Ну и, конечно, я действительно, всем сердцем, надеялся, что она скажет: «О нет, Адриан, я даже и подумать не могу о том, чтобы уйти от тебя. Я так сильно тебя люблю. Но с твоей стороны было так мило и неэгоистично предложить мне уйти, поэтому дай, я тебя поцелую».

И мы бы поцеловались, проклятие было бы снято, и она осталась бы со мной навсегда. А моим самым большим желанием было — жить с ней вечно.

Но я не мог даже надеяться на это.

— Адриан! — Магда постучала в дверь.

Я опаздывал минут на пять.

— Входи.

Она влетела в комнату.

— Адриан, у меня есть идея, — я попытался улыбнуться.

— Тебе не нужно отпускать мисс Линди. Я думала о том, как дать ей больше свободы и всего того, что она хочет.

— Я не могу выходить на улицу, — я вспомнил девушку на вечеринке по случаю Хэллоуина. — Это невозможно.

— Не здесь, — сказала она. — Но послушай. Кажется, у меня есть идея.

— Магда, нет.

— Ты любишь ее или нет?

— Конечно, но все это безнадежно.

— Эта девочка тоже нуждается в любви. Я вижу это, — она жестом попросила меня сесть в кресло рядом с дверью. — Послушай вот что.

Уже стемнело, я стоял, уставившись в окно, до тех пор, пока на улице никого не осталось. Город, который Никогда Не Спит, уснул. Улицы опустели. Накануне вечером шел снег, и на тротуарах не было видно ничьих следов. Даже мусорные баки были еще полны.

— Куда мы идем? — спросила Линди, спустившись вниз.

— Ты мне веришь? — в ожидании ответа я затаил дыхание.

У нее были все основания не доверять мне. Я был ее похитителем, захватчиком, и неважно, что я скорее умру, чем причиню ей вред. Я надеялся, что спустя пять месяцев проживания со мной, она знала это.

— Да, — ответила она, казалось, удивившись этому не меньше, чем я.

— Мы идем в одно замечательное местечко. Думаю, тебе понравится.

— Мне следует взять с собой какие-нибудь вещи?

— У меня есть все, что тебе понадобится.

Подошел Уилл, и я повел Линди к запасному выходу из нашего здания. Я держал ее за запястье, но без применения силы. Она больше не была пленницей. И если она попытается убежать, я не стану удерживать ее.

Но она не побежала. Мое сердце питало надежду, что не сбежала она потому, что просто не хочет уходить, хотя, возможно, она просто не знала, что я не собираюсь ее догонять. Она следовала за мной к лимузину.

Лимузин организовал мой отец. После разговора с Магдой я позвонил ему на работу. Мне понадобилось немало времени, чтобы пробиться к нему в студию, но, в конце концов, я услышал знакомый голос, наполненный отцовской заботой.

— Кайл, я почти в эфире.

На часах — четверть шестого.

— Это не займет много времени. Мне нужна твоя помощь. Ты передо мной в долгу.

— Я в долгу перед тобой?

— Ты услышал меня. Ты запер меня в Бруклине практически год назад, и я не жаловался. Также я не рассказал историю чудовищного сына Роба Кингсбери, ведущего на канале Фокс. Признай это, ты мне должен.

— Чего ты хочешь, Кайл?

Я объяснил ему. Когда я закончил, он сказал: — Ты хочешь сказать, что с тобой живет какая-то девочка?

— Это не совсем то, что ты думаешь.

— Подумай об ответственности.

Знаешь пап, когда ты бросил меня здесь вместе с домработницей, ты потерял всякое право указывать мне, что делать.

Но вслух я этого не сказал. Как-никак, мне было нужно от него кое-что.

— Все нормально, пап. Я не обижаю ее. Я знаю, что ты не меньше меня хочешь, чтобы я избавился от этого проклятья, — я попытался представить, что бы сказал Уилл. Он умный. — Поэтому очень важно, что бы ты помог мне в этом. Чем быстрей я снова стану нормальным, тем меньше вероятность, что кто-то узнает.

Я специально намекнул ему о его личном интересе, только так можно было заставить его подумать над этим.

— Хорошо, — сказал он. — Посмотрим, что я могу сделать. А сейчас мне уже пора выходить в эфир.

Он позаботился обо всем: о месте, о транспорте, обо всем, кроме человека, который будет ухаживать за розами. Этим озадачился я сам.

