И вот, наконец, всё кончено! Тяжело дыша, они оглядели друг друга. Все — в пятнах своей и чужой крови, кольчуги на ратниках кое-где рассечены — словом, видок ещё тот.

— Идите во двор и умойтесь в бассейне, уж больно вы страшны, — поморщился старший из воинов. Подошёл к Мишке.

— Ты помощь привёл? — Я.

— Как звать-то?

— Михаилом. Ушкуйник я хлыновский.

— А меня — Захарием, я десятник из Белой Холуницы. Только вот из десятка моего половина полегла. Хоть войско ханское и ушло в поход, да во дворце охрана сильная осталась. Пешая рать там сейчас с ней дерётся, а конники им помогают. И Костя Юрьев там.

— Может — плюнуть на дворец-то? И во дворах трофеев хватает. Не то людей много потеряем.

— У Кости заморочка! Он непременно дворец ханский захватить желает. Ценности главные — там. Их забрать, а дворец сжечь. Это ведь самое гнездо разбойничье. И теперь, когда мы проникли в сердце ордынцев, от сумасшедшей задумки отступится ли наш лихой предводитель?

— Так-то оно так. Только и медлить нельзя. Сам же Костя предупреждал — три дня, потом уходим. Неизвестно, есть ли у хана резервы и где они. А если дворец поджечь, дым от пожара внимание привлечет.

— Всё правильно говоришь, Михаил, только в набеге воевода — Костя, и потому его слово — закон. Ладно, пошли, умоемся.

Они вошли во двор, стали умываться в бассейне. А из дома в это время доносились визги и крики.

— Дорвались мужики, девок сильничают, — бросил Захарий.

— Как не вовремя! Время только переводят на пустые утехи.

А воины уже выводили стыдливо отворачивающихся связанных молодых женщин, отобранных из гарема — самых красивых, и вели их к пристани.

— В полон взяли, — с удовольствием отметил десятник, смачно проглотив слюну.

В Михаиле купец проснулся.

— На кой они нужны? На обратной дороге их поить-кормить надо, охранять, чтобы не убежали. Тут своим людям места в обрез! Суда-то не безразмерные. Невольник по весу куда как больше тянет, чем даже одно блюдо из золота, а стоит много меньше. Где резон?

— А нехай! — отмахнулся десятник, вожделенно ощупывая глазами станы уводимых в полон красавиц.

Не стал настаивать Михаил на своей правоте, такой очевидной для любого сметливого купца. Но только, похоже, не для воина! Десятник — бывалый, опытный, а таких простых вещей не понимает. Вот и не блюдёт выгоды своей.

«Ну, набалуются на обратном пути ратники с бабами, натешатся вволю, а потом что? — досадовал Мишка. — Потрёпанные девки на торгу от силы рубль стоят. А на кожаный мешочек с серебром всю жизнь прожить можно без нужды, тратя с умом».

Тем временем за девками ратники поволокли ковры, рулоны тканей. «Вот бестолковые-то!» — не мог успокоиться недальновидности ратников купец.

До вечера Михаил со своими ушкуйниками успел ещё четыре дома обойти. Брали самое ценное, не размениваясь на ковры и меха. В сумерки уже вернулись на пристань. С облегчением встретили их кормчие, всё это время неотлучно находившиеся при суднах. И первый вопрос — к Михаилу и ушкуйникам:

— Все живы?

— Прохор да Поликарп погибли.

— Эдак к третьему дню и грести-то некому будет.

— А у вас тут как?

Павел повёл Михаила на суда, показал рукой на осадку.

Да-а! С виду вроде как и груза немного, а ушкуи и ладья просели под тяжестью. Конечно, злато-серебро тяжёлые, осадку большую дают, зато весь груз внизу находится, остойчивость хорошая.

На ладье Михаил приметил рулоны с коврами.

— На кой они нам?

— Так это судовые ратники, что Юрий гребцами посадил, натащили.

— Отдайте на другие суда. Впредь брать только самое ценное. Никаких ковров, тканей или невольников. Пусть другие дурака валяют, коли кому охота.

— О, слово мудрого человека слышу! — расплылся в улыбке Павел. — По словам — старик, а посмотришь — юноша. Ну, как там в городе? Не томи, рассказывай!

— Тяжко добыча даётся! Кто ж из богатеев так ценности отдаст? Наши почти за каждый дом дерутся. А основные силы рати у дворца ханского сражаются. Золото на дверях у входа им покоя не даёт, — пробурчал досадливо Михаил.

