— Мне не страшно умирать. Я умираю за свой народ, и это счастье.

Когда железная метла войны вымела нацистов, за пустой разрушенной школой у тонкой русской березки похоронили Зою».

Потрясенные художники стояли у маленького холмика из еловых веток…

… Нестеров в 1942 году сказал живописцам:

«Полюбите вашу Таню, и вы сделаете все…»

Любовь и ненависть — вот ключ этой картины.

Всмотритесь в холст.

С каким эпическим спокойствием раскинулась русская земля под снежным покровом. Торжественно, печально лежит белый саван зимы, окутав поля Подмосковья.

Низко повисло свинцово-серое небо. Застыли от стужи березы…

Сумеречное утро…

Враги согнали женщин, детей, стариков глядеть на казнь. Пусть вертятся у эшафота нацисты. Пусть клацают затворы фотокамер. Не ведают фашисты, что оставляют людям Земли неистребимый документ величия, непокоренности духа юной героини… Лишь это запишет история на своих скрижалях.

Иллюстрация к «Истории одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Три шага…

Три шага босых ног. Один по снегу. Второй на подставленный венский черный стул… Третий на скрипучий пустой ящик, неловко взгроможденный на другие два ящика из-под консервов…

Три шага в бессмертие…

На глазах палачей простая московская девушка как бы стала мраморной.

Еще миг… Скрипят под ногами пустые ящики. Звучат лающие чужие слова… Снега, снега, снега… Как кричит воронье! Мамочка, мама…

Нет, так нельзя уходить.

«Бейте фашистов, не бойтесь их!» — прорезает тишину голос Тани…

Сокровенное озарение духа, которое приходит к человеку как конечный итог убежденности устремлений, как свет, посещающий людей нашего сложного двадцатого века, проходящих нелегкий искус жизненных наблюдений, контрастных впечатлений, влияния среды и времени…

И все-таки, невзирая на все тяготы рождения нового в нашем столетии, Советская Россия — Страна Советов — дала исторически весомые образы массового героизма — этого чуда, как бы аккумулирующего громадные заряды веры в правоту своего дела, в конечную победу света над мраком…

Октябрь 1917 года, гражданская война, двадцатые годы, первые пятилетки, Великая Отечественная война и, наконец, наши дни являют пример духовной наполненности миллионов граждан нашей державы, их веры в победу правого дела…

Великая тайна, зовущаяся на Западе «русской загадкой», которую не могли постичь видные политики Европы и Америки, есть не что иное, как святое умение советского народа любить и ненавидеть, верить в общее дело.

«Бегство фашистов из Новгорода»…

Новгород… Гарь… Багровые сполохи. Горький дым пожарищ. Белогрудые истерзанные храмы.

Руины.

Рваное железо. Зияющие остовы куполов.

На снегу — черные от копоти гиганты. Их бронзовые руки воздеты к небу. Они призывают к мщению за кровь людей, за поруганные святыни, за слезы матерей. Они повержены, эти великие образы истории Руси. Но не побеждены!

Иллюстрация к рассказу А П. Чехова «Дама с собачкой»

Они живы. Страшны в гневе черты Петра Первого, Пушкина, Суворова.

Изуверы опоганили Новгородский кремль. Разрушили древние стены башен. С педантизмом, размонтировали памятник «Тысячелетие России».

Пронумеровали аккуратно все фигуры монумента — хотели увезти в рейх, в логово нацизма…

Все, все, казалось, сделали враги, чтобы сокрушить славу народа, которого не дано было им победить. Разбили фрески. Разорили собор. Спалили тысячи старинных бесценных книг.

Хотели стереть с лица земли самую северную твердыню на Волхове, мечтали заставить забыть о самом существовании славян, когда-то победивших на льду Чудского озера тевтонских псов-рыцарей. Не вышло!

Гордо высятся стены Софии.

Зияют проломы новгородских башен.

На какой-то миг повергнуты кумиры истории Руси…

Но из праха восстанет слава Града.

И вновь закипит жизнь на выжженной земле.

На затоптанном снегу — обрывки страниц книг. Ледяной ветер шевелит листы газет, гудит в ущельях руин… Страшен, страшен образ Новгорода, опозоренного ворогами…

Они измывались над святынями. Устраивали конюшни в церквах.

Открыли кафе для офицеров у самого Софийского собора.

Водрузили на березовый цоколь бронзового Льва Толстого и под звуки веселых вальсов стреляли в гения земли, которую им не дано было понять и осмыслить…

Жуткая картина разрушенного Новгорода поразила художников. Они стали писать этюды. И вот здесь, на пепелище, родилась мысль написать полотно. Запечатлеть трагедию войны…

Новгород. Первые дни 1944 года…

Мечутся, мечутся, трусливо пригибаясь, фашистские тати по чужой земле.

В руках бандитов — чадящие факелы. Ревет яростное пламя, пожирая древние стены. Низко, низко стелются зловещие клубы.

К. Станиславский.

И посреди всего этого адова хаоса — София. Святыня Руси, собор, семь столетий назад осенивший стяги Александра Невского на ратный подвиг и встретивший могучим звоном колоколов великую победу…

Я слышу этот древний благовест, слышу клики народа, голос Невского…

Пусть гудит пламя.

Ему не сгубить славу России.

И восстанет из праха и тлена Новгород… Воспрянет из пепла краса собора… Взывают к мщению простертые к небу могучие длани поверженных героев тысячелетней истории России… Воет, воет лютый пожар. Скрипит, стонет снег под коваными сапогами нелюдей, жутких и жалких перед величием вечной славы чужой для них страны. Суд истории близок.

Они обречены. И никакие фразы, никакая ложь не оправдают чудовищных злодеяний фашизма.

Глядя на эту картину, на адский пламень, губящий Новгород, на голос хаоса и смерти, глушащий все живое, все же явственно слышу могучий голос полководца.

«Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет».

Такова историческая правда, звучащая в этом полотне, так найдены масштабные соотношения, композиционный строй этого огромного холста, такова сила веры в правду истории, заложенная в это произведение нашего искусства.

«Надо было, — рассказывают художники, — самим увидеть среди пепелища одинокую печь с детским рисунком на ней, а рядом черные железные ребра кровати, торчащей из-под снега. Надо было самим слышать на морозе звон топора и визг пилы около ослепительно золотистых бревен нового сруба, там, где отдаленно еще слышно уханье тяжелых снарядов… В таких поездках появились планы будущих композиций, картин… Этюдник, небольшой альбом и складной стул захватывал с собой каждый из нас. При малейшей возможности мы работали. Десятки вариантов, сделанных по памяти, не заменят одного, сделанного с натуры».

Художники в «Бегстве», на первый взгляд, изобразили картину хаоса, кошмарного по чудовищности акта разрушения. Но, несмотря на всю мрачность происходящего злодеяния — ведь мы становимся свидетелями трагедии гибели святыни народа, — все же, несмотря на это, холст Кукрыниксов заставляет нас верить в конечную победу света над мраком.

С. Прокофьев.

«Вы стали всемирно известной силой в международной солидарности людей, в их общей ненависти к фашизму и борьбе за его разгром. Пусть одобрение мира дает вам еще больше уверенности и силы», — писал художникам в год начала создания «Бегства фашистов из Новгорода» Рокуэлл Кент.

«Конец. Последние дни гитлеровской ставки».

Крах. Провал. Тупик… В зловещей мгле бункера, озаренной мертвенным светом, мечутся персонажи кровавой трагедии.

Вознесенные к власти, они явили все сгустки пороков рода людского. Все сходило им под грохот маршей, под топот парадов.