- Ну, и что делать? - промычал Замоскворецкий.

       - Лекарство у меня для вас припасено, дорогой Юлий Юрьевич, - скверно улыбаясь, промурлыкал доктор Князев. - У вас ведь болезнь, извиняюсь, психическая, такого же рода и лекарство должно быть. Пилюльками тут не поможешь.

       - Давай, не тяни, Князь!

       Доктор выдохнул и, как бы исполняя неприятную обязанность, сказал:

       - Убить тут одного нужно. Непременно убить.

       - Тебе, доктор, я гляжу, человека убить, что рецепт выписать.

       - Да нет, Юлий Юрьевич, не мне его убить нужно, а тебе, - Князев перешел на ты. - Я же объяснил, это для твоего самочувствия полезно.

       - Устал я от крови, Князь, - печально заметил Замоскворецкий и, помолчав, спросил: - Кто он?

       Доктор повеселел:

       - Он? Ты его не знаешь. Некий Филимонов Влас Александрович. Типичный волк в овечьей шкуре.

       - Что сделал?

       - Залез к твоим девочкам в курятник, в ту самую точку, к Гретхен, где вчера шум был. Пропаганду ведет. Бунт готовит. Прямо революционер, проповедник покаяния! Василиса на его счету. А какая была, а!? Ты ее из-за этого самого Филимонова потерял.

       - Ты его что, к Василиске приревновал? Знаю я, как ты по ней сох. Мне мамаша докладывала.

       - Ошибаешься, Юлий Юрьевич. Какая там ревность. Твои девочки, ты же знаешь, для меня просто как необходимая эмоциональная разгрузка. Такая разгрузка необходима, согласно передовым методикам и психотехникам. При чем тут ревность? Я, голубчик мой, о пользе дела пекусь. О пользе твоего дела. Василиса, между прочим, далеко не последняя. Пока ты сегодня от безделья мучился, этот Филимонов зря времени не терял. Позвони вот Гретхен и спроси, где Анжелка.

       Доктор набрал номер и протянул Замоскворецкому мобильный телефон. Замоскворецкий послушно спросил у снявшей трубку мамаши, дома ли Анжела.

       Выслушав ответ, он молча вернул трубку доктору.

       - Убедился?! А я и говорю, - ехидничал доктор Князев, - Анжелочка не явилась к началу рабочего дня, или, правильнее сказать, "рабочего вечера". Клиенты ждут, ее нет. А знаешь где она? Она преспокойненько с Власом прохлаждается и на работу к тебе больше возвращаться не собирается. Вот так, господин филантроп.

        - Ну и правильно, что смоталась. Я бы тоже давно от всех вас сбежал, только я правила игры слишком хорошо выучил. Живым меня не отпустят.

       - Да что ты говоришь, голубчик? Эдак ты скоро на исповедь к попу побежишь.

       Замоскворецкий подозрительно прищурился:

       - Пронюхал уже. Вроде я никому не говорил... Да, честно говоря, были такие мысли.

       - Милый друг, мне просто так, что ли, степень доктора психологических наук дали? И кроме того, опыт, голубчик, и интуиция. А к попам ты лучше не ходи. Не ходи! Ты сам посуди. У нас ведь как? Много лет учиться нужно. Книжек кучу по психологии прочитать, практику пройти, тренинги там всякие, тесты, и тогда только нас с людьми работать допускают. Ты представь, какая ответственность - живой человек! А попы что? Хорошо еще, если семинарию окончил, а чаще-то как? Вчера он в колхозе на тракторе ездил, а сегодня его посвятили, и он уже на исповеди судьбами человеческими командует, в личную жизнь суется. И все это прикрывается какими-то научно необоснованными гипотезами о душе, Страшном Суде, мытарствах и прочей ерунде. А у нас в эксклюзивной психотерапии четко определено: мы не душой занимаемся, а психикой. Причем тут теория о грехах и будущей загробной жизни души, когда мой пациент сегодня мучается? Где же подлинное человеколюбие? Я мимо больного пройти не могу, не имею права. Даю лекарство стопроцентно помогающее, а не кормлю какими-то слащавыми поповскими сказочками. Да и вообще, все попы - лицемеры. В глаза красивые слова говорят, а за глаза? Представляешь, мне на днях один попик собственноручно компромат на Филимонова предоставил. Тот, понимаете ли, душу открыл, а поп его сдал. "Сиди, дескать, чадо, перевоспитывайся в зоне". И тебя, Юлий Юрьевич, попы сдадут, не моргнув глазом.

