– А мог бы ты врезать, как тогда, под Березовкой?

– Нет, не мог бы. Одного обстоятельства не хватает.

– Какого обстоятельства?

– Тогда за мной одно симпатичное привидение гналось.

Шевцов хмыкнул и ничего не сказал.

Сейчас сержант бежит и думает, что ж это за привидение? Восстанавливает в памяти тот марш-бросок, но додуматься не может.

– Порядок!– щелкает Шевцов секундомером, когда они останавливаются у казармы. Немного на второй не вытягиваешь. Надо тебе кой-кому нос утереть, потренируйся. Теперь еще турник и стрельба. До инспекторской успеем.

«Распланировал, еш-клешь!– думает Князь.– Все расписал...»

Но идея утереть кой-кому нос ему понравилась.

Уже с неделю парни с интересом наблюдают за этой парочкой. То они на турнике кренделя выделывают, то строевой шаг, словно бальные танцы, отрабатывают – с поворотами да разворотами. Пируэтов им только не хватает. Или сидят за стрелковым тренажером. Парни не хотят пропустить момент, когда Князь восстанет против сержантского «деспотизма». Предвкушая удовольствие от этой сцены, Калинкин утверждает:

– Вот увидите, не сегодня, так завтра он пошлет его на короткую дистанцию. У него уже весь терпеж вышел.

А у Кеши, оказывается, не такой уж скудный запас «терпежа». Он только каждый раз перед занятиями поносит разными нехорошими словами турник и прочие спортивные снаряды. Сержант к этим излияниям относится вполне терпимо, только посмеивается.

– Помнишь, какое тебе задание дал замполит?

– Так он, наверно, пошутил.

– Он такими вещами не шутит. Смотри, не осрамись. Это он еще не в форме был, а то такое бы выдал!..

Калинкин ничего не может понять: вечером Князь без напоминаний Шевцова начинает выделывать на турнике какие-то невероятные штуки.

Когда в курилке было особенно весело, Калинкин не удержался и поддел Кешу: ловко, дескать, оседлал тебя Шевцов! А Князь взял да и послал его на короткую дистанцию, и вышло так, как и предвидел Калинкин. Только Кеша адреса перепутал.

Шевцов же ходит и чуть не подпрыгивает: кончился бесшабашный Князь! Хвастовства он с детства не терпит, а тут так расхвастался перед ротным, что тот не вытерпел:

– Да уж пора вас с Киселевым в золоченую рамку заключать. Или, может, рано, а?

Однако после инспекторской проверки, которая, кстати сказать, прошла весьма недурно, Кеша получает еще одну благодарность, в этот раз за настойчивость и трудолюбие.

56.

С крыш льет вовсю. Весна по-свойски расправляется с матушкой-зимой. Плачет матушка, капелью обливается, а делать нечего, пора сдавать пост. Настает день, когда курица получает возможность напиться вешней водицы. На Кешиной родине считают, что это предвещает бурную весну. Так вот, в этот день приключается с Князем такое, отчего он теперь ходит в расстроенных чувствах. Конечно, если смотреть на этот случай с точки зрения устава, то Кешину грудь должна распирать гордость. Но вот не распирает.

А происходит вот что. На подведении итогов Киселева назначают старшим водителем. Это бы хорошо, но старшему водителю полагается носить на погонах ефрейторские лычки. А что такое ефрейтор в глазах Князя, лучше не говорить. Стоит ему представить, как он является в ефрейторских лычках пред светлыми очами княгини Евгении, так стрелка его настроения падает до нуля. И надо же такому случиться – буквально на днях, когда они совершенно «случайно» встретились у почты. Женя шутила:

– Князь Иннокентий, разве ты еще не полковник?

– Нет, княгиня Евгения, меня сразу в генералы произведут.

– А у меня есть подозрение, что дальше ефрейтора ты не пойдешь.

– Ну, уж дудки!– отвечает Кеша, теряя шутливый тон.– Пусть попробуют бросить мне эту куцую лычку!

– И что ты сделаешь?

– Что, что... Не буду пришивать.

И вот, пожалуйста – он ефрейтор. Калинкину тоже присвоили ефрейтора, но он воспринял это с неумело скрываемым восторгом, и уже через час щеголял в бессовестно узких лычках.

– Удружил ты мне, товарищ начальник,– ворчит Кеша, подозревая, что без участия Шевцова дело не обошлось.

– А что тут плохого? Я полгода с одной лычкой ходил, никто меня не покусал. Не побывав ефрейтором, сержантом не станешь.

– А кто сказал, что я хочу быть сержантом?

– Правильно,– смеется Шевцов,– ниже майора не соглашайся.

На всякий случай Кеша решает не пришивать лычки. Два дня это ему сходит с рук, наконец, папа Тур замечает непорядок и решает проучить строптивого Князя.

– Ефрейтор Киселев, ко мне!– кричит он на всю казарму. С умыслом, конечно.

Кешу будто по уху съездили. А парни рады стараться:

– Ефрейтор Киселев, к старшине!

– Ефрейтор Киселев, ау!

Кеша ранит пересмешников, гневно стрельнув в них взглядом, и подходит к старшине.

– Товарищ старшина, по вашему приказанию прибыл!

– Кто прибыл?

– Киселев!

– А кто такой Киселев – генералиссимус?

– Ну, ефрейтор.

– Вот вам и «ну, ефрейтор». Я что, догадываться должен? А может, пока суть да дело, вам генералиссимуса кинули. Вот вам приказ: лычки пришить и мне доложить. И чтоб без этого самого, ясно?

Кеша плетется в бытовую комнату.

– Ну, что, товарищ генералиссимус, поерепенились?– хихикает Калинкин.

– Если б я был людоедом, я б тебя, Калинка-малинка, сырьем и без соли съел. Уж больно ты вредный стал.

– От сырого мяса плохо не будет?

– Ты разве мясо? Ты рыба, только не скажу, какая.

57.

Пришить лычки – минутное дело. Князь пристегивает к гимнастерке уже второй погон, когда в бытовую комнату заходит Шевцов.

– Привет,– как-то растерянно говорит сержант, хотя они сегодня промозолили друг другу глаза.

– Сколько лет, сколько зим!– улыбается Кеша.

Но Шевцов не реагирует на шутку, он чем-то всерьез озабочен.

– Ты сегодня не едешь на полеты.

– Чего так?

– Не знаю. Ротный объяснит. Он из штаба пришел, тебя вызывает. Иди к нему.