- Ты не умерла что ли?!

       - Умерла. И мое тело лежит сейчас далеко отсюда...

       - Где? - вырвалось у Власа.

       - В морге пятьдесят второй больницы, на Октябрьском поле. А та, которую ты видишь сейчас - это моя душа.

       - Душа? - удивился Влас.

       - Да, душа. Дорогой Влас, очень прошу тебя, передай то, что я сейчас скажу, моей маме. Я уже один раз была у нее, а больше ходить нет воли Божией. Попроси ее от моего имени крепко веровать в Господа, заботиться о спасении, ходить в церковь, исповедоваться и причащаться. Скажи ей, что если она будет так делать, то, по милости Божией, мы обязательно увидимся с ней в будущей жизни.

       - Хорошо. Передам обязательно.

       - Благодарю тебя и за то, что заботишься о моем отпевании, - продолжала Василиса. - Ты можешь попросить отца Серафима, который живет здесь, чтобы он меня отпел.

       - Хорошо. Василиса, я так рад видеть тебя! Мне очень понравилось твое стихотворение. Молись за меня, пожалуйста.

       - А ты за меня.

       - А за тебя-то разве нужно, ты же уже спаслась?

       Василиса кротко улыбнулась и негромко сказала:

       - Молись.

       - Влас, если отец Серафим будет тебе по сердцу, - взял слово Гость, - попроси его быть твоим духовным отцом. Без духовника в эти лукавые времена трудно спастись. Сейчас не так важно, в какой части света живет человек, потому что весь мир стал на одно лицо; неважно, в большом городе он живет или в малом селе, в великой лавре или в маленьком скиту, одно важно - найти духовника. Если не нашел, ищи, и если опять не нашел, опять ищи, прося помощи свыше. Ищущий обрящет, и просящий получит... Сейчас мы уйдем.

       - Как уйдете? - перепугался Влас. - А как же отец Серафим?

       - На прощание, Влас, я повторю завет, данный Мною ученикам. Помните слово Мое, которое Я сказал вам. Раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас. Наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу... А вы благословляйте проклинающих вас, молитесь за обижающих вас, любите врагов ваших, любите убивающих вас.

        С этими словами Гость поднялся со скамьи и медленно, как бы в глубоком раздумье, вышел через сени во двор. Кот Абрикос проводил Его до входной двери, но на улицу не пошел. За Гостем по одному проследовали великомученик Георгий, мученик Севастьян и преподобный Виталий.

       Василиса на мгновение задержалась у выхода из комнаты, обернулась к Власу и мягко, как будто ребенку, сказала:

       - И туда, где нет любви, вложи любовь и получишь любовь. Помни об этом, когда пойдешь к Жану.

       С уходом гостей в избушке отчего-то сразу сделалось темно. Три свечи у Распятия и несколько лампад, разумеется, не могли в достаточной степени осветить помещение. И тут только Влас понял, что свет каким-то чудесным образом исходил от гостей. С их уходом ушло и ровное янтарное сияние, наполнявшее комнату.

       Оставшись один, Влас оторопело оглядывался, словно не понимая, где находится. Если бы в тот момент его спросили, какие гости были в избушке минуту назад, то он не решился бы ответить прямо, настолько невероятным казалось все происшедшее. "К чуду привыкнуть нельзя", - вспомнились Власу чьи-то слова. "Да, и в самом деле, к чуду привыкнуть невозможно, - думал он. - Чудо - оно всегда чудо. Кто же это сказал? Где я это прочитал? А-а, - это слова мученика Иосифа Муньоса. Я же статью про него в "Православной беседе" читал... Интересно, а почему я должен к Жану идти? Это еще зачем?.. А как, спрашивается, я отцу Серафиму объясню свое внезапное появление? Он еще милицию вызовет. Господи, помилуй. Вот попал!".

       Тут, к своему ужасу, Влас услышал в сенях скрип двери, шаги, и бархатный баритон отца Серафима:

       - Абрикос, Абрикосочка, вот молодец, хозяина у дверей встречаешь! 

