– Приведите вашего первого свидетеля, обвинители, – раздался голос из темной ниши Совета.

Поднявшись, Л'Арис поклонился и выкрикнул:

– Первой я вызываю Марию – жонглершу.

Он взял Марию за руку, и, поджав губы, слепая женщина поднялась с высокого деревянного стула. Л'Арис подвел ее к возвышению и помог встать на трибуне, положив руки на камень. Камень тут же потемнел и вспыхнул разными оттенками красного и пурпурного.

– Постарайтесь казаться испуганной, если можете, – прошептал он сквозь сжатые губы.

Невеселая улыбка тронула рот слепой женщины.

– Это не так уж трудно.

– А теперь я хочу восстановить последовательность событий, – объявил Л'Арис толпе. – Пока я буду задавать вопросы этой очаровательной женщине, постарайтесь представить, что произошло в ту ночь, когда умер карлик Борго – шпагоглотатель. Представьте себе и того, кто мог быть в этом виновен, – с пафосом произнес юрист, указывая на Доминика. – Позвольте мне представить вам эту красивую молодую женщину по имени Мария, чей дом был обезображен и залит кровью. Скажите нам, Мария, что случилось в ту ночь, когда вы обнаружили убийцу в своем доме?

Мария тяжело вздохнула. Камень порозовел, а потом стал белым.

– Видите ли, я жонглирую кинжалами…

Карлик-шпагоглотатель Борго стоял неподалеку от арены, на которой выступала Мария, и прислушивался к реву и гулу возбужденной толпы.

– Мария необычайно привлекает зрителей, – восхищенно пробормотал он себе под нос, сдвинув пушистые брови. И тут его бородатое лицо омрачила тревога. Всегда трудно выступать за таким популярным артистом.

Он нервно отвернулся от сцены, ощупывая узловатой рукой рукоять шпаги. Он вытянул клинок из ножен и выставил перед собой. На его острие тут же блеснул лучик света факела, горевшего в жилом квартале. Шпага была такой же высоты, как и сам карлик, он снова убрал ее в ножны, бормоча:

– Интересно, а этим Мария могла бы пожонглировать?

Раздался новый крик восторга, Борго подошел к кулисе и прислонился к ней, дожидаясь финальных аплодисментов и выхода арлекинов.

Тут его глаза упали на артистический квартал, где происходило какое-то странное движение: между вагончиками и палатками шел какой-то незнакомый человек. Подозрительно оглядываясь, человек остановился перед одним из вагончиков. Свет факела хорошо освещал его – мясистый торс, большая лысеющая голова, огромные руки. Человек повернулся, кинул взгляд назад, который попал точно в удивленного карлика, а потом быстро открыл дверь вагончика и вошел внутрь.

– Это что такое? – важно прошептал Борго. Он повернулся и прислушался, до конца выступления Марии оставалось несколько минут. – Надо посмотреть, – продолжал он разговаривать сам с собой, сжимая рукоять шпаги.

Он отступил от стены и направился в актерский квартал к вагончику, в который зашел чужак – вагончику Марии.

– Что это за парень? – бормотал Борго, подходя к маленькому домику и внимательно вглядываясь в темное окно.

Он решил не связываться с тяжелой и большой шпагой и вынул из-за пояса кинжал. «Маловат для рта», – так он говорил об этом ноже во время своих представлений.

Поднявшись по ступенькам, Борго взялся за дверную ручку. Дверь распахнулась. Внутри была тьма, лишь слабый свет уличных фонарей и факелов проникал через зашторенные окна.

«Слепой девушке не нужно много света, – подумал Борго. – Мне, к счастью, тоже – глаза у меня, как у кошки».

Он всмотрелся в темное пространство и не заметил непрошеного гостя, а потому уверенно вступил внутрь. Длинная тень коротенького тела вползла в дом, падая на жалкую, но аккуратную мебель. Кровать и стул были пусты…

Тут позади Борго раздался металлический звук, карлик замер, хватаясь за шпагу и не выпуская кинжала.

Но шпаги на поясе не было.

А потом пол вагончика затрясся от тяжелых шагов. Борго развернулся, цепляясь за стол. В слабом отсвете фонарей он увидел блестящее лезвие собственной шпаги, направленной прямо на него. Вскрикнув, карлик отступил, но клинок уже вошел ему в горло, он рухнул на кровать, а дверь сзади бесшумно захлопнулась.

