— Нет! Не стоит даже говорить об этом, — прервал его раненый, чьи слова уже прерывались зловещей предсмертной икотой. — Лучше послушайте меня… французов часто обвиняют… что, мол, лезут не в свои дела… слишком воинственны и легкомысленны… Может, и так! Но они… бескорыстны… и умеют пожертвовать собой… во имя чести… и справедливости… Прощайте! Будьте счастливы, юноши… это последнее пожелание… из Франции…
Голос пресекся, и коммивояжер конвульсивно сжал руки канадцев. Фелисьен Навар умер с улыбкой, успев еще еле слышно прошептать заветное слово — «Франция!».
Назавтра и во все последующие дни снова валил снег. «Одинокий дом» очутился в еще более плотной блокаде, чем прежде. Даже такому отменному ходоку, как Джо Сюлливан, что знал все тропы в Черепаховых горах, было не под силу выбраться из метельного плена. Следовало ждать первых морозов, только по плотному обледенелому насту можно было пройти на лыжах.
Впрочем, трое братьев все равно были бы обречены на бездействие из-за ран, даже если бы и сохранилась связь с внешним миром.
Они терпеливо выносили боль, но безмерно страдали при мысли, что Луи Рилю суждено погибнуть, проклинали свое невезение и с лихорадочным нетерпением ждали выздоровления.
Боб Кеннеди, с преданностью истинного друга, и Джо Сюлливан, с грубоватым сочувствием человека, много повидавшего на своем веку, старались как могли отвлечь молодых людей от тяжелых мыслей.
— Хэлло! — не уставал повторять ковбой. — Разве вы не сделали все, что в силах человеческих, для его спасения?
— Англичане не посмеют его убить, — подхватывал владелец «Одинокого дома», сам не слишком веря в то, что говорил.
Старуха, сильно присмиревшая в присутствии мужа, тоже заметно смягчилась по отношению к гостям. Теперь она гораздо реже прикладывалась к бутылке и стала походить на человека. В сущности, по натуре супруга Джо не была злой и сама не заметила, как постепенно привязалась к постояльцам.
Но только прелестной Кэт удавалось развеять их хандру, которая, в совокупности с высокой температурой, сильно мешала успешному заживлению ран.
Проворная и веселая, девушка была подлинной душой дома, он словно бы оживал от ее милого щебетанья и освещался взглядом ее лучистых ярко-голубых глаз.
Кэт превратилась в неутомимую самоотверженную сиделку при раненых, которые относились к ней с подлинным обожанием.
Вскоре Франсуа и Жак незаметно для себя полюбили девушку, словно младшую сестру, баловали и ласкали, с восторгом следя за каждым ее движением. Но Жан никак не мог побороть робости, краснел и бледнел при ее появлении, упорно обращаясь к ней: «Мадемуазель».
Однако это никого не могло обмануть. Боб, ясно видевший, что творится в душах смелого канадца и восхитительной американки, только посмеивался, говоря про себя: «Кажется, дело идет к свадьбе!»
Медленно текли дни, постепенно складываясь в недели, в бесконечно долгие месяцы зимы. Здоровье вернулось к гостям «Одинокого дома», а вместе со здоровьем они обрели прежнюю силу.
Вскоре братья как истые северяне начали совершать небольшие походы на лыжах — только так можно было преодолеть огромные снежные равнины.
Наступил февраль. Через несколько дней они уже смогут без всякого риска добраться до ближайшей железнодорожной станции.
Но Джо Сюлливан, изнывая в бездействии, опередил их. Уйдя из дома на рассвете, он вернулся ближе к ночи, принеся пачку газет месячной давности и письмо, давно прибывшее в Делорен. Адрес был выведен крупными неровными буквами — рукой человека, не привыкшего писать.
— Какие новости? — воскликнул Жак, бросаясь к контрабандисту, но тут же остановился при виде его мрачного лица. — Дурные вести, не так ли? — спросил метис.
— Увы, да! — ответил Джо Сюлливан.
— Луи Риль?
— Погиб! Убит неправедным судом… казнь совершилась шестнадцатого ноября… Да падет вечный позор на голову английских властей!
Гнев и скорбь одолевали юношей, обступивших хозяина дома.
— Несчастный мученик! — повторил Боб, разделяя горе своих друзей. — Но при этом герой! Из тех героев, павших, исполняя свой долг, чья смерть приближает триумф свободы и справедливости.
— А письмо? — нарушил наконец Франсуа долгое и тяжкое молчание.
— Это от дяди Перо! — вскричал старший «уголек», разорвав конверт.
— От дяди Перо? Только бы с ним не случилось несчастья…
— Надеюсь, что все в порядке… но мы очень нужны дорогому дяде… Ведь там тоже дела идут неважно… Слушайте:
«Дорогие мои дети.
К несчастью, я слишком поздно узнал о постигшей вас беде и не успел примчаться на помощь, чтобы стать опорой в вашей утрате. Вы остались одни, без денег, без поддержки, возможно, вам приходится скрываться. Я — ваш ближайший родственник и люблю так, как если бы был вам отцом. Получив письмо, приезжайте ко мне. Будете здесь в безопасности, и никто вас не потревожит.
Да и мне самому очень нужны честные смелые люди, мои дорогие братья Эсташ и Андре сейчас находятся в форте Нулато. Меня назначили управляющим компанией «Свободная Россия», и я должен соблюдать интересы наших милых друзей Арно, де Клене и Богданова, но я один и пребываю в постоянном страхе, что не сумею отбиться от негодяев, желающих завладеть нашим добром. Может быть, они замышляют и худшее. Вчетвером мы стоим целой армии и дадим отпор любому. Обнимаю вас троих от всего сердца.
P. S. Я вложил в письмо несколько долларов, чтобы вы могли оплатить дорожные расходы».
— Это все? — спросил Франсуа.
— Да, все, — ответил Жан.
— Что вы собираетесь делать? — полюбопытствовал Джо Сюлливан.
— Отправимся к дяде, когда путь станет свободным. Но вернемся сюда сразу же, как только минет опасность.
