— Лучше убей!

— Нет уж! Ты мне еще пригодишься… Я хорошо разбираюсь в людях… такими ребятами, как ты, не бросаются!

Все произошло настолько быстро, что французский путешественник и трое десперадос в изумлении застыли на месте.

— Эй, вы! Сколько вам предложили за поимку полковника?

— Сто долларов! — ответил без колебаний Нед Мур.

— Кто?

— Трое юношей, оставшихся в «Одиноком доме».

— Их имена?

— Жан, Жак и Франсуа.

— Они из Канады, верно?

— Да.

— Метисы?

— Без всякого сомнения.

— А почему они сами не пошли за полковником?

— Потому что… Знаете, Джонатан, вы слишком уж любопытны… Что я получу за эти сведения?

— Пулю! Джо, пристрели-ка этого мерзавца… Он мне наскучил своей болтовней.

— Хорошо!

— Не стреляйте! Я все скажу. Но сколько вы нам заплатите?

— Сто двадцать долларов… при одном условии: ты поклянешься, что будешь слепо исполнять мои приказы, что бы ни случилось… и чего бы я ни потребовал!

— Сто двадцать долларов! По рукам! Все вас знают, Джонатан, и я даю вам слово Неда Мура. Отныне ваши друзья — мои друзья. Ваши враги — мои враги!

— Предатель! — выкрикнул Боб, плюнув бандиту в лицо.

— Никого я не предавал, — ухмыльнулся негодяй, уже в третий раз поменявший нанимателя. — Доказательства? Разве я давал слово юношам из «Одинокого дома»? Они обещали мне и моим товарищам заплатить за услугу, но мы не обязывались хранить им верность, так что честь наша не затронута.

— Хорошо сказано! — одобрил Джонатан. — А теперь свяжи руки за спиной этому настырному Бобу. Оружие отбери. Но идет пусть своими ногами. А вы двое что скажете? Даете клятву, как Нед Мур?

— Да, хозяин, — ответили Ник и Питер.

— Прекрасно! Деньги получите в «Одиноком доме». Сейчас у меня в кармане нет ни гроша.

— Мы согласны, хозяин! Ваше слово дороже золота.

А Джонатан, устремив взгляд на Фелисьена Навара, добавил:

— Эй ты, молчаливый! Как тебя зовут?

— Извольте не тыкать и обращаться ко мне: «Сударь»!

— У меня нет времени на эти расшаркивания! Ну хорошо! Кто вы? И что делаете здесь? На границе надо отвечать быстро, когда спрашивает вооруженный человек.

— Я ищу Джо Сюлливана, чтобы предложить ему выгодную сделку.

— Она сулит большой доход?

— Как посмотреть… Нужно переправить в Америку десять тысяч бутылок шампанского.

— А, так это вы француз-виноторговец? Я вас знаю… мы договоримся.

— Вы меня знаете? — с удивлением переспросил Фелисьен.

— Едва вы сошли с корабля, господин Навар, как мне уже сообщили о вашем прибытии. Вашу сделку вполне можно осуществить… десять тысяч бутылок по пятьдесят су каждая, итого вы должны будете заплатить пять тысяч франков. Пять тысяч на проведение операции, пять тысяч Джо, столько же таможне и десять тысяч мне… Безделица! Тридцать тысчонок.

— Идет! Можете на меня рассчитывать…

— И он тоже! — с горечью пробормотал Боб, видя, как француз без всякой брезгливости протянул руку негодяю.

— А теперь в путь! — приказал Джонатан тоном, не допускающим возражений. — Боб пойдет первым, за ним Ник и Питер, следом Нед Мур и вы, господин Навар, за вами мой кум Джо Сюлливан… А замыкающим стану я! Вперед, к «Одинокому дому»! Ты, Боб, веди себя смирно, иначе я снесу тебе череп.

По дороге — передвижение гуськом не слишком мешает вести разговоры — Джонатан узнал от Неда Мура о событиях после нападения на дилижанс вплоть до неожиданной встречи возле туши бурого медведя, которую с превеликим трудом затащили на вершину сосны, оберегая от прожорливых хищников.

Узнав, что полковник не лгал, утверждая, будто его ограбили, Джонатан нисколько не изменил своего мнения о нем и добавил с изрядной долей цинизма:

— Все-таки он был слабак. Ему надо было перед уходом всем вам перерезать глотки, подпалить дом Джо Сюлливана, а главное — ускользнуть от гризли. Я бы сумел проделать это.

