- Ну? - не отставал Алешка. - Подсобишь? А то сам убегу в поход.

Кому из друзей повезло больше? Тому, кто останется, или тому, кто разделит участь курского воинства, какой бы она ни была?

- Навоюешься еще, - ответил он словами Срезня и со смехом надвинул ему шапку по самый нос. - На твой век хватит.

Множество войн междоусобных и войн с внешним врагом выпадут на долю южной Руси, а с ней - и на долю любого из курян, кто не ляжет от половецкой сабли в предстоящем походе. Алешка вполне может дожить и до страшной татарской грозы с Востока. Одним словом, всем воинской участи хлебнуть придется...

- Надолго ли приехал, сынку? - обрадовался Людота. - До утра хоть?

К удовольствию кузнецкого большака слободичи, осмотрев с ног до головы и Романа и его рослого боевого жеребца, дружно одобрили и того и другого:

- Хорош молодец, а по ездоку и конь.

Марфа прикрикнула на мужиков:

- Да разве парня перед походом расхваливают?

Слободичи, принялись смачно плеваться через левое плечо и поругивать Романа. В конце концов утвердились во мнении, что ни воин, ни его конь никуда не годятся.

...После ужина, Роман вытащил из сундука свою "парадную" рубаху - мягкая, пропахшая ароматными травами ткань ласково легла на привыкшие к доспехам плечи.

- Зря красоту наводишь, - грустно сказала Марфа. - Боярышню твою батька в вотчину отправил, в Римов-город. Харатью тебе мужик передал от неё.

На кусочке выделанной телячьей кожи нетвердым, почти детским почерком было написано: "Буду Богу за тебя молиться, чтобы из сечи живым вышел. Жду тебя, суженый мой".

...Знать, не судьба повидаться с синеглазой боярышней. Поздно отговаривать ее отца от усылки дочери в Римов - страшная судьба ждала этот город в ближнее время. Да и что он сказал бы Седоватому?

Скрипнула дверь, в избу, опираясь на клюку, вошла Кокора, поклонилась на иконы, перекрестила Романа:

- Недосуг тебе божатку свою навестить, так я сама приплелась.

У Марфы с Кокорой было сговорено - прихватив доспех и оружие Романа, женщины вышли во двор.

- В баню пошли, колдовать от лихого железа, - пояснил Людота. - Кольчуга твоя хоть и не простая, а заветное слово ей не помешает... А об Анюте не тужи - сладится. На войну надо с легким сердцем идти:

Людоте князь Всеволод в поход идти не велел, оставил в тылу:

- Твое дело мечи ковать, а не мечом махать. Крестный повоюет.

Кузнец расстроился чуть не до слез, едва не запил. Жаловался каждому встречному, вспоминая о боевой молодости:

- А в те разы я разве не кузнец был?

Роман поднялся чуть свет. Вроде и не спал - всю ночь снилась ему Анюта, звала в город Римов, коему через восемьсот лет и места на картах не найдут: "Делай, что должен, - думал Роман, седлая коня и тщетно отгоняя грустные мысли, - и будь, что будет".

- Рубаху дедову надеть перед битвой не забудь, - напомнил Людота, провожая с женой Романа за ворота.

Когда Роман встал в стремя, Марфа сквозь слезы начала шепотом заговаривать его материнским словом. Так на Руси провожали сыновей на войну:

- Будь ты, мое дитятко, цел-невредим. Стрелой каленой тебя не язвить, рогатиной и копьем не колоть, топором не сечь, обухом не убить, старожилым людям в обман не вводить, молодым парням ничем не вредить, а быть тебе перед ними соколом, а им дроздами. Будь твое тело крепче камня, а рубаха крепче железа, а грудь крепче камня-Алатыря. Будь ты во поле молодцом, во рати удальцом, в миру на любованье:Рать могуча, мое сердце ретиво, мой заговор крепок и долог, как камень-Алатырь и всему превозмог:

Свежим апрельским утром, 23-го числа, едва только небо за Тускарем окрасилось розовым, курское ратное воинство потянулось к месту сбора - большой поляне за северными городскими воротами. Всяк держался своих: послободно, поулично, посотенно. Оружны и бронны были кто не хуже княжьего дружинника, а кто с одним топором, которым вчера еще дрова рубил, и с самодельным дубовым щитом.

Все ратники пешие, зато телег с впряженными лошадками-трудниками вдоволь - у каждого "взвода" свои. На телегах в поход повезут продовольствие, тяжелые щиты кучей навалят, да и прочее оружие, чтобы в пути рук попусту не оттягивало. Это в ту сторону, а обратно как Бог даст - то ли добычу, на рати взятую, то ли раненых и убиенных.

Провожающих не было. Отпрощались раньше и, приодевшись покраше, потянулись в город, выбирая по Княжьей улице удобные места, чтобы посмотреть, может, в последний раз на своих и на чужих, когда те будут проходить через Курск. Так было принято...

Воинство дисциплиной не отличалось - в предвкушении близкого приключения галдели, смеялись, молодежь задирала "чужих". Это больше напоминало торжище, чем собрание людей, выступающих в нелегкий поход.

От дружины всего несколько человек - в том числе и Роман - поддерживали порядок, осаживая без лишнего усердия особо задиристых.

- Покуда в Поле не выйдем, - пошучивал над забияками старый дружинник. - А уж там ни слобод, ни улиц - все свои.

На рослом соловом жеребце из городских ворот выехал князь Всеволод в сопровождении десятка дружинников и отца Федора, который статно восседал на рыжей кобыле - такой же гривастой, как и всадник. Ратники сбились в плотный боевой строй, впереди которого встал, спешившись, князь. Он снял золоченый шлем, остальные тоже посдергивали разношерстные головные уборы, обнажив кто кудри, а кто и солидные лысины.

Отец Федор начал походный молебен, воспрошая у Бога удачи. Истово, не жалея святой воды, окропил курян и благословил воинство на подвиги земли русской ради.

- Не в простой поход идем, куряне мои, - трубно произнес князь. - Вглубь Степи идем, самого Дона шеломами испить, как наши славные предки хаживали, страха не ведая. Чтобы надолго забыли нехристи дорогу в наши края. Крепко надеюсь на вас... Ну, с Богом, братья...

Через город по истертым плахам мостовой шли под музыку бодро и весело. Перед своими и чужими любушками и женами красовались, кто чем горазд: оружием и доспехом, начищенными до ярого блеска, а кто и лихо заломленной шапкой.

Из девок и баб, что провожали воев в дальнюю дорогу, печали, тревоги, и уж тем паче слез никто не показывал - как и не в поход провожали. Так было принято, чтобы не накликать беду. Смеялись, обсуждая своих и чужих, не стесняясь в выражениях и не делая различия между простым ратником и знатным боярином - нечистая сила смеха бежит.

- Эй, воевода, - кричала удалая молодка. - Ты брюхо-то подвяжи уздой, а то растрясешь в седле.

- Погодь, приду назад, тебе такое же спроворю, - не остался в долгу Сиверга.