Мишка двинулся вперёд, и тут же из дверей выскочил евнух — здоровенный, с безбородым бабьим лицом. Он заорал что-то на татарском или арабском — Михаил не разобрал что и кинулся на него с саблей наперевес. Балкончик был узок — не более двух аршин в ширину, и места для маневров было мало.

Правой рукой с зажатой саблей Мишка отбивал яростный натиск, а из рукава левой вытряхнул кистень и, улучив момент, с силой запустил грузик евнуху в лоб. От удара враг на миг замер, оглушённый. Не теряя времени, Михаил всадил ему саблю в живот и отскочил. Евнух секунду стоял, качнулся, перевалился через перила и кулем полетел вниз. Мишка сунул кистень в рукав, мысленно поблагодарив Митрофана, научившего его пользоваться немудрящим оружием. Осторожно вошёл в дверь. За ней оказался гарем.

Женщины подняли визг, укрылись накидками. С женщинами он не воевал. Проскочил зал, выбежал в коридор и по лестнице сбежал вниз.

Только сейчас Мишка осознал, что один. Надо скорее открыть входную дверь! Со двора ушкуйники били в нее чем-то тяжёлым, пытаясь прорваться к нему на помощь. Тщетно! Она оказалась заперта на дубовый запор и для верности подперта деревянной оттоманкой. Сунув саблю в ножны, Мишка отбросил оттоманку в сторону и откинул из пазов дубовый брус.

Сзади раздался шорох. Михаил резко обернулся и присел. Это спасло ему жизнь. Над головой, задев волосы, просвистело и вонзилось в дверь тяжелое лезвие секиры. В таком неудобном положении вытянуть саблю из ножен было затруднительно. Мишка дотянулся до боевого ножа, выдернул его из ножен и, распрямляясь на ногах, как на пружинах, ударил подкравшегося врага. Им оказался мужчина лет сорока, в арабских одеждах. Удар пришёлся в грудь. Изо рта противника хлынула кровь, он завалился на спину и захрипел.

В это же время входная дверь распахнулась, сильно стукнув Михаила в спину. От неожиданности он не устоял на ногах и упал на поверженного врага.

В дом ворвались ушкуйники. Двое бросились к лежащему купцу. — Михаил, ты жив?

— Жив, только зачем так по двери бить? Чуть не зашибли. Обыскать дом!

Наудачу араб оказался богатым. Из дома вынесли два сундука с ценностями. Но чёрт подери! Счёт отнятым ценностям рос, а отряд таял на глазах. С сундуками на ушкуи ушло четверо, и трое ушедших ранее пока не вернулись обратно. Вместе с Михаилом оставалось всего трое. Негусто! Если и дальше с боем придётся брать каждый дом, то в три дня, что отводил на набег Костя Юрьев, не уложиться. Потому — надо поторапливаться.

Михаила подсадили на забор соседнего дома. Хорошо, что он не залез на забор, а только голову успел приподнять. И тут же — опустился. То, что он успел увидеть, ему не понравилось.

Перед входом в соседний дом стояли колонны, поддерживающие балкон. И за одной из колонн затаился лучник, держа стрелу на натянутой тетиве. Если начать штурмовать дом, одного-двоих лучник успеет отправить на тот свет.

План возник сразу.

— Прокопий, выйди через калитку и стукни в соседские ворота. У дома лучник поджидает — отвлеки его. Камень брось, что ли!

Ушкуйник отпер калитку, вышел в переулок, подошёл к воротам соседнего дома и стал громко стучать в них ногой.

— Отпирайте подобру-поздорову! Михаил подозвал Прохора.

— Давай, подними меня и стой.

Он взобрался на плечи корабельщика и медленно стал подниматься. Лучник натянул тетиву и напряжённо смотрел на ворота, ожидая начала штурма. Михаил занёс руку с ножом. Бросок!

В последний миг лучник уловил боковым зрением движение справа от себя, дёрнулся, но нож по рукоятку уже вошёл ему в правый бок — почти в подмышку. Тенькнула спущенная тетива, стрела ударила в глиняный забор. Лучник выронил лук и упал ничком.

Михаил перепрыгнул через забор, отшвырнул ногой лук подальше, подбежал к воротам и быстро отпер. Уже вдвоём с Прокопием они вошли в дом. Не рвались, как прежде, безоглядно, памятуя о смерти Поликарпа.

В доме никого не было, только труп лучника у входа.

— Обыщите дом!

