Наконец подали поезд. Заняв место у окна, Ларин открыл купленную у метро газету. Вскоре состав тронулся и минут через двадцать уже катил по заснеженным загородным просторам. За окном лежал бесконечный зимний пейзаж. Ларин отложил газету и смотрел вдаль. Потянулись минуты и часы ожидания. Иногда Ларин выходил в тамбур покурить...

Доехав до станции Печоры, капитан вышел на платформу и направился на автобусный вокзал. Через час он был возле монастыря. А еще спустя двадцать минут Ларин беседовал с настоятелем отцом Феофаном. Они разговаривали в просторном кабинете монаха. Отец Феофан в клобуке и подряснике сидел напротив Ларина, перебирая четки.

Ларин достал из сумки фотографию Владимира Васильева и протянул ее настоятелю.

—  Отец Феофан,— сказал он,— мы разыскиваем этого человека. В миру его звали Владимир Васильев.

— Он совершил что-то противозаконное? — спросил настоятель.

—  Нет,— ответил Ларин.— Несколько лет назад он пропал без вести.

Отец Феофан задумался.

—  А зачем вам нужен этот человек? — спросил он.— Ведь прошло столько времени...

—  Из-за его картин были совершены два убийства. Одно из них — его бывшей жены. Он мог бы помочь нам в их расследовании.

— Этот человек принял постриг под именем отца Никодима,— сказал, вздыхая, настоятель,— живет у нас уже два года. Живописует иконы. Пойдемте, я вас к нему провожу.

Отец Феофан провел Ларина в монастырскую мастерскую. Они вошли в просторное светлое помещение. Там были запахи красок и дерева. По стенам висели иконы. Возле окна за мольбертом сидел человек в рясе. Перед ним стояла начатая икона. Он работал. Когда Феофан и Ларин вошли, художник встал и едва заметно поклонился в сторону вошедших.

—  Вот, Никодим,— сказал настоятель,— из Петербурга следователь приехал. Хочет с тобой поговорить.

— Зачем же я ему понадобился? — негромко спросил инок.

—  Он сам все расскажет.

Отец Феофан вышел из мастерской и закрыл за собой дверь.

Художник вновь сел за мольберт и как ни в чем не бывало продолжил работу. Ларин пбдошел к нему.

—  Меня зовут Ларин Андрей Васильевич, — сказал он,— я занимаюсь расследованием убийства вашей бывшей жены.

Кисть в руке художника замерла. Он отложил ее в сторону и посмотрел на капитана.

—  Когда это случилось? — спросил монах.

—  Неделю назад. Она неожиданно вернулась домой, когда вашу квартиру грабили. Из квартиры были похищены только ваши картины.

Художник перекрестился.

—  Господи! — воскликнул он.— Кому же они понадобились?

—  Видите ли, Владимир...

—  Я уже давно не Владимир,— прервал Ларина монах,— я Никодим.

—  Хорошо, Никодим. Месяц назад на аукционе в Нью-Йорке две ваши картины были проданы за пятьдесят тысяч долларов. Видимо, кто-то решил собрать остальные. Из-за них уже совершено два убийства. Кроме вашей бывшей жены, убит продавец картин Виктор Белый...

Пока Ларин говорил, Никодим внимательно и как будто оценивающе рассматривал его.

—  Плохо, когда у людей нет Бога в сердце,— задумчиво произнес он.— Зло начинает править миром.

—  Мы делаем все, что можем. Ищем преступников.

—  Искать нужно не преступников,— сказал Никодим, вновь беря в руку кисть,— искать нужно Бога. Я давно это понял, и вы когда-нибудь поймете. Я по вашим глазам, Андрей Васильевич, вижу — для Бога вы человек не потерянный. Но вам нужен хороший наставник. Я могу поговорить с отцом Феофаном. В нашей обители найдется для вас место.

Тон речи Никодима постепенно становился менторским и убаюкивающим. Ларин был удивлен таким поворотом разговора.

—  Что вы говорите! — воскликнул капитан.

Никодим по-своему воспринял реплику Ларина.

— Да,— сказал он негромко,— но перед тем, как принять постриг, нужно пройти испытательный срок. Не каждый может с этим справиться. Но вы сможете.

