Пусть Князь приедет. Я покажу ему, что значит видеть звезды сквозь прутья решетки!...

       Влас, когда ты ушел вчера, я поняла, что ты не ушел.

       Ты подарил мне два очень искренних стихотворения. Я тут сидела, сидела, и у меня тоже написалось стихотворение. Это мой ответный подарок тебе, но не на прощанье, а на встречу. Слышишь? На встречу...

       Вот оно:

       Ты остаешься

       Мигом застывшим нам будет дорога.

       Эта дорога, ведущая к Богу,

       не размягчится под нашей стопой.

       Не заблудиться, не разминуться,

       не обронить этот дар круговой.

       Трепет надежды - пульс этого слова.

       Cила в молитве: "Помилуй, прости".

       Ты не уходишь, ты остаешься,

       пересекаются наши пути.

       Из каждой тропинки на этой дороге

       вливается новая жизнь искони.

       Посохом ветхим стучит у порога

       старица-нежность, касаясь руки.

       Мамочка, мне кажется, что именно сейчас ты поешь для меня "Кораблик". Только умоляю, допой до конца. А то я знаю тебя, ты расплачешься и не допоешь. А ведь в этой песне последний куплет самый важный. Допой, пожалуйста. Я думала, что буду плакать, представляя, как ты поешь для меня. Но вот, не плачу. Слезы не к месту в такой день.

       Я чувствую, что сегодня случится что-то очень важное в моей жизни, ведь я решилась и предоставила Господу действовать. И я жду и верю, Он не оставит меня. Я верю, что все будет хорошо, хотя внешние обстоятельства сулят мне обратное... Я верю, что

       ...когда забулькают ручейки весенние,

       дальнею дорогою, синевой морской

       поплывет кораблик мой к острову Спасения,

       где ни войн, ни выстрелов - солнце и покой.

       Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную. 

Глава двадцать пятая.

В ночь на второе февраля

       В занесенном снегом доме Зеленцовых было тихо. Старинная печь, чуть ли не времен ссыльных декабристов, с расписными фарфоровыми изразцами, напояла теплом весь дом. Сами собой уютно поскрипывали иссохшие деревянные половицы. Маятник настенных часов мерно отсчитывал ход времени.

       Белая, как лунь, кошка Снежанка привычно свернулась калачиком на кровати в ногах хозяйки и, наверное, видела сон про заграничную кошачью еду, которую Ольга Павловна покупала ей с получки.

       Муж Ольги Павловны, намаявшись на работе (он занимал невысокую должность в городской администрации), спал в своей комнате, как убитый, не видя никаких снов.

       Одна только Ольга Павловна бодрствовала. Вернее, она уже часа два как легла, но заснуть ей не удавалось. Все думала и думала. То вспоминала детство Василисы, то свое детство, то их с мужем молодость, то школьные годы дочери, то грустное прощание с Василисой, то мысленно перечитывала ее письма из Москвы.

       У Ольги Павловны было какое-то странное щемящее чувство неоконченного дела. "Что же я не сделала? Что я не доделала сегодня?", - мучилась она вопросом. Постепенно усталость брала свое. Глаза Ольги Павловны стали слипаться, и по телу разлилась сладкая дрема. Она уже почти было заснула, как вдруг...

       - Мамочка, умоляю, допой до конца "Кораблик". Последний куплет самый важный. Допой, пожалуйста, - ясно раздался в ночи ласковый голос Василисы.

       Ольга Павловна вскочила с постели, словно и не засыпала. Включив свет в комнате, она огляделась по сторонам, ожидая увидеть дочь, настолько живым и отчетливым был ее голос. Сразу настала ясность. "Так вот что я не доделала сегодня!", - поняла Ольга Павловна.

       Дрожащими руками она сняла со стены гитару. Полминуты молча смотрела на нее. Потом повесила на место, подумав, что звуки гитары разбудят мужа.

       Еще раз оглянувшись по сторонам, Ольга Павловна прошептала:

       - Я тебе так спою, доченька. Без гитары. Ладненько?

       И глубоко вдохнув, как будто ей не хватало воздуха, Ольга Павловна вполголоса запела, делая особенное ударение на последнем куплете:

       Я кораблик ладила,

       пела, словно зяблик...

       Зря я время тратила -

       сгинул мой кораблик.

       Не в грозовом отблеске,

       в буре-урагане -

       попросту при обыске

       смяли сапогами...

       Но когда забулькают ручейки весенние,

       в облаках приветственно протрубит журавль,

       к солнечному берегу, к острову Спасения

       чей-то обязательно доплывет корабль.

       - Твой корабль доплывет, доченька. Доплывет... И пусть Матушка Божия благословит тебя, - прошептала Ольга Павловна, крестясь на иконы.

       * * *

       Было уже около двух часов ночи, но Влас не спал. Часа два подряд, не вставая с колен, он читал каноны и акафисты ко Спасителю, Пресвятой Богородице и Ангелу Хранителю, прося оградить рабу Божию Василису от греха. Утомившись, он лег на пол ничком и продолжал молиться своими словами.

       Незаметно мысли его перенеслись к событиям прошедшего дня.

       Влас вспоминал последний разговор с мамашей, и как потом, немного оправившись, он позвонил Владу и они решили отложить операцию. Решили также, что на следующий день Влас посетит Василису и выяснит ситуацию. Главный вопрос заключался в том, хочет Василиса быть свободной или нет. В принципе, Влас в положительном ответе на этот вопрос не сомневался, но его смутил рассказ мамаши.

       "Конечно, мамаша могла и наврать, что Василиса обрадовалась богатому клиенту, - размышлял Влас, - но с другой стороны, какой резон ей врать? Она могла бы просто мне ничего не докладывать. Нет приема, и точка... А если все-таки мамаша соврала, то получается, я бросил Василису одну бороться с грехом, с этим клиентом, мамашей и со всей их компанией?! Но ведь я поступил так ради спасения всей операции! - пытался оправдываться сам перед собой Влас. - А зачем нужна операция, если Василиса сегодняшней ночью вернется ко греху? Нет, нужно еще молиться за нее! Раз уж я сейчас ничем другим помочь не могу...".

       Влас поднялся с пола, открыл мамин "Молитвослов" и продолжил свое "всенощное бдение". 

Глава двадцать шестая.

Второе февраля

       Понурив голову, Влас шел по свежевыпавшему рыхлому, совсем не февральскому снегу. На душе было муторно. Казалось, он идет на казнь. Чего боялся Влас? Он боялся увидеть в глазах Василисы холод безнадежности и убитую веру. Пройдя немного, он останавливался, словно раздумывал, идти дальше или повернуть назад. Вновь шел. Со стороны Влас был похож на водолаза в тяжелом скафандре, с большим трудом продвигавшегося по морскому дну.

       Вот и знакомые контуры сталинской десятиэтажки, чем-то похожей на мрачную средневековую крепость. Подойдя к подъезду, Влас застал отъезжающую машину скорой помощи. У подъезда почему-то крутилась мамаша и несколько ее девочек. Василисы среди них не было.

       Увидев Власа, мамаша призывно замахала руками. Отведя его в сторону, она доверительно прошептала:

       - Такая история получилась... Ты только держись, ты же мужик. Такое дело... Я ж тебя предупреждала, чтоб не влюблялся...

       - Ну что, что!? - Влас схватил мамашу за рукав.

       Неожиданно она бросилась ему на шею и зарыдала.