Моркасл, сидевший рядом с Марией, уже понял, каким будет их решение. Совет не станет прислушиваться к уродам. Моркасл бросил убийственный взгляд на Доминика, который спокойно сидел на своей скамье. Мясник зловеще улыбнулся волшебнику. Его гнилые зубы раздвинулись, между ними показался толстый язык, который пробежал по пухлым губам, оставив на них влажный след. Моркасл отвернулся.

…Я убью вас, уроды…

Громкий голос председателя Совета объявил решение:

– Мы вынесем окончательный вердикт, выслушав комментарии сторон. – Толпа ответила недовольным шепотом. – Первыми выступят обвинители.

– Если можно, достопочтенные советники, – выступил вперед Брюсин, – я произнесу свою короткую речь первым, чтобы сэкономить время граждан и судей.

– Прошу.

Брюсин сложил руки на груди и начал:

– У меня нет необходимости в заключительном комментарии. Обвинения исходят от уродов, работа которых состоит в том, чтобы щекотать наши нервы. Одна из них – слепа, второй – артист-фокусник. Одна ненавидит нас, как показал вещий камень, второй – боится. Аргументы и улики обоих против уважаемого и хорошо знакомого всем нам Доминика – слабы.

Он сунул руки в карманы камзола.

– Но для того, чтобы люди знали всю правду, я приглашаю выступить члена Совета Леонида Клее. Он вместе со мной был на так называемом кладбище, где, как утверждают свидетели, убийца хоронил своих жертв. – Поворачиваясь спиной к залу, Брюсин сделал приглашающий жест в сторону одной из старинных ниш. – Советник Клее, расскажите, что мы увидели.

Моркасл внимательно вгляделся в полумрак, стараясь различить в нише фигуру вставшего человека. Когда Клее заговорил, Моркасл понял, что именно он вел заседание суда.

– Благодарю вас, юрист Брюсин. Да, я видел это предполагаемое кладбище. Я отправился туда, чтобы осмотреть похороненные тела. Мы не нашли могил – только кости и останки, разбросанные по земле. Но это были кости не людей, а животных, все, все до одной. Мы искали два часа, но не нашли ни одной могилы, ни единого свидетельства о том, что там похоронены люди. Там были лишь скелеты коз, волков, медведей и лис.

Зал наполнился гулом голосов. Моркасл, побледнев, повернулся к Марии и Л'Арису. Юрист прошептал:

– Все кончено. Я могу даже не произносить свое заключительное слово.

Не успел Л'Арис остановить ее, как Мария встала и направилась к трибуне. Увидев одинокую фигуру слепой, идущей по середине зала, зрители замерли. Те, мимо кого она шла, старались отодвинуться, чтобы она их не задела. Раздались какие-то выкрики. Леонид Клее заставил толпу умолкнуть.

– Вы хотите произнести заключительное слово от обвинителей? – спросил он.

– Да, – подтвердила Мария. Она уже добралась до трибуны, положила руки на камень, который сначала вспыхнул красным, а потом резко побелел. – Все обвинения сегодня исходили не от нас, а от юриста Брюсина. Но он не доказал, почему мясник невиновен, а мы виновны. Советник Клее и юрист Брюсин сообщили, что лес полон костями животных. Говорю вам, те, кто лежит в могилах, не животные, а люди. Они могли показаться уродливыми и деформированными, отвратительными и гадкими, но, если не считать разницы в форме костей и мышц, они такие же люди, как вы.

Мы не животные. Мы не монстры. У нас такие же души, как и у вас. И когда такой человек, как Доминик, убивает одного из нас, он убийца. Если бы кто-нибудь из вас, присутствующих на этом суде, хоть немного бы знал и любил Борго, Панола или Банола, вы бы судили по-другому. Я прошу вас обвинить этого человека. Вы видели кровавый след его руки на моей простыне. Вы слушали о преступлениях, которые он совершил. Если вы не хотите, чтобы его нож коснулся ваших собственных шей, я прошу вас признать его виновным. Спасибо.

Как только руки Марии покинули камень, он сразу потемнел, а она медленно направилась к скамье обвинителей. Л'Арис встретил ее на полпути и довел, придерживая под локоть, до места. Как только они сели, прозвучал глубокий голос Леонида Клее.

– Совет примет ваши слова во внимание.

Л'Арис наклонился к Марии и коснулся ее плеча.

