— Итак. Провод тянется прямо к отделению железнодорожной милиции. Я видел в окне нашего друга капитана. У него на руке бинт размером с боксерскую перчатку. Но провод там не заканчивается. Он соединен с другим, а тот — с выходом позади милиции. Просек? Сутенеры-то — наши. И меня это не удивляет.
3
Ярославский вокзал для Жени был всем: столовой, книжным магазином, детской площадкой, ларьками с зажигалками, музыкой и видео. В зале для военнослужащих слонялись мужчины — в увольнении они прохлаждались без багажа. Эскалатор вел в зал ожидания этажом выше, там позади красного бархатного шнура стояло концертное пианино.
Он вошел с главного входа и стал наблюдать за публикой, не захочет ли кто-нибудь сыграть дружескую игру в шахматы на доске, которую он всегда носил в рюкзаке. Он был осторожен: с собой всегда паспорт и проездной, если его остановят. Хотя его лицо наполовину закрывал капюшон, он старался держаться в местах, где не засекут камеры наблюдения, даже если бы они следили именно за ним.
Когда Женя не находил возможного партнера, он садился на скамейку в дальнем углу в тихом коридоре, ведущем в верхний зал, и начинал изучать карманный англо-русский словарь. Бобби Фишер учил русский, чтобы читать профессиональные разборы шахматных партий. Женя таким образом отдавал ему долг. Женя сконцентрировался на богатом слове draw,которое означало «ничью» при окончании шахматной партии. Или — натяжение, отливание, наброски, привлечение, зарабатывание, поднятие или опускание занавеса и так далее…
Дверь напротив со стуком открылась. Внутри два милиционера и девочка сидели за металлическим столом с кувшином воды, бумажными стаканчиками и диктофоном. Старшей была женщина-майор с большими звездами на погонах. Лейтенант откинулся на стуле.
Девушке было примерно пятнадцать — Женькин возраст. Глаза ее были полны слез. «С тех пор, как она покрасила волосы в неоново-красный цвет, она стала привлекать внимание милиции», промелькнуло в голове Жени.
Майор включила материнский тон:
— Сначала нам нужна информация, затем мы проведем расследование. Все будет хорошо. Возможно, кто-нибудь найдет твоего пропавшего ребенка до того, как это сделаем мы.
— Я ее не потеряла, ее украли…
— Это ты так считаешь. Мы проверим.
— Мы напрасно тратим время. Почему вы не ищите ее?
— Послушай, милая, мы применяем системный подход, он обычно хорошо срабатывает. Твой случай — сложный. Ты говоришь, что у тебя нет фотографии ребенка.
— Ребенок и есть ребенок.
— Да чушь полная. Фотография все равно нужна, если ты хочешь кого-нибудь найти.
— И вам удается кого-нибудь найти? — Девушка кивнула на фото на соседней стенке — черно-белые ксерокопии распечаток с экрана с большим зерном от увеличения. Фотографии были сделаны в закрытом помещении и на улице, люди на них — разных возрастов, пола. Но у всех этих людей была одна общая черта: они исчезли.
— К сожалению, нет. Но ты можешь нам помочь.
— Мы же не можем вернуть ребенка первому встречному… — сказал лейтенант.
— Лейтенант… — остановила его майор, словно она обращалась к непослушному мальчику.
— Шутка…
Майор снова обратилась к девушке:
— Твой поезд прибыл больше часа назад. Ты должна была сразу к нам прийти. Чтобы найти ребенка живым, важно не терять времени.
— Мы напрасно тратим время.
— Твое полное имя?..
— Мая.
— Это все?
— Это все.
— Ты замужем, Мая?
— Нет.
— Ясно. И кто отец ребенка?
— Кто-то, кого я так и не встретила…
Лейтенант передразнил:
— …Кто-то, кого она встретила.
— …Я не знаю.
Однако, как женщина — женщине, майор, казалось, готова была проявить симпатию.
— Тебе еще очень мало лет, чтобы иметь ребенка. В каком ты классе?
— Я закончила школу.
— Что-то не похоже. Пожалуйста, покажи свой билет и документы.
— Они были в корзине. У меня было две корзины, одна для ребенка, другая — для вещей. У нас было синее покрывало с желтыми утятами. Все украли.