…Соблюдая бесконечные предосторожности, отряд с большим трудом пробирался к «Одинокому дому» сквозь глубокие сугробы. Путь был тяжким для всех, но для Боба он превратился в истинную муку, ибо со связанными руками ковбой без конца спотыкался, терял равновесие и падал лицом в снег.

Проникшись жалостью, спутники поочередно поднимали его. Фелисьен Навар исхитрился шепнуть ковбою:

— Мужайтесь, Боб! Я вас не оставлю… и их тоже!

Изумленный и обрадованный, Боб, бросив на славного малого взгляд, полный признательности, просипел сдавленным голосом:

— Спасибо! Вы — настоящий француз!

Вскоре показалась темная крыша «Одинокого дома», над нею вился дымок; будто из-под земли среди заснеженной равнины вырос высокий частокол, а собаки заметались с оглушительным лаем, почуяв чужих.

Джонатан, как опытный стратег, тут же переместился из арьергарда во главу отряда, чтобы рывком открыть дверь и неожиданно ворваться в дом, застав его обитателей врасплох.

— Присматривай за Бобом, — сказал он Джо, — главное, чтобы он не пикнул и не предупредил их.

Затем добавил, обращаясь к десперадос:

— Вы, ребята, будьте наготове. Поможете, если что.

— Не сомневайтесь! — ответил вместо бандитов Фелисьен Навар.

Одобрительно кивнув, Джонатан, сжимая в правой руке револьвер, взялся левой за массивное кольцо, при помощи которого можно было приподнять тяжелый брус. Бесшумно толкнув дверь, он совершенно незаметно проник в комнату и сразу увидел Жака, сидевшего на меховой подстилке возле раненых братьев.

Чтобы убить беззащитных молодых людей, выстрелив сначала в Жака, который не заметил его появления, а затем в братьев, Лебефу понадобилось бы меньше времени, чем другому просто зарядить револьвер.

Джонатан уже вытянул руку, прицеливаясь, когда за его спиной раздался пронзительный крик.

— Берегитесь, Жак! Берегитесь! Это Джонатан! — воскликнул Фелисьен Навар по-французски.

Жак вскочил, но тут же прозвучал выстрел, и юноша опустился на землю с возгласом отчаяния и боли:

— Господи! Кто же защитит моих братьев?

Взбешенный Джонатан, с мертвенно-бледным, исказившимся от ненависти лицом, повернулся и всадил пулю в грудь француза.

— Вот тебе! Подыхай, мерзкий предатель! — завопил он.

Фелисьен упал в тот миг, когда прозвучали слова Жака: «Кто же защитит моих братьев?»

— Я! — прозвучал в ответ звонкий голос.

Раздался третий выстрел с другого конца комнаты: Джонатан зашатался, схватившись руками за окровавленный лоб, а затем повалился навзничь. Пуля вошла ему между глаз.

Кэт Сюлливан с дымящимся револьвером в руке появилась на середине комнаты и, узнав отца, устремилась к нему. Бледная, она бросилась на шею Джо, бормоча:

— Отец! Они спасли мне жизнь… Я не позволю их тронуть… Я застрелила его за то, что он хотел их убить…

И девушка презрительным жестом показала на тело Джонатана.

— Ты правильно поступила, дочка, — сказал контрабандист, целуя ее. — В нашей семье не бывало неблагодарных предателей… Отныне беру этих юношей под свою защиту. Мой дом всегда будет открыт для них. А ты у меня выросла настоящим стрелком! Как ловко ты уложила беднягу Джонатана! Он даже пикнуть не успел…

— Спасибо, отец! Какой ты добрый… и справедливый!

— Уж не знаю, заслуживает ли этих слов старый грешник вроде меня, но, клянусь Богом, ты — моя дочь, и я люблю тебя от всего сердца!

— Отец, прикажи развязать Боба… и надо скорей оказать помощь этому джентльмену, иначе он заплатит жизнью за свое великодушие.

— Душевно благодарю вас, мадемуазель, — прошептал умирающий, едва ворочая языком во рту, заполненном кровью. — Но это бесполезно… мне уже не помочь, я знаю! Боб! Мистер Сюлливан! Отнесите меня к моим новым друзьям… к этим смелым канадским французам… Они — мои братья…

— Вы сумеете выкарабкаться, даю вам слово ковбоя! Нет таких ран, которые не излечивались бы… А вы, Жак?

— Пуля вошла в бедро… Если кость не задета, через две недели буду на ногах. Вы сможете извлечь пулю? Господин Фелисьен, мы обязаны вам жизнью… вам и мисс Кэт… Мы спасем вас! Сейчас наша милая подруга сделает вам перевязку, а в нашей братской преданности вы можете быть уверены.