Монах оторвался от работы и, не мигая, посмотрел в глаза Ларину.

—  Я подумаю над этим,— сказал Ларин.— Но сначала мне нужно найти преступников.

—  Чем же я могу вам помочь?

— Нам для операции нужно несколько ваших работ.

—  Извините, Андрей Васильевич, я не могу выносить иконы за пределы обители.

Ларин задумался. Он оглянулся по сторонам, внимательно осматривая стены мастерской. Кроме икон на них не было ничего.

—  А нет ли у вас случайно работ на мирские темы? — спросил Ларин.

—  Знаете, есть. Я еще не до конца победил в себе мирское. Иногда рука сама тянется к холсту.

Никодим встал, подошел к углу комнаты и откуда-то вынул небольшой пыльный рулон. Он развернул его и показал Ларину несколько полотен со своими работами.

—  Могу я их взять ненадолго? — спросил Ларин.

—  Ради Бога.

Никодим свернул картины в рулон и протянул их капитану. Затем он вновь сел за мольберт и взял в руку кисть.

—  Спасибо,— сказал Ларин.— Не буду вас больше отрывать от работы.

Никодим, казалось, вновь был полностью поглощен иконой, которую писал.

— Не за что,— ответил он Ларину, не отрываясь от мольберта.— И подумайте над тем, что я вам сказал...

Ларин вышел из мастерской монастырского художника и монаха отца Никодима, неся под мышкой рулон картин «покойного» питерского художника Владимира Васильева. Из монастыря он не спеша пошагал к автобусной остановке.

11

Десятого февраля в галерее «Петрополь» открылась выставка «Малоизвестная живопись Петербурга». Перед входом в галерею стоял раздвижной стенд, на котором были перечислены имена художников, представленных на выставке. Среди прочих был упомянут и Владимир Васильев. В зале, вставленные в рамы, висели картины Васильева, которые Ларин вывез из монастыря.

Сам Ларин сидел за столиком администратора. В галерее также находились Дукалис и Волков. Под видом посетителей они бродили от картины к картине.

В день открытия было много народу. Пришли художники, журналисты. Приехали представители телевидения. Оперативники тщательно вглядывались в лица посетителей, но никого, похожего на Мокеева и Старова, не увидели. То же самое повторилось и на завтра. А на третий день публики в галерее почти не было. Волков уныло сидел на старинном диване в одном из залов, листая каталог выставки. Дукалис курил в служебном помещении. Ларин читал газету, сидя за столиком администратора.

Вдруг в зал вошли сразу трое посетителей. Это были две женщины, шедшие под руку друг с другом, и вслед за ними один мужчина. Женщины стали рассматривать статуэтки в центре зала, а мужчина пошел вдоль стен, вглядываясь в картины. Ларин оторвался от книги, посмотрел на мужчину и сразу узнал в нем Старова. Тот нервно перебирал пальцами рук, идя от одной картины к другой.

В этот момент в зал из служебного помещения вошел Дукалис. Он встретился взглядом с Лариным и сразу все понял. Чтобы как-то занять себя, Дукалис подошел к статуэткам, рядом с которыми стояли женщины, и тоже стал их внимательно рас сматривать. Вдруг одна из женщин оторвалась от скульптур, взглянула на Дукалиса и вскрикнула от удивления.

—  Толя, привет! — женщина радостно посмотрела на старшего лейтенанта.

—  Привет... Танюша,— Дукалис с трудом, но все-таки вспомнил имя своей давней знакомой, с которой не виделся уже много лет.

—  Наташа, познакомься,— обратилась Танюша к подруге,— это мой старый друг.

—  Анатолий,— робко представился Дукалис.

— Наташа,— сказала Наташа.

— Ты что здесь делаешь? — продолжала трещать Танюша.— Ты же говорил, что терпеть не можешь живопись.

— Разве я мог такое говорить? — «удивился» Дукалис— Я люблю живопись. Я и сам художник.

—  Ты художник? — не унималась Танюша.— А как же Юридический?

—  Это уже давно в прошлом, — махнул рукой Дукалис...

Пока Дукалис разговаривал со своей знакомой, Старов успел пройти оба зала и увидеть в них то, что его интересовало. Он подошел к столику, за которым сидел Ларин.

— Добрый день,— обратился Старов к капитану.