смелости. Но пение его получалось каким-то претенциозным. Перед нами был уже не скромный юноша, а малоприятный, «стиляжистый» парень, который одевался явно для того, чтобы пойти на какую-то веселую пирушку. То же самое получилось со студенткой, которая в упражнении на «память физических действий» играла художницу. Она излишне смело клала мазки, неестественно щурилась, разглядывая объект, и т. д. Этому немало помог и ее костюм. Она была одета с претензией на «художницу» — пестрая кофта, слишком яркий шарф. Вместо того чтобы стараться быть самой собой в предлагаемых обстоятельствах, девушка пыталась закрыться нафантазированным ею образом. Делалось это бессознательно.

В этюдах на «общение при оправданном молчании» студенты действуют в обстоятельствах, близких к их жизни (в студенческом общежитии, дома, в школе и т. д.), и должны вести себя по формуле: «я в предлагаемых обстоятельствах». Здесь все получалось неплохо. А вот в этюдах, связанных с «изменением профессии», вновь замечался невольный отход от себя.

Этюд «Геологи». В домике лесника возникает конфликт: часть геологов предлагает идти одним путем, часть — другим. Любопытно, что трое студентов были самими собой, а четвертый (действуя, быть может, увлеченей других) был явно каким-то другим. Костюм его был более приближен к костюму настоящего геолога: сапоги, роба, рюкзак. Он надел очки и был грубее обычного. Руки у него стали какими-то корявыми, походка — размашистой. У него даже появилась «привычка» поправлять фуражку, которая сползала ему все время на глаза. Да, это был другой человек. Педагог сказал ему об этом. Студент был расстроен: упрек прозвучал для него неожиданно. Он сказал, что никогда так хорошо себя не чувствовал в этюдах.

И уж особенно часто такие отходы от себя появляются в этюдах на «общение со словами». Опять-таки эти случаи чаще всего возникают в условиях непривычной для студентов обстановки (на фабрике, на фронте, на стройплощадке и т. д.).

В этюде «Прорабская» мы столкнулись с таким случаем: в

Стр. 38

стройконтору приходит девушка наниматься на работу. Прораб, встретивший ее, относится к ней с недоверием. Но пришедшие на обеденный перерыв работницы уговаривают прораба зачислить девушку в их бригаду. В этом этюде были и удача, и провал. Неудача постигла студента, изображавшего прораба. Он, надев ватник и сапоги, так увлекся своим внешним видом, что его поведение в этом этюде стало фальшивым. Это был не студент Толя Л., а студент Толя Л., изображавшийкого-то. Размашистые жесты, нарочитость разговора, блатные словечки — все это было «прилеплено» к студенту и лишало его живых чувств.

Одна из девушек бригады строителей тоже отошла от себя (и на ней были ватник, брюки). Но это не мешало, а помогало ей. Она слилась со своим костюмом, со своей (отличной от жизненных ее привычек) манерой держаться и говорить. Все это как-то подхлестнуло ее. Она так искренне подмигивала новенькой и так яростно нападала на прораба, не хотевшего принимать девушку на работу, что весь этюд с ее приходом (другие девушки ей тоже помогали) озарился радостью правды. В разговоре со студентками после показа мы спросили девушку об ее самочувствии в этой работе. «Мне было необыкновенно легко и просто», — сказала она. Когда же мы обратили ее внимание на то, что это все же была не она, студентка, она ответила, что не думала об этом, что все это получилось «само собой». То есть одним студентам такой отход от себя помогает приблизиться к правде происходящего, другим мешает.

Следовательно, в этюдах первого курса студенты все-таки становятся другими. Плохо это или хорошо? Нет, не плохо, потому что естественно. Но необходимо объяснить студентам, что работа над сценическим образом еще впереди. Главная задача первого курса — создание фундамента актерского мастерства, овладение органической жизнью на сцене, умение правильно, глубоко, искренне и свободно жить в предлагаемых обстоятельствах, оставаясь самими собой. «Надо научить студентов бесстыдно оставаться на сцене самими собой, надо приучить их получать радость от публичного одиночества. Это тоже искусство!» ¹ — говорил Е. Б. Вахтангов своим ученикам.