— Свидетельство о рождении?
— Украли. Я знаю, какого цвета у нее глаза и волосы, знаю, где находятся родимые пятна. Это могут знать только матери.
— У тебя вообще есть какие-нибудь документы на себя или ребенка?
— Их украли.
— Твои родители могут сообщить эту информацию?
— Они умерли.
— Так, на бумаге этого ребенка не существует, и в поезде его никто не видел? Это только твои слова…
Девочка молчала.
— На какой станции ты села в поезд?.. Слушай. Ты должна знать, на какой станции села в поезд. Или когда ребенок исчез.
— Я же сказал вам — ее украли, когда я спала…
— И ты обвиняешь эту так называемую бабу Лену?
— Вы слышали о ней? Она сказала, что ее все знают.
— Нет, я никогда не слышала о ней. Ты говорила с кем-нибудь, кроме бабы Лены?
— Нет.
— Кто-то еще видел ребенка в вагоне?
— Нет.
— …Так ты скрывала ребенка?
Девушка не ответила, но почувствовала, что вопросов стало гораздо больше.
— А что солдат? — продолжила майор. — Он видел?..
— Что?
— В твоем первом рассказе был солдат. Ты сказала, что пошла с ребенком в тамбур.
— На свежий воздух.
— На свежий воздух и чтобы скрыть его от остальных пассажиров?..
— Да.
— Ты прятала его, вроде… И там к тебе подошел солдат.
— Да.
— Вы были там втроем — ты, солдат и ребенок, которого никто не видел.
— Да…
Девочка поняла, к чему они клонили. Ей показалось, что она в змеином гнезде. Она впала в прострацию, а когда пришла в себя, майор уже говорила кому-то: «…Ложная тревога. Принимая во внимание ее возраст, у нее фантазии и никаких плохих намерений… Полномасштабный поиск потребовал бы массу усилий, чтобы найти этого призрачного похищенного младенца. Никакого похищения не было, вообще не было никакого младенца, поэтому его нельзя было похитить. Отдел расследований никаких дальнейших действий предпринимать не будет. Мы задержим девочку, которая называет себя Маей». Майор выключила диктофон и добавила:
— Жаль, дорогая. Но с самого начала я ничему не верила. Никакого ребенка не было.
— Слушай… — встрял лейтенант, — а когда ты с солдатом пошла в тамбур, ты сделала ему руками или минет?..
Женя не мог видеть всего, что происходило в комнате для допросов. Он расслышал крики, звук льющейся воды и бьющегося стекла. Дверь распахнулась, и растрепанный лейтенант и девушка, которую он держал за ворот куртки, стремительно пронеслись по коридору, миновали бархатный шнур, пианино и бросились вниз по эскалатору, — ноги девушки едва касались пола. На мгновение он поднял ее в воздух, но в следующую секунду она выскользнула из куртки и стрелой бросилась бежать.
Лейтенант сначала пытался догнать ее — колени работали, как у звездных бегунов. В легких сумерках на площади было все еще оживленно, несмотря на поздний час. Лейтенант почти настиг девчонку, но тут она юркнула за гору пакетов между пенсионерами в инвалидных колясках, потом под стол с сувенирами и, наконец, рванула сквозь большую семью чеченцев. «Сволочи», — подумал Женя. Люди с любопытством следили за стремительным бегством девочки… А Женя наблюдал в страхе.
«Сука!..» — милиционер захромал и бросил куртку. Пошел медленно, переваливаясь и стараясь отдышаться. А когда судороги в ноге стали ослабевать, девочка исчезла из вида непонятно в каком направлении. «Неужели так трудно было выставить ей подножку и поймать эту мелкую сучку? Как обычно, самоуверенное московское говно ничего не сделало, чтобы помочь милиции…» Он пошел назад, чтобы забрать куртку, но и та тоже исчезла.
Жене не составило труда обнаружить девчонку. Ее красные волосы выделялись в толпе, не давая потерять из виду. И хотя она уже добралась до входа в метро, он решил, что она не успеет далеко уйти. Он проверил содержимое карманов куртки незнакомки: очки, зажигалка, половина пачки сигарет «Русский стиль» и конверт с полутора тысячами рублей, которые, как подозревал Женя, были всем ее состоянием. Ни сотового, ни документов…