Глава тридцать четвертая.

Свидетель

       Вместе с волной морозной свежести в комнату вошел отец Серафим и сразу как бы заполнил ее собою. Включив свет и увидев Власа, растерянно стоявшего посреди комнаты, иеромонах внутренне вздрогнул, но внешне остался спокоен, только взгляд его сделался настороженно-жестким.

       - Батюшка, вы понимаете... Вы не бойтесь, я сейчас все объясню.

       - Угу.

       - Я... верующий, православный.

       - Очень приятно. Как же ты, православный, сюда попал?

       - Я не сам. Понимаете, я в тюрьме сидел...

       - Та-а-ак.

       - Да вы не подумайте ничего плохого. Они меня к вам поговорить привезли... как к духовнику.

       - Понимаю. Только не понимаю, как ты сюда через закрытые двери проник. Ключи-то у "них" откуда?

       - Отче, можно я сяду? - взмолился Влас. - А то голова кружится.

       - Садись, но говори правду.

       Влас сел и хотел было рассказать все по порядку, но тут у него перед глазами все стало расплываться. Теряя сознание и падая, он успел заметить, что отец Серафим всем своим богатырским телом устремился к нему на помощь.

       - Ах ты, слабый какой, - приговаривал батюшка, поднимая с пола Власа и укладывая его на кровать, - то-то я и смотрю, бледный, как полотно. Ну вот, хорошо, хорошо. Подожди, сейчас я тебе воды дам.

       Отец Серафим положил на лоб Власу полотенце, смоченное холодной водой, и тот пришел в себя. Священник не разрешил ему сразу подняться с кровати. Он заботливо снял со странного гостя обувь, а потом приготовил для него травный чай.

       - Тебе полежать нужно, - приговаривал батюшка, - а то встанешь и опять свалишься. Ты, видно, брат, переволновался сегодня.

       После чая отец Серафим позволил Власу подняться и спросил:

       - Значит, говоришь, ты ко мне как к духовнику пришел?

       - Да.

       Отец Серафим положил на аналой крест и Евангелие, и надевая поручи и епитрахиль, сказал:

       - Ну, брат, сейчас исповедоваться будем. Готов?

       Влас просиял.

       - Да я только этого и желал, батюшка! Спасибо вам.

       - Бога благодари. Я только свидетель.

       Отец Серафим прочитал положенные молитвы, и Влас начал свой исповедный рассказ. Говорил он долго, временами не мог удержаться от слез. Говорилось легко. Как бы сами собой вспоминались давным-давно забытые грехи. Священник не перебивал, только когда Влас дошел до встречи с Гостем в тюрьме, его лицо сделалось молитвенно-сосредоточенным. Когда же Влас поведал о второй встрече с Гостем, а затем о "Вечери смертников", состоявшейся час назад в этом самом доме, на лбу отца Серафима выступила испарина. Наконец Влас замолчал. Отец Серафим прочитал разрешительную молитву, снял епитрахиль, поручи и обессиленно опустился на стул, как будто исповедался не Влас, а он сам.

        - Ну, что вы думаете обо всем этом, батюшка?

       Иеромонах задумчиво посмотрел на свою келейную икону "Спас Благое Молчание" и не совсем ясно для Власа, ответил:

       - "Молчание есть таинство будущего века, а словеса суть орудия века сего".

       - Отче... Вы меня в духовные сыновья возьмете?

       Отец Серафим медленно перекрестился и ответил не сразу:

       - Пусть будет тебе по вере твоей. Если ты веришь, что я могу быть твоим духовным отцом, то я уже им и являюсь. А я молиться за тебя, теперь-то уж, в любом случае буду.

       - Отче, а почему Василиса сказала, что я к Жану пойду?

       - Раз сказала, значит знает.

       - Батюшка, а вот вы, когда меня увидели здесь... Ну, в общем вы почему милицию не вызвали?

       - Милицию? А при чем тут милиция?

       - Ну как? Чужой подозрительный человек в вашем доме?

       - У Бога чужих нет... А мы ведь Его ученики.