—  Вот,— сказал он.

Мокеев взял в руки одну из них, Старов — другую.

—  Да,— кивнул Мокеев,— пожалуй, возьмем.

—  Эта семьсот, эта шестьсот,— назвал цену Белый,— рублей.

—  Давайте оптом все три за две тысячи.

—  Добро,— согласился Белый.

Он упаковал картины и вручил их покупателям.

2

В тот же вечер Мокеев и Старов приехали на улицу Репина. Мокеев вынул из кармана записную книжку, чтобы уточнить адрес нужного им дома. Он кивнул в сторону серо-желтого здания. Напарники молча вошли во двор. Через несколько минут в подъезде на втором этаже они отыскали седьмую квартиру. Старов позвонил в дверь. Спустя полминуты в коридоре послышались шаги. Все это время, стоя на лестничной площадке, Старов оценивающе разглядывал дверной замок интересующей их квартиры.

Отворилась дверь на цепочке. В проеме стояла женщина средних лет в халате.

—  Вам кого? — настороженно спросила она, увидев двух незнакомых мужчин.

—  Здравствуйте,— сказал Мокеев, стараясь говорить как можно вежливее,— могли бы мы поговорить с Тамарой Васильевой?

—  Здравствуйте, это я. А по какому вы вопросу?

— Видите ли,— продолжил Мокеев,— мы из журнала «Новое слово в живописи». Пишем статью о вашем муже. Если позволите, хотели бы задать вам несколько вопросов и посмотреть его картины, если они сохранились.

Подобный визит был настолько неожиданным для хозяйки квартиры, что она не сразу нашла слова для ответа.

—  Подождите,— наконец сказала она и закрыла дверь.

Переодевшись для приема столь редких гостей, Васильева открыла дверь и провела их в дом. Первое, что бросилось в глаза визитерам,— бедность обстановки, граничащая с нищетой. Это сразу придало уверенности Мокееву и Старову, целью которых была покупка картин бывшего мужа Васильевой.

Васильева пригласила «интервьюеров» в гостиную. Все стены ее были увешаны большими и маленькими полотнами. Мокеев и Старов сразу поняли, что это картины Владимира Васильева. Пейзажи с церквями, монастыри... Все, что писал художник, было увидено и передано им в каком-то странном свете. Казалось, картины пронизывало удивительное сияние, цвет которого невозможно было уловить. Под каждым пейзажем стояла подпись: «Васильев».

Пока Тамара Васильева готовила на кухне кофе для гостей, «журналисты» внимательно изучали всю имеющуюся в комнате живопись. Они не забыли заглянуть на обратную сторону каждого полотна. Наконец хозяйка принесла кофе, подала его гостям. Мокеев вынул и включил карманный диктофон.

—  Тамара Петровна,— начал он,— мы начинаем цикл статей о трагических судьбах малоизвестных петербургских художников. Не могли бы вы рассказать о вашем муже?

Васильева задумалась. От вопроса гостя на нее нахлынула волна воспоминаний. Васильева не знала, с чего начать.

—  Мы учились с Володей на одном курсе в Кораблестроительном институте,— наконец сказала она.— Когда я его впервые увидела, меня словно ударило током. Как бы это объяснить... С вами никогда не случалось: вы видите человека и понимаете, что вас с ним связывают невидимые нити...

Васильева говорила взволнованно. Она была очень эмоциональна, начав говорить, теряла контроль и начинала «накачивать» сама себя.

—  Так произошло и у нас в Володей,— продолжала вдова художника. Мы встретились, поговорили и с тех пор были неразлучны.

—  Он с детства увлекался живописью? — спросил Старов.

—  Нет, он начал писать несколько лет назад. Один из друзей Володи уехал в Америку и оставил ему этюдник, краски и кисти. Они долго валялись в кладовке. Но как-то раз мы поехали в отпуск на юг, и Володя решил взять их с собой. Когда мы вернулись, он уже все вечера проводил у холста. Через пару лет Володя ушел с работы. Ему казалось, что он сможет зарабатывать на жизнь живописью, но ни одной картины продать так и не удалось.

—  На что же вы жили? — поинтересовался Старов.

— Одно время Володя устроился работать в охрану, потом совсем остался без работы. Я работала за двоих. Дочка росла. Денег вечно не хватало. И в какой-то момент я стала попрекать его этим. Он не выдержал и ушел. До сих пор не могу себе этого простить!

