Молодой творец был дерзок с первых шагов, обладал большим запасом энергии, юмора и, главное, желания работать, несмотря на некоторые трудности, присущие тем временам — двадцатым годам нашего века.

Словом, уже давно, как мы не устаем удивляться таланту, а порою (я не боюсь этого слова) гению и непревзойденному трудолюбию этого нашего современника, который, впрочем, не раз был удостоен самых высоких оценок своего творчества самых почетных наград.

Беда одна: никто никогда не зрел в лицо этого замечательного живописца, графика, декоратора, скульптора, сатирика, хотя все знали отлично его имя.

Никто (кроме него самого) никогда не видел, как он создает свои картины, хотя иногда попытки проникнуть в тайну его творчества предпринимались и досужие фоторепортеры пытались изобразить этот колдовской процесс.

Но все это было далеко от той поистине волшебной реальности, которая сложилась путем соединения изумительных качеств, самых разных черт, поистине поражающих своей многогранностью.

Кто он, этот мастер?

В стенах Академии художеств в Москве была открыта большая выставка художников Михаила Куприянова, Порфирия Крылова, Николая Соколова, посвященная полувековому творческому пути этого единственного в истории искусства союза трех мастеров, создавших четвертого художника — Кукрыниксов.

Экспозиция пользовалась огромным успехом у зрителей, часто у входа стояла длинная очередь желающих попасть и увидеть замечательные работы этого уникального коллектива.

Как спаялось, как родилось это непревзойденное содружество?

Что это? Обычное соавторство?

Нет!

Соавторство… Есть ли в истории искусства примеры подобного рода сотворчества мастеров, результатами которого являлось рождение замечательных произведений?

Сколько угодно…

Не говоря уже о том, что многие большие художники с незапамятных времен имели мастерские, школы, растили учеников, в них работали юные и зрелые талантливые живописцы.

Они, как правило, принимали посильное участие в исполнении больших заказов на фрески, картины, скульптуры, мозаики.

Таня.

Ни для кого не секрет, что в эпоху итальянского Ренессанса в недрах боггеги (мастерской) Верроккьо родился гений Леонардо, что однажды молодой Леонардо написал фигуру ангела в композиции Верроккьо, поразив учителя живостью исполнения.

Классическим примером такого сотворчества была мастерская, если так можно назвать, цех Рубенса, в котором писали Ван Дейк, Йордане, Снейдерс и многие другие первоклассные живописцы, после ставшие самостоятельными и внесшие свой вклад в историю искусства…

Но все эти тонкости, тайны и проблемы очень деликатные.

Как правило, за редкими исключениями, такого рода содружество имело всегда одного лидера, подписывающего весь комплекс творческих усилий, одну светящуюся вершину пирамиды; камни, из которых она складывалась, оставались в тени.

Так получалось.

И только история, бессонный свидетель всего, что творится на Земле, доносит нам подробности этих творческих биографий.

В чем же все-таки тайна рождения каждого нового крупного явления в искусстве?

В каком кипении насыщенных до предела растворов, в каком столкновении атомов создаются те редкостные по структуре, красоте и величине кристаллы, в которых, как в магическом зеркале, отражается эпоха, окружающая их, претворяясь в невиданные доселе дивные формы?

Представьте хоть на миг, что за волшебство: появление на фоне царской, освещенной резким светом гоголевского гения николаевской России, населенной Чичиковыми, собакевичами, ноздревыми, маниловыми, — звенящего, светлого образа Руси — несущейся тройки, в которой вся загадка, и весь размах, и масштабность свершений, творившихся в этой шестой части мира…

Но какой поистине колдовской силы должны быть грани кристалла гоголевского дара, чтобы суметь собрать свет и тени времени и создать символ загадочной и до сих пор еще не всеми осознанной до конца мощи!

Художник…

Никто не может предсказать, что скажет новый истинный талант, как он увидит свое время, на какую глубину он копнет.

Военная Москва.

И в этом — первичность истинного дарования.

Как далека она от иллюстративности, как далека от серого натурализма, изображающего чисто внешние приметы явлений…

«Это портрет не мой, а моей кожи!» — воскликнул как-то большой писатель о своем изображении. Душа или кожа?

Вот мера проникновения, вот определение зоркости прозрения.

… Сколько их, этих ловких, умелых, поражающих невзыскательный вкус художников, по-своему честных и трудолюбивых, но, к сожалению, неспособных проникнуть в глубь явлений, а изображающих лишь поверхность, внешние приметы времени.

И как мало истинных творцов, способных постичь всю бездну свершений! Слышащих пульс своей эпохи, биение сердца своего народа, ощущающих со всей мощью творца свет и тени своего времени.

Их немного, но след, оставляемый этими мастерами, огромен. Мир образов, созданный ими, неохватен и поражает наше воображение верностью и правдой видения жизни.

Нет рецепта и нет мудреца, который может в точности предсказать, что вот, мол, завтра или послезавтра родятся новый Пушкин, Суриков или Глинка.

Но такова истинная мощь гения нашего народа-творца, в том-то и счастье нашей страны, что она богата, очень богата большими поэтами, писателями, композиторами, художниками.

Только надо видеть и гордиться ими. И еще маленькая деталь: помогать при появлении, росте.

При рождении и становлении таланта Кукрыниксов их поддерживали советами и дружеской помощью такие мастера, как Маяковский, Горький и Нестеров, им заказывал театральные эскизы Мейерхольд.

И очень важно, что школу они проходили во Вхутемасе…

Вхутемасовцы… Их отличает особая, присущая им гордая радость причастности к этому дому — Вхутемасу — и той поре становления нашего искусства.

Сколько я ни беседовал с мудрым и прямым Дейнекой или с обаятельным и тонким Пименовым, со своеобычным и острым Нисским, всегда меня поражали их немеркнущая любовь, восторг перед теми днями их молодости.

Бегство фашистов из Новгорода.

И не только потому, что юность всегда кажется золотой сказкой.

Нет.

Это было суровое, порою голодное время…

Но что привлекало к нему будущих корифеев нашего искусства?

Яркость. Свежесть. Смелость начинаний.

Безудержное желание творить…

Отрицать и утверждать. А главное — бескомпромиссность и честность всех начинаний.

Были ошибки, глупости, промахи. Но не это было главным.

Главным было — дерзание.

И поэтому вхутемасовцы получили заряд, которого каждому хватило почти на всю жизнь.

Это были поистине новые люди нового времени — Дейнека, Пименов, Нисский, Ромадин, Чуйков, Вильяме, Гончаров, Кукрыниксы… И многие другие.

Их вклад в дело нашей культуры несомненен и огромен.

Буревые зори двадцатых годов. Звонкие голоса юного Советского государства. Порыв народа Страны Советов в стремлении к миру, стройке. Неизбывное ощущение радости бытия дало силы, открыло новые имена в молодом искусстве той поры…

Художники яростно спорили и неустанно искали пути отражения наступившей нови. Немало смутного и наносного сопровождало эту зарю рождения новой красоты.

Немало пустозвонов и смутьянов сокрушали «старое», опрокидывали «каноны», не предлагая, по существу, ничего взамен.

Однако ни пролеткульты, ни иные свергатели Леонардо, Россини и Пушкина не одержали конечной победы…