Вопросы «Грамматики» давно привлекали к себе внимание Ломоносова, и он чувствовал настоятельную потребность разработать их научно, руководствуясь прежде всего целями практической общенародной пользы. Уже в одном из параграфов «Риторики» Ломоносов четко формулирует свое отношение к вопросам языка. Указав, что украшение речи состоит «в чистоте стиля, в течении слова, в великолепии и силе оного», Ломоносов утверждает, что чистота стиля зависит, прежде всего, от «основательного знания языка», чему способствует «прилежное изучение правил грамматики». Чистота стиля приобретается также «от частого чтения хороших книг и от обхождения с людьми, которые говорят чисто». Таким образом, Ломоносов выдвигает как основное требование совершенное знание грамматики и одновременно знание книжного языка и живого языка образованных людей, «которые красоту языка знают и наблюдают».

Ломоносов придавал огромное значение грамматике. «Тупа оратория, косноязычна поэзия, неосновательна философия, неприятна история, сомнительна юриспрунденция без грамматики», — писал он в «Посвящении» к «Российской грамматике».

Ломоносов создавал свою грамматику, чтобы обеспечить дальнейшее развитие русского литературного языка — одного из главнейших двигателей русской национальной культуры. «Да возрастет и российского слова исправность в богатстве, красоте и силе!» — восклицал он.

Ломоносов взялся за неотложное дело. До Ломоносова не было подлинной грамматики русского языка. Школьники твердили грамматику церковнославянскую или латинскую. Но ни они, ни их учителя не имели никакого представления о грамматических свойствах языка, на котором они сами говорили, пока Ломоносов не издал первую обстоятельную грамматику русского языка — научную и практическую.

Историческое значение усилий Ломоносова по созданию научной грамматики русского языка раскрывается сейчас по-новому, в свете гениальных трудов И. В. Сталина по вопросам языкознания. «Словарный состав языка, — указывает товарищ Сталин, — получает величайшее значение, когда он поступает в распоряжение грамматики языка, которая содержит правила изменения слов, правила соединения слов в предложения и, таким образом, придает языку стройный осмысленный характер». [257]

Создавая свою грамматику, Ломоносов сумел отрешиться от схоластических представлений о языке. Вместо определения старинных грамматик и риторик: «Речь — хитрость добре глаголати», — у Ломоносова мы находим научное положение: «Слово дано для того, чтобы свои понятия сообщать другим». Общая материалистическая устремленность научного мировоззрения Ломоносова определила и его подход к изучению языка. Ломоносов понимал язык как средство общения людей, которое обеспечивает их взаимное понимание и объединяет их для взаимных действий. В первом же параграфе своей «Грамматики» Ломоносов утверждает положение, что язык служит человеку «для сообщения с другими своих мыслей». Не имея в своем распоряжении разумного слова, люди были бы лишены «согласного общих дел течения».

Язык существует в обществе и для общества, является необходимым условием общественного развития. Без языка, говорит Ломоносов, «не хуже ли были мы диких зверей, рассыпанных по лесам и пустыням». Язык для него и является существенным качественным отличием, которым «человек протчих животных превосходит». Далее Ломоносов говорит, что с помощью языка человек выражает «воображенные себе способом чувств понятия», — иными словами, что понятия, возникающие из чувственного восприятия внешнего мира, отражают объективную, вне нас существующую действительность.

Ломоносов, подходивший к явлениям языка с материалистических позиций, отчетливо сознавал особенности грамматики, заключавшиеся в том, что «хотя она от общего употребления языка происходит, однако правилами показывает путь самому употреблению». Таким образом, грамматические правила рождены исторической действительностью, возникают и совершенствуются в результате многовекового развития языка, являясь в то же самое время его действенным организующим началом.

Ломоносов отдавал себе отчет в обобщающем характере грамматики, которую он рассматривал как «общий чертеж всея обширности» безбрежного, как море, русского языка. Он называл грамматику знанием, «как говорить и писать чисто российским языком по лучшему рассудительному его употреблению». Ломоносов выводил грамматику из свойств самого языка и сумел отрешиться от рабского копирования правил церковнославянского языка.

«Грамматика» Ломоносова была основана не на предвзятых схоластических воззрениях на природу слова, а исходила из наблюдений над живым языком народа. Август Шлёцер, желая принизить значение филологических трудов Ломоносова, назвал его «натуралистом в грамматике». Против своей воли он воздал этим Ломоносову величайшую похвалу. Навыки и мышление естествоиспытателя, материалистический подход к изучаемому предмету позволили Ломоносову найти верные пути к изучению языка. Он искал законы развития языка, отправляясь от бесчисленного множества накопленных им фактов. В течение всей своей жизни он собирал, записывал отдельные слова и выражения, свои наблюдения над произношением и бытующими грамматическими формами, составлял словарики, настойчиво группируя и классифицируя факты языка по различным признакам. И затем уже, опираясь на весь этот материал, переходил ко все более широким обобщениям, находил и устанавливал наиболее целесообразные грамматические и синтаксические формы, способные обеспечить самостоятельное развитие русского литературного языка.

В пестром смешении форм языка, порожденных бурными изменениями жизни петровского времени, Ломоносов зорко усмотрел и выделил общенародную основу русского национального языка.

Ценнейшей особенностью «Грамматики» Ломоносова было то, что он не смешивал форм русского и церковнославянского языков, как делали его предшественники, а отчетливо указывал на их отличие, вследствие чего его изложение принимало сравнительный характер, а иногда пересыпалось историческими примерами.

Ломоносов обращает внимание на отличие книжного церковнославянского языка от русского, идущее со времен глубокой древности. Сначала он отмечает исторические изменения, происшедшие в русском языке за многовековое его сосуществование наряду с церковнославянским, и указывает, что язык за это время значительно «отменился» (изменился). Постепенно это различие становится для него всё яснее. В 1764 году Ломоносов с полнейшей четкостью указывает: «Речи, в Российских летописях находящиеся, разнятся от древнего Моравского языка, на который переведено прежде священное писание. Ибо тогда Российский диалект был другой, как видно из древних речений в Несторе, каковы находятся в договорах первых Российских князей с царями Греческими. Тому же подобны законы Ярославовы, Правда Русская называемые; также прочие исторические книги, в которых употребительные речи в Библии и в других церковных книгах, коих премного, по большей части не находятся, иностранным малознаемы».

Ломоносов всегда отдавал предпочтение народным элементам, которые являлись для него главнейшим доводом в пользу «рассудительного» употребления тех или иных грамматических форм. Полемизируя в 1746 году с В. К. Тредиаковским по поводу окончания прилагательных, Ломоносов писал: «Словенской язык от Великороссийского ничем столько не разнится, как окончаниями речений. Например, по Словенски единственные прилагательные мужские уменьшительные падежи кончаются на ыйи ий,богатый, старший, синий, а по Великороссийски кончаются на ойи ей,богатой, старшой, синей». И Ломоносов сознательно употребляет сам эти простонародные формы на «ой» и «ей» и рекомендует узаконить их в правилах грамматики.

Замечательно, что, черпая свои аргументы из наблюдений над живым народным произношением, Ломоносов сумел оценить научное значение малограмотных написаний, в которых невольно закреплялось подлинное произношение пишущего. Ломоносов подметил, что на основании этих ошибок можно сделать правильные выводы о действительном состоянии языка.