На глазах Васильевой навернулись слезы. Она постаралась скрыть это. Много раз за эти годы Тамара вспоминала мужа и всю историю их отношений. Но ей впервые приходилось рассказывать об этом едва знакомым людям.

—  Скажите, где жил Владимир, когда вы расстались? — спросил Мокеев.

—  Сначала Володя скитался по друзьям. Ночевал, где попало. В конце концов его приютил в своей мастерской его друг Игорь Шаповалов. Он тоже художник.

—  Можно попросить у вас его телефон? — оживился Старов.

—  Конечно...

Васильева взяла с телефонного столика старую толстую телефонную книгу. Полистав ее, она нашла нужный телефон, записала на листок бумаги и протянула Старову.

— У Шаповалова Володя прожил два года,— продолжила Васильева,— потом в один из вечеров он ушел из дома и не вернулся.

—  Когда это случилось? — спросил Мокеев.

—  Два года назад. Все говорят, что он умер, но я чувствую, что это не так.

Мокеев окинул взглядом картины на стенах.

—  Скажите, здесь все его работы? — спросил он.

—  Конечно,— вздохнула Васильева,— все картины Володины.

Мокеев и Старов вновь стали внимательно рассматривать картины. Васильева рассказывала о каждой из них, о том, где и когда она была написана. При этом вдова художника вспоминала много подробностей из жизни, не имевших отношения к картинам. Мокеев почувствовал, что если ее не остановить, монолог будет бесконечным.

— Тамара Петровна,— сказал он,— у нас небогатый журнал. Но если вы нуждаетесь в деньгах, мы могли бы купить у вас всю коллекцию.

Первый раз в жизни кто-то предложил Васильевой купить картины ее мужа. Случилось то, о чем покойный художник мечтал и во что верил,— он добился успеха, его работы стали пользоваться спросом! Предложение было настолько неожиданным, что Васильева замолчала, не зная, как ответить.

—  Нет, спасибо большое,— наконец сказала она.— Эти картины — единственное, что осталось у меня от Володи. Пока они у меня висят, я чувствую с ним связь. Я верю, что он тоже ее чувствует.

Подельники сразу поняли, что спорить или уговаривать Васильеву бесполезно.

—  Подумайте, Тамара Петровна,— сказал Мокеев,— мы позвоним вам через несколько дней.

—  Нет,— твердо ответила Васильева,— картины я продавать не буду.

Старов и Мокеев встали.

—  Спасибо вам, Тамара Петровна,— сказал Старов,— материал завтра будет готов. Когда мы сможем вам его показать? Может быть, днем?

—  Днем здесь никого не бывает,— ответила Васильева,— дочка учится, я работаю.

Она кивнула головой в сторону двери, ведущей в соседнюю комнату. Дверь была закрыта неплотно, в комнате горел свет. Там дочь Таня, девочка двенадцати лет, сидела за столом, делая уроки.

—  Приходите как сегодня, вечером,— сказала Васильева.

3

Мокеев и Старов вышли от Васильевой, довольные результатом визита. Они даже не ожидали увидеть так много нужных им картин. То, что вдова художника отказалась продавать их, не пугало партнеров. Старов не зря тщательно осмотрел замок в квартиру художника. Для него, профессионала, замок этот не представлял ничего сложного. Старов был вором-рецидивистом, на его счету числились и квартиры, и магазины. Последний раз он провел в местах не столь отдаленных четыре с половиной года. Впрочем, и Старов когда-то начинал, как художник. Он учился на художника-технолога в Театральной академии. Там-то и состоялось его знакомство с Мокеевым.

В отличие от Мокеева, Старов не долго пробыл студентом. Его отчислили после первого курса. Спустя много лет Старов вновь случайно встретился с Мокеевым. Они решили отметить встречу в пивной, и там за кружкой Мокеев рассказал Старову интересную историю. Когда Мокеев работал в галерее «Омега», ему в руки попался каталог современной живописи, выпущенный в Нью-Йорке. В нем он прочитал, что две картины неизвестного петербургского художника Васильева были проданы на аукционе на Манхаттане за пятьдесят тысяч долларов. Мокеев не был лично знаком с Васильевым, но из разговоров с другими художниками знал, что картины его в Петербурге можно было купить за бесценок.