И не тогда, когда отголоски страсти прошлой ночи ещё не утихли.

Быстро одевшись, натянув ботинки, Рейф прошёл в ванную и вышел оттуда буквально минуту спустя, выглядя так опрятно и аккуратно, словно ему помогал камердинер. «Как ему это удается?», – поразилась Аиша.

Лишь его небритый подбородок выбивался из общей картины, и в глубине души она признавалась, что с тёмной щетиной он выглядит даже более привлекательным.

Всё тело Аиши начало восхитительно покалывать, когда она вспомнила, каково было ощущать прикосновение его подбородка к своей коже – колючая ласка её нежной груди, отчего ей хотелось мурлыкать словно кошке.

«Этого больше не повторится», – напомнила сама себе Аиша.

Сев на стул, она сложила руки на груди и принялась ждать. Несмотря на то, что она умылась холодной водой, её глаза всё ещё жгло от пролитых слёз. Она чувствовала себя чистой, но при этом подавленной.

Также расположившись на стуле, Рейф долго и молча смотрел на неё. Аиша велела себе не ёрзать. Она не знала, о чём он думал, что чувствовал. Но она догадывалась, о да.

Ярость, презрение, ощущение, что его предали. Она выставила его дураком. И хотя она не хотела этого, иного выбора у неё не было.

Но ничего похожего не прозвучало в его голосе, когда он спросил:

– Ты с самого начала говорила, что Алисия Клив мертва. Ты знала, что я тебе не поверил. Так почему же ты только сейчас рассказала мне всё? Почему не рассказала тогда?

Аиша недоверчиво посмотрела на него:

– Признаться, что я незаконнорождённая? Ты бы взял меня в Англию, если бы я это сделала?

Рейф нахмурился:

– Ты же не хотела ехать в Англию.

Аиша покачала головой:

– Папа очень много рассказывал об Англии. Я всегда хотела там побывать.

Его глаза сузились:

– Тогда почему ты с самого начала отказывалась ехать со мной? Я смутно припоминаю, что угрожал, если понадобится, завернуть тебя в ковёр – вопящую и пинающуюся – и оттащить на корабль. Хотя не то чтобы ты очень кричала, – насмешливо подчеркнув, заметил он.

Вспомнив, как и куда именно она пыталась его ударить, Аиша покраснела.

Рейф тем временем продолжал:

– И зачем тогда говорить мне той первой ночью, что Алисия Клив мертва и что есть только Аиша?

– Потому что я не хотела ехать в Англию обманом, под видом Алисии.

– Ты в любом случае именно так и поехала.

– Потому что ты меня заставил.

– Неправда. Ты по собственной воле поднялась на борт, и ковра не потребовалось.

– Не то чтобы ты намеренно заставил меня, но ты показал портрет очень многим людям. Некоторые заметили сходство. Кто-то пошутил, что меня следует нарядить девочкой и продать тебе. А как только эта шутка начала распространяться… в общем, те, кто преследовал меня, когда я была ребёнком, сложили бы два и два и пришли за мной. Снова.

Рейф напряжённо смотрел на неё:

– Те люди на берегу реки?

Аиша кивнула:

– Их главарь, дядя Гади, был одним из тех, кого прокляла мама. – Она криво и невесело улыбнулась: – Я не могла больше оставаться в Египте.

– Ты могла бы тогда сказать мне правду. Я не стал бы тебя обвинять.

– И ты бы отвёз меня к бабушке?

– Конечно. Почему нет?

Теперь Аиша понимала, что у него не было времени, чтобы хорошенько всё обдумать. Как это уже сделала она.

– Потому что она отправила тебя за своей любимой внучкой Алисией Клив, а не за каким-то незаконным отпрыском, которого её сын прижил с чужеземной любовницей.

Она подождала, но Рейф молчал. Его лицо в своей неподвижности казалось высеченным из камня.

– Прошу прощения, если я неправа, – продолжила Аиша, – но аристократические бабушки обычно не разыскивают по всему миру бездомных бастардов, прижитых их сыновьями. Или Англия моего отца изменилась?

В комнате наступила долгая тишина. Как бы ей хотелось знать, о чём он думает! Но взгляд его невероятных льдисто-голубых глаз снова стал непроницаемым.

