— Я не возражаю.

— Давайте еще подождем минут десять, чтобы совсем увериться, — сказал Логан. — А готом пустим лекарство поскорее.

Если бы не эта чопорная профессиональная обстановка, он бы обнял Сабрину и поцеловал ее в губы. Но вместо этого он оглядел всех и сказал:

— И тогда уж позволим себе расслабиться. Правильно?

Сто раз за день, занимаясь повседневными привычными делами, он возвращался к мысли: неужели мы наконец это делаем? И совсем скоро узнаем ответ!

Раза три он заходил к Новик. Сабрина четыре раза. Даже Рестон забежал раза два. И всякий раз они видели — больная спокойно отдыхает, смотрит телевизор или читает, но к концу дня эти визиты врачей смутили ее, хотя внимание было приятно.

— Вы чего-то ожидаете? — наконец спросила она Логана, когда тот склонился над ней со стетоскопом. — Что-то не так?

— Да вовсе нет! — воскликнул он, чувствуя себя несколько глуповато. — Просто хотим еще раз убедиться, что все в порядке.

А вообще-то на самом деле все они хотели обнаружить одно и то же: свершившееся чудо. Однако даже при самом прекрасном стечении обстоятельств проходит несколько недель, прежде чем лекарство проявит свою эффективность. Очень редко, но случалось, что оно действовало на опухоль почти сразу.

Логан зашел на следующее утро, потом — в середине дня. Как и другие, он пытался убедить себя, что нечего быть таким назойливым, и они решили заглядывать к Новик по очереди — раз в два часа.

На третий день Джуди могла отправиться домой, и не было даже предлога, чтобы держать ее дольше.

— Прекрасно, — сказал Логан. — Передайте мужу, чтобы он завтра утром приехал за вами.

— Здорово. Я готова.

Он еще раз осторожно прощупал опухоль. Он знал ее слишком хорошо — не только размеры, но и очертания.

— В следующий раз вы должны приехать во вторник.

— Хорошо.

Неужели опухоль стала мягче? Нет. Игра воображения. Он знал, что такое самовнушение.

— Значит, как, все по-старому? Не болит?

— Все, как и утром. Все прекрасно.

— Хорошо. Это то, что и хотелось услышать…

В дверь резко постучали.

— Кто там?

— Извините, доктор, — сказала медсестра-стажер, заглядывая в дверь. — Миссис Берн на проводе, она говорит, что это очень срочно.

— Хорошо. Мы почти закончили. — Он улыбнулся Джуди Новик. — Продолжайте в том же духе, встретимся во вторник.

Он резко поднял трубку.

— Фэйт? — проговорил он озабоченно. — Это доктор Логан. Что-то случилось?

— Со мной ничего. Кроме рака. Но что с вами случилось?

— Не понимаю. — Голос в трубке был жестким, совсем не похожим на голос женщины, которую он видел две недели назад.

— Вы мне сказали подождать полтора месяца, чтобы начать лечение.

— Да.

— И как же так получается, что кто-то уже начал лечение? У вас есть любимчики?

— Кто вам сказал такое?

Именно поэтому в институте и старались, чтобы протокольные пациенты шли в общем потоке, сдавали анализы друг за другом, дабы не возникало никакого соперничества и до конца обследования очередность никак не отражалась на поведении пациентов.

— Не важно, кто сказал. Речь идет не о том.

— Фэйт, послушайте меня. У нас свой распорядок, и мы должны ему следовать. Лекарство назначается и выдается в том порядке и в той последовательности, в которой к нам на курс поступали пациенты.

— Мне плевать на это! — резко ответила она. — У меня рак! И я должна сама о себе побеспокоиться.

— Фэйт, — сказал он с преувеличенным спокойствием. — Мы обсудим это позднее. Сейчас я очень занят.

— Когда?

— После.

Через несколько минут, направляясь домой, Логан чувствовал смущение и раздражение, будто его предали. И он задавал неизбежный для каждого врача вопрос — вопрос, способный лишить уверенности в себе: как он мог ошибиться? Неужели он больше не вправе доверять собственной интуиции?

