Роман отыскал свой обоз, наткнулся на спящего под телегой Смагу и прилег рядом.

- Ты, Ромша? - проснулся дед. - А мне родной дом снился. И будто я маленький еще. К чему это?

От Смаги попахивало медовухой, но захмелел он не от нее, а от нежданной и сладкой свободы, которую старый вояка уже никому не отдаст...

А где-то в княжьих шатрах шел спор. Князь Игорь предлагал не теряя времени поднимать полки и уходить к северу, но все понимали, что измотанные за двое последних суток люди княжьей воле не подчинятся. Дружинники - другое дело, но не бросать же на смерть пеших ратников. Решат так: побили сегодняшних, побьем и завтрашних, и помогай нам Бог - на него уповаем...

Впрочем, может быть, и не так толковали князья, а может, и не было этого спора - мало ли что в летописях напишут? Мысли засыпающего Романа путались: "А чего им спорить-то? Ведь дело уже сделано..."

Глава семнадцатая

"КОГДА ВЕРНЕМСЯ:"

(10-11 мая 1185-го года)

Солнце еще не взошло, когда тяжко ухнули большие барабаны, возвещая русскому воинству тревогу и пробуждая спящих для последнего боя. Гортанно, каждая на свой лад, запели полковые трубы, призывая дружины и ратников к своим стягам и хоругвям.

Смага уже был на ногах и успел оседлать коней для себя и Романа. Старик указал на восток, где на утреннем зареве, всего в четырех-пяти лучных перестрелах* маячили половецкие ряды:

- Видать, с других сторон не лучше. По всей степи половцы силы сбирают. Пока их втрое не прибудет, в копье не пойдут - лучным боем донимать будут, к воде не пустят, а уж потом... С пешими нам уйти трудно будет:

Войско строилось, и по форме его построения стало понятно, что кольцо степняков сомкнулось: пешие ратники посредине, конные по периметру большого, неправильной формы квадрата.

- К северу уходить будем, - сообщил Срезень своему ученику, потеснив конный ряд и освобождая место возле себя. - И ты, дед, рядом будь.

Роман впервые видел Срезня в полном боевом облачении: из-под волчьего меха безрукавки тускло поблескивала вороненая кольчуга, шлем вызывающе отсвечивал в утреннем полумраке отполированными до зеркального блеска серебряными накладками - чтобы выманывать из вражьих рядов бойца под стать себе.

Из походной котомки Роман вытащил подаренную ему дедом Рожно рубаху в пятнах старой крови, переоделся:

Первыми в бой ввязались степняки. Несколько их отрядов стремительно, с пронзительными воплями сближались с русскими рядами с юга. У берега Сюурлия они на полном скаку выпускали по десятку стрел и, не мешкая, уходили на безопасное расстояние. Их задача: вынудить противника отойти от берега реки, переправиться самим и окончательно замкнуть окружение.

В отличие от степняков, русские были почти неподвижной мишенью и несли потери. Но некоторая заминка с их стороны быстро прошла: повинуясь командам боевых труб, следующий наскок половцев со стороны Сюурлия был встречен дружным залпом дальнобойных луков и отряд степных стрелков весь полег в траве.

Половцы тревожили русские полки со всех сторон, кроме северного направления. Они явно заманивали противника туда, не оставляя других путей.

Терять время в бездеятельном ожидании опасно - степняки наверняка с каждым часом пополняли ряды. Русские полки наконец-то сдвинулись с места и стали уходить к северу, прикрывая тыл "квадрата" подвижными лучными отрядами.

Роман с частью отстреливающейся младшей курской дружины, уже крутился на коне под вражьими стрелами. Движение лучного заслона напоминало карусель, вращающуюся по часовой стрелке - чтобы стрелять "с руки" и чтобы утреннее солнце било в затылок. Потом поворот и, чуть сдержав коня, рысью вдоль русских рядов, где можно подхватить с земли брошенный своими колчан со стрелами. И все сначала.

Со щитом какая же стрельба, а потому на полном скаку вдоль вражьих рядов его перекидывали за левое плечо и, на несколько секунд, оставаясь беззащитными для вражеских стрел, выпускали, как из пулемета, весь "боезапас". Через пятнадцать минут такой работы руки, особенно правая, отказывались повиноваться, пальцы не чувствовали стрелу, соленый пот из-под шлема заливал глаза.

Не легче было другое занятие - ратники помоложе и посноровистее, прикрываясь щитами, собирали среди невысокой травы половецкие стрелы, набивали ими берестяные колчаны и бросали на скаку своим лучникам. Дело опасное - в пешего попасть куда проще, чем в конного.

В одном из подавальщиков Роман узнал старого знакомца - парнишку, которому он прошлым летом подарил засапожник. Земляк-слободич, не отрываясь от своего дела, приветливо махнул Роману рукой. Он так и не обзавелся сапогами, а теперь и вовсе был босой.

- Что же ты с половца обувку не содрал? - крикнул на скаку Роман, но ответа не расслышал.

Когда отошли к северу верст на пять, русские полки резко изменили направление движения к западу. Пешие ратники двигались бегом, побросав под припекающим полуденным солнцем мешки со взятым на рати добром, а то и собственную одежду, что потяжелее. Они поочередно хватались за стремена конных, чтобы облегчить себе бег, но это не помогало - ратники все больше выбивались из сил.

Роман рысил в дружинном строю; на стременах, тяжело дыша на бегу, висели двое мужиков, еще одного, постарше, он посадил сзади. Вцепившись в Романа, пассажир как молитву, повторял:

- Дай тебе Бог здоровья, Роман Людотыч, век не забуду...

Перешли на шаг, отдышались и снова бегом. Степняки маячили сзади, не проявляя особой прыти:

- Никак ушли? - спросил кто-то из пеших сквозь прерывистое дыхание.

- Ага, - подтвердил Смага. - Попугали нас маленько, но как узрели, что мы бегаем быстро, так решили не трогать.

Впереди, завлекая нежданной прохладой, блеснула лента реки.

- То Каяла-река, - определил кто-то из ветеранов. - Водичка чистая и студеная, будто из колодца.

- А ты приглядись, борода, - невесело усмехнулся Смага. - Там кумовья в гости тебя поджидают.

Зорок был дед, версты за три разглядел плотные ряды половцев, расположившиеся у подножия степного холма неподалеку от реки. Разгадали степняки маневр русских. Да и не мудрено - их втрое, а то и впятеро.

Отыскав глазами заметный шлем курского старшины, Роман поспешил к нему. Старшина показал в сторону противника: из половецких рядов выделился и неспешно приближался к ним отряд в десяток бойцов. Неписанный Степной кодекс гласил: как бы ни сложилось соотношение основных сил, перед главным боем должна произойти справедливая схватка молодых, жадных до воинской славы воинов, чтобы древние боги не заподозрили своих сынов в трусости. Это заботило в первую очередь ту сторону, на чьей стороне был численный перевес. Другая сторона, выказав храбрость своих поединщиков, тоже могла рассчитывать на благоволение небес - не всегда исход битвы решался числом.