— Костя не только по мошне хана ударить хочет, а и уязвить! — попытался заступиться за Юрьева Павел.

— Павел, есть охота, — отмахнулся Мишка. — Мы ведь весь день, почитай, не евши.

— Так мы кулеш уже сварили. Как штурм начался, мы костры развели. И лепёшки свежие вместо хлеба.

— Годится, угощай.

Ели молча. Все устали и, едва поев, улеглись спать. Завтра снова колготной день ждёт.

Михаил тоже улёгся. В городе кое-где были видны отсветы пожаров, доносились крики. «То ли судовая и конная рати продолжают штурм дворца, то ли мародёры да освобождённые невольники занимаются грабежами», — терялся в догадках уставший Мишка, проваливаясь в сон.

Что удивительно, утром, как ни в чём не бывало, снова раздались крики муэдзинов, призывающие правоверных жителей на утреннюю молитву. А объяснялось всё просто: как ордынцы не трогали христианские церкви и священников, так и Костя строго-настрого запретил своим ратникам входить в мечети и обижать мулл.

Быстро поднялись, поели и — в город. Михаил шёл со своим отрядом ушкуйников в девять человек. Оружие было у всех: своё — боевые топоры, привычные руке ушкуйника, и трофейные сабли. Ещё вчера некоторые корабельщики принесли на суда луки и колчаны со стрелами. Добыча сия считалась весьма выгодной: лук стоил дорого, и продать его можно было с выгодой — да тем же охотникам или ратникам.

Миновали городские ворота. Во вчерашний переулок Мишка не пошёл, а двинул вдоль городской стены дальше. Завидев переулок без видимых разрушений и следов схваток, свернули туда. Какой смысл искать ценности там, где уже побывали другие?

Постучали в ворота. Не дождавшись ответа, один ушкуйник перелез через забор и открыл калитку. Хозяин с прислугой в доме был, но забился в дальнюю комнату, опасаясь расправы. Дом не очень богатый, но мешочек с серебряными дирхемами нашёлся и там. К Михаилу ушкуйник Зосима подтащил за шиворот трясущегося от страха хозяина.

— По-русски понимаешь?

Хозяин мелко-мелко закивал головой.

— Ну-ка отвечай: ценности ещё какие есть? Да не трясись ты так, не трону.

— Нет больше денег, видит Аллах — я мелкий лавочник.

Тут в голове у Мишки созрел план. Недолго думая, он миролюбиво предложил:

— Мы не хотим бессмысленной крови. Мы пришли за сокровищами, за данью, на которую имеем право. Вот что: пройди по переулку и скажи всем соседям — пусть откроют калитки, и каждый хозяин сам выставит по мешку с ценностями. Тогда в такой дом заходить не будем и никого не тронем, даже царапины никто не получит. Обещаю! Если же ворота и калитка заперты будут или хозяева окажут сопротивление — всех мужчин перебьём, а женщин — наложниц, жён, дочерей, служанок — отдадим воинам на потеху и угоним в неволю. Понятно ли?

Хозяин снова закивал. В глазах его плескался животный ужас. Конечно, Мишка нагонял страху специально, он вообще не собирался никого брать в плен, да и не кровожадный он вовсе. Но ордынцам это знать было не обязательно.

Хозяин — ни жив ни мёртв, на подгибающихся ногах пошёл по переулку. Михаил вдогонку грозно крикнул:

— Пошевеливайся! Я до обеда ждать не буду — мои воины уже злые. Смотри — их терпения надолго не хватит!

Хозяин вздрогнул и сразу засеменил шустро, как будто бы пинок получил.

Мишка просто рассудил здраво, не столько как воин, но как сметливый купец: всё равно каждый дом в городе за оставшееся время они обыскать не успеют, и при добровольной выдаче хозяева непременно какую-то часть ценностей утаят. Но штурмовать каждый дом — значит нести потери и терять время. Мозг его работал, чётко и трезво — сказывался купеческий опыт.

— Ой, обманут нас ордынцы! Они только силе подчиняются. Если и выставят чего, так небось только медь да бронзу, — покачал головой Никита.

— А глаза у тебя на что?

Вскоре в домах стали открываться калитки и ворота. Рядом с выставленными узлами, мешочками стояли испуганные хозяева.