Нетрудно догадаться, кто стал источником информации для Фэйт. Мэрион Уинстон, представитель службы заботы о пациентах. Уинстон знакомилась с каждым пациентом, принятым на курс лечения. Ее цель, как она сама формулировала, — служить посредником между больными и медиками.

Логан утром вошел в ее кабинет, собираясь выяснить насчет звонка Фэйт Берн. Уинстон, увидев его, резко бросила:

— Да, мне звонила миссис Берн вчера вечером, домой. Очевидно, вы были не слишком внимательны к ней.

Логан решил держаться в рамках приличий. Он уже хорошо знал скандальный характер этой дамы.

— Послушайте, мисс Уинстон. Наша работа предполагает абсолютно равное отношение ко всем женщинам, включенным в курс.

— Хорошо, тогда давайте кое-что уточним. Я считаю, моя работа заключается в том, чтобы вызвать доверие больных. Чтобы они могли помочь нам решить, что такое равное отношение.

— Понятно. Значит, это вы предложили Фэйт позвонить?

— Она очень беспокоилась, и я дала ей понять, что следует известить вас об этом.

— Понятно, — повторил он тренированным спокойным голосом. Вот дьявол! Как теперь выкрутиться? — Мисс Уинстон… — начал он, — нам незачем притворяться, мы оба знаем, что вы с самого начала не были без ума от этого курса. Ну что ж, хорошо. Я просто надеюсь, что мы все же сумеем работать вместе, стараясь сводить до минимума трения.

— Конечно. — Она холодно взглянула на него. — Именно это всегда и входило в мои намерения. Здесь нет ничего личностного.

Он кивнул. Она произнесла это с убежденностью, внушавшей доверие.

— Ну так вот, я просто хочу, чтобы вы знали — лишняя информация может вызвать проблемы у пациентов.

— Доктор Логан, мне известно, что очень многие врачи предпочитают держать пациентов в неведении. Это дает им больше власти над ними. Для вашего сведения, моя работа состоит в том, чтобы просвещать больных, когда только возможно и где только возможно.

— Я просто говорю о том, что миссис Берн встревожилась напрасно. Мы никак не можем ее успокоить.

— Почему же нет?

— Потому что такова система работы. Во всяком случае, совершенно не важно, каков ее порядковый номер в очереди.

— Это для вас не важно.

— Именно для нее. Для ее шанса.

— Ну что ж, если это не важно, почему бы ее просто не передвинуть поближе? Мы оба знаем, что среди зачисленных на курс есть те, которым безразлично, какие они по счету.

— Но это было бы неправильно.

— Почему? Если это не имеет значения? — Уинстон сощурилась. — Вы понимаете, о чем я говорю? Ваше упорство бессмысленно. Просто поменяйте ее с кем-то местами. И закроем этот вопрос.

У Логана в голове все перепуталось. Он вздохнул.

— Я не знаю. Может быть. Надо подумать.

— Ну что ж, извините, мне пора идти, — сказала Уинстон. Она изобразила на лице что-то такое, что при других обстоятельствах можно было принять за дружескую улыбку. — Но я уверена, вы понимаете, как благодарны были бы вам Фэйт и я.

Когда Джуди Новик появилась в больнице в следующий вторник на вторую процедуру, перемен нельзя было не заметить. Хотя она еще не слишком крепко стояла на ногах и на первый взгляд ее опухоль не уменьшилась, цвет лица стал лучше, а сама она — бодрее.

— Я чувствую себя прекрасно. — подтвердила она. — Гораздо меньше устаю.

Стоя рядом с ней в кабинете для обследования, Логан и Сабрина обменялись быстрыми довольными взглядами.

И Сабрина решила тут же передать эту радость и пациентке.

— Хорошо, — сказала она. — Замечательно.

Хотя оба врача понимали: если и правда это воздействие лекарства, то оно может быть скоротечным, временным.

Но, проверяя опухоль, ощупывая ее, они не сомневались в том, что она стала податливее. А когда сделали замеры, то выяснили — она уменьшилась на три четверти сантиметра. Для статистики это, конечно, не цифра, но все равно ободряло.

В любом случае Новик явно ощущала прилив энергии.

— Вся неделя была просто замечательной, — заявила она. — Я снова встречалась с друзьями, муж водил меня в кино, а на днях я даже пробежалась по магазинам.