Глава двадцать первая.
Переговоры
С Киевской Влас поехал на Таганку, на свое любимое Болгарское подворье. Когда он приехал, служба уже отошла, но храм не был закрыт. Помолившись, купив свечей и оставив записочки у свечного ящика, Влас поехал домой. Там он наскоро перекусил, взял "Молитвослов" и отправился к Василисе.
Василиса, как и вчера, с нетерпением ждала его. Поздоровавшись, Влас сказал:
- Горячий сегодня день выдался.
- Случилось что-то?
- Как будто та история с Гостем получила свое продолжение.
- Гость опять приходил? - обрадовалась Василиса.
- Нет, не Гость... Похоже, с противоположного полюса приходили. Объявился какой-то Фонд и еще Содружество, язык сломаешь названия выговаривать, короче, сатанисты настоящие. Они за нами следят. Знают и про меня, и про тебя, и про все ваше заведение. Кстати, как мамашу вашу зовут?
- Катя-Гретхен.
- Во-во, так мне и было сказано! - оживился Влас. - Сейчас Влад с ними разбираться поехал. Посмотрим, что он навоюет. Живой бы остался...
Они помолчали.
- Нерадостные у меня предчувствия. Нехорошо это. Видно, вера у меня еще очень слабая, - возобновил разговор Влас. - Знаешь, а я, пока в метро к тебе ехал, еще одно стихотворение сочинил, под стать настроению.
- А говоришь, не поэт? - улыбнулась Василиса.
- Я не специально, честное слово. Само как-то получилось. Хорошо еще, что у меня с собой ручка и записная книжка были. Прочитать?
- Конечно.
Влас полистал записную книжку, нашел нужную страницу и прочел:
Притча о самолетах
Синий ветер, пронзающий мглу,
бело-серая дымка земли,
самолет набирал высоту,
возвратиться не было сил.
Пели крылья железную песнь,
словно угли горели огни,
самолет оглянулся на жизнь,
как на город, мерцавший вдали.
А навстречу другой самолет
прорывался сквозь воск высоты.
Самолеты сошлись, как персты,
и продолжили вместе полет.
Они падали молча, как снег,
словно тополя медленный пух,
как молитвенный жест двух рук,
они каялись, зная свой грех.
Пять минут до земли, и трава
оборвет их последний полет.
Церковь празднует день Покрова.
Каждый сам выбирал самолет.
- Ну как? - смущенно спросил Влас.
- Ты про самолеты написал, а я недавно вспоминала песенку Галича про кораблик. Песенка грустная, но светлая. А ты случайно не про те самолеты написал, которые недавно в Америке в небоскребы врезались?
- Может быть, и про те тоже... Но вообще-то самолеты - это люди.
- Мы с тобой? - Василиса серьезно посмотрела на Власа. - Влас, мы что, погибнем?
- Ты уж скажешь.
- Влас, ты мне вчера обещал, что мы вместе молиться будем.
- Точно, давай помолимся за тебя, за Влада и за всех нас. Я "Молитвослов" и свечи церковные принес. Спички есть?
- Нет. Есть зажигалка для приходящих. Я-то не курю.
Влас возжег три свечи перед Василисиной иконкой Спасителя. Затем опустился на колени, открыл "Молитвослов" и прочел:
- "Канон умилительный ко Господу нашему Иисусу Христу".
При этом он перекрестился и выразительно посмотрел на Василису. Она тоже опустилась на колени и перекрестилась.
- "Во глубине постла иногда фараонитское всевоинство преоруженная сила...", - стараясь подражать чтению в храме, напевно затянул Влас.
После канона ко Господу, Влас прочел "Канон молебный ко Пресвятой Богородице, поемый во всякой скорби душевней и обстоянии", "Канон Ангелу Хранителю" и "Канон покаянный ко Господу нашему Иисусу Христу". Пока Влас читал, Василиса то плакала, то вдруг утихала и замирала, как ребенок на руках матери.
Только Влас окончил чтение, как в дверь постучали. Раздался писклявый голос мамаши:
- Васька, за часами следи! Уже лишние пять минут прохлаждаетесь. С тебя вычтем!
- Он выходит уже, мамаша! - испуганно закричала Василиса и бросилась тушить свечи перед иконой.
- Закругляйтесь, закругляйтесь, - послышался из-за двери голос удаляющейся мамаши.
- Василиса, - торжественно и строго сказал Влас, - мы с тобой сейчас канон Богородице читали. Там Христос красиво так именуется - Начальником тишины. Мы, когда молились с тобой, то эту Божественную тишину чувствовали. А когда такую тишину чувствуешь, - значит Бог рядом. Он ведь не в шуме, не в громе и не в блеске приходит, а в певучих волнах сияющей тишины... И сразу после молитвы - крик мамаши, суета. Чувствуешь разницу? Нет Бога в крике. И ты не суетись, и прошу тебя, - ничего не бойся. Благослови меня, я иду на войну за тишину... за твою тишину, Василек, за тишину Христову.
- Как благословить?
- Перекрести меня вот так, - Влас начертал в воздухе крест, - и скажи: Бог тебя благословит.
Василиса вся собралась в трепещущий комочек, как будто от ее благословения зависела теперь жизнь и смерть всего человечества и, плавно перекрестив Власа, прошептала:
- Пусть Бог благословит тебя, воин Христов, - на глазах ее выступили слезы.
- Ну, молись, Василек, - сказал Влас и вышел, оставив в комнате "Молитвослов" и свечи.
Мамаша, откинувшись, сидела на своем обычном месте, в прихожей за столиком, и курила.
- Гретхен, - полным решимости голосом обратился к ней Влас, - разговор есть.
Мамаша на удивление Власа даже бровью не повела, и, медленно затянувшись, стала пускать дым колечками.
Влас сел перед ней и без обиняков спросил:
- Сколько стоит выкупить Василису? Эй, тетя, проснись!
- Мамаша, как будто наперед зная вопрос Власа, загадочно улыбнулась и, смотря куда-то вверх, неестественно, нараспев ответила:
- Пятьдесят тысяч долларов.
Влас, еще раз c прискорбием убедившись в проницательности Князева, сказал:
- Допустим, я деньги достану. Какие гарантии с вашей стороны?
- С нашей стороны гарантий не бывает. Ведь на все воля Божия, не так ли, господин поэт?
- Спасибо за откровенность, - поблагодарил Влас, отметив странное поведение мамаши.
"Укололась, что ли? - подумал он. - Или здесь тоже бесовские штучки начинаются?".
- Бывай, Катя-Гретхен. Насчет денег я похлопочу. А завтра, по крайней мере, приду, как обычно. Проснись и запомни: завтра! И чтобы без фокусов, - строго наказал Влас и направился к выходу.
Мамаша не реагировала.
