Изменить стиль страницы
Искусные певцы всегда в напевах тщатся,
Дабы на букве А всех доле остояться…
В музыке, что распев, то над словами сила;
Природа нас блюсти закон свой научила.
Без силы береги,но с силой берега
И снёгибез нее мы говорим снега.

Утверждая, что «ищет наш язык везде от И свободы», Ломоносов приводит несколько примеров книжного и народного произношения:

Или уж стало иль; коли уж стало коль;
Изволиныне все твердят изволь.
За спиши спишь,и спатьмы говорим за спати.
Но что же Тресотин нам тянешь
И не кстати?

И далее Ломоносов с неподражаемым сарказмом цитирует стихи самого Тредиаковского:

Свиныи визги ecuи дикий и злыи
И истинный ти, и лживы и кривыи…

заключая эту цитату весьма энергичными словами:

Языка нашего небесна красота
Не будет никогда попранна от скота!..

Задетый за живое как поэт и теоретик, Тредиаковский пишет пространное стихотворение, в котором упрекает Ломоносова за то, что он вводит в поэзию «грубый деревенский язык», и в крайнем раздражении обзывает его даже «крокодилом»:

Он красотой зовет, что есть языку вред:
Или ямщичей вздор,   или мужицкой  бред.
Пусть вникнет он в язык славенской наш степенный,
Престанет злобно врать и глупством  быть надменный;
Увидит, что там кольне за коли,но только
Кладется — как и долг — в количестве за сколько,
Не голосчтется там, но сладостнейший глас;
Читают оковсе, хоть говорят все глаз;
Не лобтам, но чело;не щеки,но ланиты;
Не губыи не рот, устатам багряниты;
Не ныньтам и не вал,но нынеи волна.
Священна книга вся тех нежностей полна…

Тредиаковский отстаивает обособленность литературного языка, ориентированного на язык церковных книг, от просторечия, предназначенного только для обихода, будничного общения, а не выражения поэтической мысли. С негодованием пишет он о Ломоносове:

За образец ему в письме пирожной ряд,
На площади берет прегнусной свой наряд,
Не зная, что писать у нас слывет — иное,
А просто говорить по дружески — другое…

И словно чувствуя, что язык Ломоносова — язык простого народа — побеждает, Тредиаковский почти с отчаянием восклицает:

Ты-ж, ядовитый змий, или — как любишь — змей,
Когда  меня язвить престанешь ты, злодей…

Взволнованные писатели и вечно скучающие придворные подстрекали обоих академиков к новым выпадам. Ломоносов положил конец полемике эпиграммой:

Отмщать завистнику меня вооружают,
Хотя мне от него вреда отнюдь не чают.
Когда Зоилова хула мне не вредит,
Могу ли на него за то я быть сердит?
Однакож осержусь!  Я встал, ищу обуха;
Уж поднял, я махну! А кто сидит тут?
Муха! Коль жаль мне для нее напрасного труда.
Бедняжка, ты летай, ты пой: мне нет вреда.

Глубокое знание русского языка во всех его проявлениях позволило Ломоносову верно определить и наметить пути развития русского литературного языка, формирующегося на живой народной основе.

Ломоносов не только теоретически разрабатывает эти вопросы, — он задается целью создать ряд практических пособий, охватывающих весь круг вопросов, необходимых для широкой литературной подготовки деятелей русской культуры.

Первым таким пособием была «Риторика».

Мысль о составлении «Риторики» занимала Ломоносова еще на школьной скамье. Попав за границу, он продолжал живо интересоваться наукой красноречия, читал труды западноевропейских теоретиков литературы, в частности Иоганна Готшеда, делал из них выписки. Он также был хорошо знаком со знаменитыми латинскими «Риториками» Коссена (1630) и Помея (1650). Ко всему этому материалу Ломоносов подходил весьма критически, тактично используя накопленный до него теоретический опыт и отбирая для своей «Риторики» только то, что отвечало потребностям и условиям русского национального развития. Ломоносов опирался на уже сложившуюся русскую национальную традицию ораторского искусства, и поэтому он не только не отверг материал старинных рукописных риторик, принятых в Московской и Киевской академиях, но положил его в основу своей работы, разумеется, переработав и освободив от схоластических ухищрений.

В январе 1744 года, едва освободившись от ареста, Ломоносов представляет в Академию наук составленную им «Риторику». Академик Миллер, рассматривавший рукопись, потребовал, чтобы автор переработал ее и представил свой труд на латинском языке с приложением русского перевода. Переводить русскую «Риторику» на латинский язык Ломоносов не стал, но все же принялся усердно ее переделывать, и в самом начале 1747 года она не только была вполне закончена, но и поступила в печать, «понеже в типографии работы ныне у некоторых наборщиков нет», как гласило определение академической канцелярии. К концу года книга была отпечатана, [254]но большой пожар в Академии наук (5 декабря) испортил почти весь тираж, так что «Риторику» пришлось заново перепечатывать, причем Ломоносов не преминул внести в нее новые изменения. В 1748 году «Риторика» наконец увидела свет.

Появление ломоносовской «Риторики» было большим культурным событием и отвечало давно назревшей потребности. Это было первое в России печатное руководство по теории литературы и ораторскому искусству. Неудивительно, что отпечатанные 600 экземпляров быстро разошлись.

«Риторику» Ломоносова не только раскупали, но и переписывали от начала до конца, хотя это была книга в 315 нумерованных страниц, заключавшая 326 параграфов. Поэтому Ломоносов в феврале 1756 года делал представление в академическую канцелярию о том, что «многие охотники почти ежедневно спрашивают и желают иметь у себя» изданную им в свет «Риторику», а в книжной лавке «за употреблением оной в продажу ни одного не имеется». Ломоносов требовал, чтобы той «Риторики еще потребное число для удовольствия охотников вновь отпечатать». Но ему ответили, что «в типографии много книг давно печатанием зачато» и потому решено, пока их не закончат, «печатанием той Риторики обождать». Ждать Ломоносову пришлось долго — целых девять лет. Второе издание «Риторики» Академия наук выпустила только в 1765 году, когда было отпечатано еще 1200 экземпляров. [255]Всего до 1797 года вышло семь изданий.

вернуться

254

Этим и объясняется, что годом выхода «Риторики» Ломоносов в своем «Слове о явлениях воздушных» указывает 1747-й.

вернуться

255

Тем временем Московский университет напечатал в 1759 году «Риторику» Ломоносова как второй том собрания его сочинений, «с сочинителевыми исправлениями», как было указано на титульном листе. Однако во второе академическое издание «Риторики» большинство этих исправлений Ломоносова перенесено не было.