– Хочу напомнить уважаемому суду, – заявил Брюсин, появляясь на помосте и останавливаясь напротив Марии, – что мы слышали не столько рассказ слепой жонглерши, сколько сказку, которую сочинил Л'Арис. А теперь, моя дорогая, мы хотим услышать правду. Вы вернулись со сцены в свой вагончик и обнаружили на собственной кровати мертвое тело. Это верно?

– Да, – ответила Мария.

Брюсин театральным жестом вынул из кармана шелковый носовой платок и положил его перед Марией.

– Юрист Л'Арис тоже показывал этот кусок ткани с очень четким кровавым следом ладони, где не хватало указательного пальца. Он действительно взял его в вашем вагончике?

– Да, конечно, – подтвердила Мария.

– Ложь, – гордо бросил Брюсин, набрасывая платок ей на плечо. – Ложь, ложь, ложь. – Он вынул из-за спины, где держал его в руке, мятый льняной обрывок, который представил суду Л'Арис. – Вот ткань, о которой вы говорили, милая. – Помахивая уликой, Брюсин спросил:

– Насколько вы слепы, дорогая Мария?

– Я могу слышать, что вы весите примерно двадцать стоунов. Я слышу, как вы почесываете выбритый подбородок.

– Насколько вы слепы? – повторил вопрос Брюсин.

– Совершенно! – ответила Мария.

– Понятно, – ответил Брюсин, отступая назад. – Значит, вы никогда не видели ни отпечатков пальцев на постели и стенах, ни потоков крови на потолке? Значит, вы не видели следа ботинка на полу? Не видели вы и лица человека, который оказался в вашей комнате?

– Конечно, нет! – бросила Мария. – Но я пометила его ножом…

– Поправьте меня, если я ошибусь, – сердито перебил ее Брюсин. – Прошлой ночью вы сказали Совету, что у предполагаемого убийцы нет указательного пальца на левой руке, тогда как у Доминика не хватает пальца на правой.

– А как насчет царапины на спине?

– Прекратите! – прорычал Брюсин. – Жандармы сказали, что вы не упоминали о шраме до тех пор, пока Доминика не схватили, они говорят, что вы вообще ничего не говорили до тех пор, пока подозреваемый не оказался у вас в руках. Неудивительно, что он так хорошо соответствует описанию!

Вы просто подогнали улики под моего подзащитного! Мария скрипнула зубами:

– А как же кровавый отпечаток на моей простыне?

– Если это правда, – язвительно бросил Брюсин, – то жандармы могут отыскать любые отпечатки на простынях женщины вроде вас.

Это заявление исторгло презрительно-сладострастный смешок из колышущейся толпы, смех, который эхом пробежал по каменным коридорам здания Совета. Брюсин снял платок с плеча слепой и произнес торжественно:

– Вопросов больше нет. Вы исключаетесь.

Мария сжала губы:

– Надейтесь, что он не захочет убить кого-нибудь из тех, кого вы любите.

Оттолкнув его протянутую для помощи руку, она ощупью спустилась с помоста и направилась к своей скамье.

Брюсин отступил, брезгливо вытирая руку, до которой дотронулась слепая, а потом, сложив платок, убрал его в карман серого камзола.

Под мрачными сводами раздался женский голос:

– Л'Арис, приведите своего второго свидетеля.

Юрист встал и поклонился, лицо его было немного бледным в ярком свете фонарей и факелов.

– Я вызываю мсье Моркасла.

Он сделал волшебнику знак выйти на трибуну, и тот, поднявшись с места, направился к помосту. Моркасл чувствовал себя странно беззащитным без черного плаща, который так перепачкался и смялся за ночь, что его пришлось оставить в камере. Добравшись до трибуны, он встал перед залом и положил руки на камень справедливости, который вдруг превратился в ярко-зеленый. В зале раздался шепот.

– Люди Л'Мораи, откройте свои глаза, уши и умы, чтобы услышать о втором преступлении, – начал Л'Арис, снова указывая на Доминика. – Приготовьтесь вместе со мной представить то, как произошла трагедия, унесшая жизни близнецов Панола и Банола. Месье Моркасл, расскажите нам о той ужасной ночи.