– Будем надеяться, что они услышали вас, дорогая.

Советники недолго переговаривались между собой.

– А теперь все слушайте приговор двенадцати советников Л'Мораи по делу мясника Доминика, – раздался высокий голос секретаря Совета. Толпа смолкла, а Моркасл оторвал взгляд от страшной фрески. – Тот, кто произнесет «да» – выскажется за роспуск собрания. Тот, кто скажет «нет» – выступает за продолжение слушаний.

– Да, – крикнул советник, сидящий с левого края у стены.

– Да, – произнес человек на соседнем кресле.

– Да, – объявил следующий по очереди.

– Да.

– Четверо за роспуск, – подытожил секретарь.

– Нет, – раздался безошибочный голос Кукольника. – Да, – выкрикнул советник Клее.

– Пятеро из восьми за роспуск, – подсчитал секретарь.

– Нет…, нет… Нет…

– Шесть из одиннадцати за продолжение заседания, – отметил секретарь.

– Да, – прозвучал последний голос.

– Шесть за роспуск, шесть за продолжение, – подытожил секретарь. – Поровну. Спорный случай. Я обращаюсь за разрешением к председателю Совета – мастеру Леониду Клее.

Мария крепко ухватилась за край деревянной скамьи, а Моркасл замер в ожидании последнего вердикта.

– Спорный случай, – повторил Клее, вставая. Его глубокий голос успокоил взбудораженную толпу. – Я тоже принял близко к сердцу слова слепой жонглерши Марии, но факт остается фактом – гражданина честного города Л'Мораи обвиняют чужаки. Свод законов города даже не предусматривает статей на этот случай. Тем не менее – я говорю так: если никто из честных горожан не поддержит этих неприятных обвинений, то я не разрешу продолжения слушаний.

Слова встретила стена молчания.

– Никто не хочет свидетельствовать, – заметил мсье Клее с ноткой удовлетворения в голосе.

Мария встала и, повернувшись лицом к толпе, выкрикнула:

– Не бойтесь! Неужели не найдется никого, кто выскажется против этого человека!

Л'Арис дернул ее за руку, чтобы она села, и громом прозвучал голос Клее:

– Тихо! Ваша выходка заставит меня прекратить заседание еще быстрее, чем молчание горожан!

– Подождите! – вдруг крикнул детский голос.

Он раздался из центрального ряда. И все увидели маленького светловолосого мальчика, который вышел к трибуне. Он весь дрожал от страха, но все-таки решился. Голос был высоким и срывался:

– Это правда. Все, что они говорили, правда. – Мальчик закатал рукав и показал темно-багровый синяк на плече. – Он все время бьет меня. Он угрожает, что продаст меня в цирк, а потом выследит и убьет.

– Это сын мясника! – прошептал кто-то в зале.

Доминик вскочил и угрожающе завопил:

– Ты страшно пожалеешь об этом, парень!

Мария тоже встала.

– Говори! Выскажи все, что тебя мучит. Не бойся угроз!

– Мальчик не врет, – крикнул кто-то из толпы. – Магазин Доминика рядом с моим, и я часто слышу, как ребенок плачет. Восемь лет Доминик изо дня в день бьет его.

Сын Доминика боязливо миновал отца и поднялся на трибуну. Белое сияние камня слепило глаза.

– Мой отец виновен. Гул пробежал по залу, и обвинения последовали одно за другим.

– Я тоже видел кровавый отпечаток ладони, – говорил фермер, – в сарае. У меня пропали нож и скребок, а на следующий день они вернулись на место, но были все в крови.

– Он угрожал мне топором.

– Я слышал, что он ловит кошек, обдирает их и продает как кроликов.

– Он ужасно жесток на бойне. Когда обвинения слились в единый крик, Мария удовлетворенно улыбнулась и опустилась на скамью, слушая горожан. Моркасл тоже улыбался. Он смотрел на Доминика, который стоял у противоположного стола. Мускулы его мясистого лица ходили желваками, а кожа покраснела и казалась окровавленной. Не слушая предостережений Брюсина, Доминик смотрел на зал с ненавистью разъяренного быка, отыскивая маленькими глазками каждого нового выступающего. Когда криков стало слишком много, чтобы заметить каждого обвиняемого, Доминик обернулся к Марии и Моркаслу. Волшебник улыбался дразнящей улыбкой.