– Нет, – медленно выговорил Рейф. – Англия изменилась не так сильно.

Стук в дверь испугал их обоих и милосердно нарушил молчание. Хиггинс принёс завтрак.

Рейф взял поднос и снял с него крышку. Здесь были бекон и яйца, тосты, джем и мёд и большой кофейник со свежим горячим итальянским кофе. Была даже рыбья голова для Клео. Утащив голову за свою корзинку, кошка рычанием высказывала своё одобрение угощению.

Аиша чувствовала себя опустошённой. Он только что подтвердил все её страхи. Незаконнорождённая дочь сэра Генри Клива не представляет никакого интереса для её бабушки. Или для него.

Аиша сделала глубокий вдох. Быть посему. Она начала новую жизнь на улицах Каира будучи ребёнком. Сделает это ещё раз в Англии.

– С чего ты предпочтёшь начать? – спросил Рейф. – С кофе или еды?

Галантен до самого конца. Словно она только что не призналась, что обманывала его.

Запах кофе пробудил чувства Аиши, и неожиданно она поняла, что умирает с голоду.

– Для начала кофе, пожалуйста.

Он налил чашку дымящегося тёмного напитка, добавил два кусочка сахара и немного молока и передал чашку Аише. Он точно знал, какой именно кофе она любит. Откуда?

Она вдохнула запах, затем, не торопясь, пригубила кофе. Амброзия. Горячий напиток спустился по пищеводу, и она почувствовала себя более спокойной. И более голодной.

Рейф передал ей тарелку с беконом и яйцами.

– Съешь всё, – сказал он. – После всего, что ты пережила за последние двадцать четыре часа, тебе необходима пища.

Он был прав. Вчерашним днём и ночью так много всего случилось, что и душа её, и разум, казалось, были истерзаны. Пираты, смерть, её первый раз с мужчиной – вероятно, последний именно с этим мужчиной – и раскрытие её обмана.

И она не ела с середины вчерашнего дня. Неудивительно, что её мучил голод.

Господи, как же она надеялась, что не забеременела!

– Наконец-то бекон, – одобрительно заметил Рейф. Он ел быстро, но изящно, опрятно и в то же время с удовольствием. Весь завтрак он галантно следил за тем, чтобы у неё было всё, в чём она нуждалась: соль, кофе. Он даже намазал ей маслом тост, а затем передал мёд.

– Мальта знаменита своим мёдом, – рассказывал он. – Местные чёрные пчёлы свирепы, но мёд пикантный и сладкий. Попробуй.

Аиша намазала немного золотистого лакомства на тост. Действительно восхитительно. Дикий чабрец, лимон и что-то острое.

«Хорошо, что я всё рассказала ему сейчас», – решила Аиша, доедая последний кусочек тоста. Было бы ещё лучше, если бы она сделала это до того, как они отдались друг другу. А ещё лучше, если бы они вообще этого не делали.

Нет. На самом деле она не могла искренне сожалеть об их ночи. Оставить Рейфа, так и не узнав, на что это похоже – лежать рядом с ним, чувствовать его глубоко внутри себя, частью себя… её тело всё ещё пульсировало от легчайшего эха прошлой ночи.

Изумительно, как и говорила Лейла.

Аиша смотрела, как он с хрустом уничтожает последний кусок тоста своими крепкими, белыми, ровными зубами, и понимала, что, рассказав ему всю правду, она поступила правильно. Пусть в глубине сердца она и оплакивала то, что могло бы быть. Пусть острые стрелы сожаления и пронзали её время от времени.

Рейф был правдив, искренен и благороден.

Если бы она не открылась ему, эта тайна медленно, но неизбежно отравила бы их брак. Кто-то может схоронить свою вину и жить дальше, но не Аиша.

Словно топор, готовый опуститься в любой момент, постоянно был бы занесён над её головой. «Быстрая, чистая ампутация лучше медленной смерти от яда», – сказала она сама себе.

Она поступила правильно, но лучше от этого себя не чувствовала.

Она любила Рейфа. Она потеряла его. Но, по крайней мере, он принадлежал ей одну ночь.

– Закончила? – спросил Рейф.

Аиша в недоумении посмотрела на стол. Они съели всё.

Рейф осторожно потянул пустую кофейную чашку из её руки. Она прижимала её к груди словно ребёнка.