К этому времени через ворота прибежал Прохор. Михаил же вернулся к лучнику, вытащил из тела убитого нож, вытер его об одежду и сунул в ножны. Набег только начался, пригодится. Вниз спустились обескураженные ушкуйники.

— Ни людей, ни ценностей!

— Не может быть, дом богатый: везде ковры, кумганы медные да бронзовые стоят. Ищите подвал!

Они подняли один ковёр, другой — нет лаза. Он оказался в соседней комнате, под ковром. Едва откинули ковёр, как увидели деревянный люк с железным кольцом. Прохор потянул за него, тот приоткрылся, тенькнула тетива, и из щели вылетела стрела, угодив Прохору в живот. Прокопий оттащил раненого товарища в сторону.

— Вот нелюди, стрелу пустили!

— Сейчас мы их оттудова живо выкурим! Ножом Михаил отсёк кусок ковра, облил его маслом из светильника и поджёг от жаровни. Тот занялся чадящим пламенем.

— Подними саблей крышку люка, только сам не подставляйся.

Едва Прокопий приподнял саблей крышку за кольцо, Михаил швырнул в щель горящий кусок ковра. Люк сразу захлопнули. Щель по периферии люка осветилась красным, и вскоре из неё повалил дым. Внизу, в подвале, закашлялись.

— Приоткрой люк!

Прокопий саблей снова приподнял крышку лаза.

— Выходите все и без оружия, а то забросаем подвал горящей паклей и сожжём всех вас живыми. Город пал! — для убедительности добавил он.

Из люка валил едкий дым, в подвале кашляли.

— Сдаёмся!

— Выходите по одному!

Прокопий полностью отворил люк. Из подвала сначала начали подниматься женщины. Одна, вторая, третья… шестая. Молодые и старые, наложницы и служанки. Потом показался старик, за ним, злобно сверкая глазами, подросток лет четырнадцати — чуть помоложе Мишки.

— Все?

— Все, больше никого нет, — покорно кивнул старик.

— Ценности где? Говори!

— Там, — старик указал на люк.

Из подвала продолжал валить дым.

— Ты и ты, — указал на старика и подростка Михаил, — лезьте и достаньте.

— Ты, урус, жалкий раб, свиноед! Как смеешь ты мне указывать? — рванулся к нему подросток.

Прокопий ударил его саблей поперёк спины. Плюнул на упавшего.

— Это он Прохора убил, больше некому. Старик тетиву лука не натянет.

— Собаке собачья смерть! Тогда ты полезай вниз со стариком. Поднимай ценности. Только сначала выбросьте сюда горящий кусок ковра, а не то сами задохнётесь.

Старик покряхтел и полез вниз. Следом нырнул Прокопий. Почти сразу из люка выкинули горящий кусок ковра, подцепив его на острие сабли. Мишка перебросил его на свою саблю, выбежал во двор и сбросил в бассейн. Уж очень едкий дым, даже глаза разъедал.

Из люка выбрасывали кожаные мешочки, приятно позвякивающие при падении. Показалась голова Прокопия. Глаза его были красные, слезились. Он надрывно кашлял.

— Не могу больше! Дышать нечем!

Из люка выбросили ещё два мешочка, затем показался старик.

— Всё, больше ничего нет.

— Ступай!

Старик, кашляя и покачиваясь, ушёл.

— Отдышался?

Михаил сдёрнул с обширного ложа шёлковое покрывало, уложил мешочки в центр, связал в узел.

— Неси на ушкуй!

— А ты как же?

— Наши вот-вот вернуться должны.

И правда. Едва Прокопий вышел в переулок, сгибаясь под тяжестью узла, как во двор вбежали ушкуйники.

— Михаил! Как ты?

— Жив. Трофеи на судах?

— Конечно! Надо убираться отсюда. В конце переулка ордынцы собрались — много, бой идёт.

Все выбежали на улицу. Не более чем в полусотне аршин от них человек двадцать ордынцев теснили пяток пеших воинов.

— Помогайте!

Ушкуйники бросились к дерущимся. А Мишка проскользнул вправо по переулку. Надо было найти помощь. Едва он выскочил на улицу, как чуть не был сбит конской грудью. По улице от ворот ехали всадники.

— Там татары наших бьют! — закричал Михаил. — Срочно помощь нужна.

Те свернули в переулок, пустили коней в галоп. Михаил бежал за ними. Пешие ратники, завидев подмогу, расступились, и всадники врезались, смяли врага лошадьми. Пешие воины и ушкуйники стали добивать ордынцев.