        - Так что же тебе, Князь, компромата этого мало, чтобы с врагом твоим рассчитаться?

       Доктор закатился заливистым женоподобным смехом:

       - Мало... - давился он от смеха. - Мне мало! Аха-ха-ха-ха! Да, дорогой Юлий Юрьевич, компромата мне мало. Компромат - это детский лепет. Липа! Все можно опровергнуть при желании. А вот аргументы твоих людей неопровержимы. В этом и сила. О-хо-хо-хо-хо...

       - Хватит ржать, доктор! - Замоскворецкий стукнул кулаком по креслу. - Я подумаю.

       - Опять сомнения, Гамлет ты мой? "То be or not to be? - вот в чем вопрос"! А завтра с психическим припадком снова ко мне прибежишь.

       - Я сказал, подумаю! - угрожающе рыкнул Замоскворецкий.

       - Ну мир, мир. Думай, Юлий Юрьевич. Когда надумаешь, а ты обязательно надумаешь, дай знать. Кстати, завтра не забудь, у Саши Мальцева презентация новой коллекции мод. Ты как "крыша" просто обязан там быть, а то они тебя бояться перестанут. Да и выбор красавиц там роскошный. Так что до завтра, Юлий Юрьевич. 

Глава тридцатая.

Приговор

       Устроившись на ночь в гостиной, Влас дождался, пока мама и Анжела ушли спать, и принялся за чтение страниц дневника Василисы. Сохранившиеся записи начинались со дня, когда Василиса впервые встретилась с Власом, и кончались последним днем ее жизни.

       Дойдя до записей последнего дня, Влас был неожиданно порадован, увидев обращение к самому себе. Он прочитал:      

       "Дорогие мои мамочка, папа и Влас. Ночью я много молилась Начальнику тишины, Господу нашему Иисусу Христу. Потом я как будто заснула, и мне приснилась фраза (оказывается, такое бывает!). Я отчетливо услышала, как красивый голос произнес: "Даже в тюрьме, сквозь решетку, видны звезды...". Я вздрогнула, проснулась и услышала тот же голос, закончивший фразу: "Напрасно ставят капканы на пути тех, у кого есть крылья"".      

       - Это был Гость! - уверенно прошептал Влас. - Значит, все хорошо, Василиса. Это был Гость. Он Сам пришел за тобой... или послал кого-то.

       Строки дневника, где Василиса представляла Власа родителям, тронули его сердце и заставили лицо налиться пунцом. А когда он дошел до описания предсмертных борений Василисы, то совершенно потерял самообладание и разрыдался.

       - Звери, не люди, а звери! - рыдал Влас над последней страницей дневника. - Ну ничего, Василисочка... Ничего. Мы им покажем, что значит видеть звезды сквозь прутья решетки.

       Умывшись на кухне холодной водой, Влас постучал Анжеле и попросил ее выйти. Через минуту перепуганная со сна девушка сидела на диване в гостиной напротив Власа.

       - Анжела, прости, что я тебя разбудил. У меня очень важное дело. Анжела, я приговорил их.

       - Кого? - в расширенных зрачках Анжелы мерцал ужас.

       - Князя и Жана.

       - Ой, нет, Влас, - прижав руки к сердцу, испуганно воскликнула девушка, - это не нужно. Умоляю! Они убьют тебя.

       - Анжела, я приговорил их, потому что кто-то должен положить всему этому конец, кто-то должен остановить их. Если поезд потерял управление и мчится, сметая все живое на своем пути, то кто-то должен остановить его.

       - Этот поезд сметет и тебя, - грустно промолвила Анжела, сделав ударение на первом слове. - Поезд должен остановить кто-то другой, очень и очень сильный.

       - Посмотрим... - Влас начал стремительно ходить по гостиной взад и вперед. - Как ты думаешь, где их можно найти?

       - Найти?.. А что их искать-то, они не прячутся. Жан каждый день в своей любимой "Царской охоте" ужинает.

       - Где это?

       - На Успенском шоссе. А у Князя особняк на Садовом кольце. Меня туда мамаша как-то в командировку отправляла. Фу, противно вспоминать...