А сейчас, пока машина пересекала Манхэттэнский мост, я наблюдал за спящей Линди, ее голова склонилась к моему плечу. Я чувствовал себя как человек, стоящий на краю пропасти. Была вероятность того, что все это сработает, но если нет, то я рискую упасть, и мне будет очень больно. Несмотря на то, что Линди спала, у меня уснуть не получалось. Я наблюдал за тем, как в неярком свете городских огней стали появляться машины.

Было не холодно. К обеду снег, который выпал ночью, превратился в жидкое грязное месиво. Но скоро похолодает, наступит Рождество и много чего еще.

Магда и Уилл спали на сиденье напротив меня. Водитель чуть задергался, когда увидел Пилота.

— Это служебный пес, — объяснил Уилл.

— Означает ли это, что он не на гадит на сиденья?

Я подавил смешок.

Мне снова пришлось вырядиться как бедуину, но как только перегородка между мной и водителем была поднята, я смог снять свой маскировочный костюм.

Я провел рукой по волосам Линди.

— Ты намереваешься сказать мне, куда мы едем? — спросила она, когда мы проезжали по Голландскому туннелю.

Я вздрогнул.

— Не знал, что ты проснулась, — я отдернул руку от ее волос.

— Все хорошо. Было приятно, — интересно, она знает, что я ее люблю?

— Ты когда-нибудь встречала рассвет? — Я указал на восток, где над крышами домов несколько красных лучей пробивали себе путь.

— Красиво, — сказала она. — Мы уезжаем из города?

— Да.

Да, моя любовь.

— Я никогда не уезжала из города раньше. Можешь себе представить?

Больше она не спрашивала, куда мы едем. Она снова свернулась на подушке, которую я взял для нее, и уснула. В тусклом освещении я продолжал наблюдать за ней.

Мы ехали на север, двигаясь очень медленно, но несмотря на это, она не собиралась выпрыгивать из машины. Она не хотела уходить. Когда мы подъехали к Вашингтонскому мосту, я тоже уснул.

И проснулся около девяти на Северном шоссе. Вдалеке уже можно было рассмотреть горы, покрытые снегом. Линди уставилась в окно.

— Прости, мы не можем остановиться на завтрак, — сказал я ей. — Магда заранее побеспокоилась об этом, и взяла кое-что с собой.

Линди покачала головой.

— Посмотри на те холмы. Они такие же, как в фильме «Звуки музыки».

— Вообще-то, это горы. И мы подъедем к ним намного ближе.

— Правда? Мы все еще в Соединенных Штатах?

Я засмеялся.

— Мы все еще в Нью-Йорке, как бы ни сложно было в это поверить. Мы едем посмотреть на снег, Линди, на настоящий снег, а не серую кашицу, обрамляющую обочины дорог. И когда мы приедем, мы сможем выйти и поваляться в снегу.

Она не ответила, не отрываясь от рассматривания отдаленных гор. Каждую милю или около того на нашем пути попадались фермы, иногда встречались лошади или коровы.

Чуть позже она спросила: — А в тех домах живут люди?

— Конечно.

— Ух-ты, им так повезло, у них столько места вокруг, чтобы гулять.

Я почувствовал приступ угрызений совести за что, что все эти месяцы держал ее взаперти. Но я искуплю свою вину.

— Линди, будет здорово.

Часом позже мы съехали с девятого шоссе и подкатили прямо к дому. По моему мнению, этот дом, окруженный соснами и покрытый снегом, был самым лучшим.

— Приехали.

— Что?

— Мы остановимся здесь.

Она в изумлении смотрела на заваленную снегом крышу и красные ставни. За домом стелился холм, который, насколько я знал, вел к замерзшему озеру.

— Это все твое? — спросила она.

— Ну, вообще-то, моего отца. Мы приезжали сюда несколько раз, когда я был маленьким. Это было до того, когда он начал вести себя так, будто если он пропустит хоть один рабочий день, то его сразу уволят. После этого, рождественские каникулы я уже проводил со своими друзьями — мы ездили кататься на лыжах.

Я замолчал, не веря в то, что упомянул катание на лыжах с друзьями. Чудовища не катаются на лыжах. У чудовищ не бывает друзей. И если у меня они были, то этот факт порождает вопросы, много вопросов. Странно, но мне казалось, что я могу рассказать ей обо всем, о чем не поведал бы никому, даже самому себе. Но на самом деле, я не мог ничего ей рассказать.