Машина мчится по огромной территории складов. В лучах света видны надвигающиеся широкие ворота. Но что это? Посередке торчит рельс!

– Дьявол задери совсем!– хлопает себя по коленке летчик.– Когда его успели вкопать? Столько времени потеряем!

Почему потеряем? Летчик просто забыл, что рядом с ним не какой-нибудь желторотый шоферюга, а военный водитель Кэша Киселев!

Князь не сбавляет скорость. Ему кажется, что левая половина ворот шире правой, в нее можно проехать.

– Ты куда? Спятил, что ли?– кричит Лобанов.

Поздно! Машина пролетает между бетонным столбом ворот и рельсом, не задев их. Кеше даже не верится, что машина целехонька. Он ловит на себе восторженный взгляд Лобанова и гордо выпрямляется на сиденьи.

– Саранки , говоришь, копать?– весело спрашивает летчик, и они весело перемигиваются: знай, мол, наших!

39.

Все страхи и волнения остаются на дороге. Самолет готов к полету. Кеша стоит у своей машины, а рядом – только что подъехавший Шевцов. Он еще ничего не знает. Оба смотрят, как Лобанов садится в кабину истребителя. Прежде чем задвинуть прозрачный фонарь, он машет рукой Князю и кричит:

– Будь здоров, сержант!

Так и есть: солдафон Шевцов вообразил, что летчик машет ему. Вон даже расплывается в глупой улыбке и машет в ответ. Но тут Шевцов замечает, что Кеша тоже улыбается и тоже машет летчику. Что за выскочка этот Князь!

– Какие они, саранки-то ?– кричит летчик.

– Ядреные!

Лобанов смеется и задвигает фонарь.

– Откуда ты его знаешь?– удивляется Шевцов.

– Было дело,– небрежно отвечает Кеша .– Секретный пакет вместе доставляли.

– Заливай!– не верит Шевцов.– А не тебя ли он сержантом назвал?

– Конечно, меня! Присвоили только что – за выполнение секретного задания.

Кеша степенно садится в кабину своего заправщика и уезжает, предоставив Шевцову ломать голову над этой невинной выдумкой. Не побежал бы только к ротному выяснять, кто есть Киселев – сержант или рядовой.

Дико ревет турбина лобановского истребителя, бьет мощная струя горячего воздуха. Попадет в нее машина, которая полегче, и покатится, как спичечный коробок. Через минуту истребитель светлой молнией взмывает в звездное небо и исчезает во мраке ночи, как призрак. Только небосвод долго еще гудит потревоженно.

Для Кеши выдается минута спокойствия. И сразу на него наваливается усталость – сказываются вчерашние полеты и дневальство, после которого так и не удалось выспаться.

Съездив на ГСМ, Князь ставит машину в общий ряд и наблюдает, не подаст ли ему сигнал кто-нибудь из механиков. Разноцветные огни аэродрома начинают терять четкие очертания, превращаясь в размытые полосы и пятна. Затем вместо них возникают ворота с вкопанным посередке рельсом. Машина на бешеной скорости мчится прямехонько на этот рельс, и Кеше ясно, что второй раз проскочить не удастся. Рядом в немом ужасе застыл летчик Лобанов. Князь резко крутит баранку влево, но поздно – рельс со скрежетом срывает дверцу с петель...

– Эй, сонная курица!– весело кричит ему Калинкин , тарабаня в дверцу.– Папа Тур ужин привез, иди, я уже поел.

Кеша по-настоящему счастлив, что машина цела.

В столовой, стоя во главе длинного стола, Тур самолично накладывает порции. Нынче на ужин – вкусно пахнущая картошка с мясом.

Папе Туру очень нравится кормить своих детей в дни, на которые выпадают тревоги. Он рад лично возиться с огромными термосами, даже увозить в гарнизон грязную посуду. Ведь если бы не обеды и ужины, делать бы ему на аэродроме совершенно нечего. Поэтому старый старшина доволен хоть такой причастностью к большому делу – обслуживанию полетов по тревоге. Он кормит свою зеленую молодежь и даже самому себе не сознается, что завидует ей.

– Ешьте, дети, вдосыть ешьте,– ворчливо повторяет Тур и оглядывает ребят со строгой заботливостью многодетного отца.– Если кому добавки, не стесняйтесь, все равно останется.

Папа Тур каким-то образом умеет повлиять на неприступных поваров из гарнизонной столовой и всегда привозит на аэродром порции с «припуском» – для особо вместительных желудков. Если случается, что обед или ужин доставляет кто-то другой, не имеющий влияния на поваров, то на следующий день парни обязательно спросят Тура:

– Товарищ старшина, что же вы вчера не приехали?

Старшине нравится этот вопрос. Очень довольный, он отвечает:

– Виноват, дети, дела не пустили.

И начинает ревностно расспрашивать своих детей, ладно ли да вовремя ли справили им ужин, всем ли хватило.

Сейчас за столом не чувствуется привычного оживления – уработались ребята. А что до Кеши , у того вовсе аппетита нет.

– Киселев, вы почему миску отодвигаете?– строго спрашивает Тур.

– Не хочу что-то, товарища старшина.

– Вот те нате! У солдата всегда должен быть аппетит. Что ж это за солдат – без аппетита? Ну, а если в иной день и нету его, то прими пищу навроде лекарства. Как на фронте.

– Это что ж, на фронте такой порядок был?– спрашивает кто-то из ребят.

– Был, как не быть. Положим, переутомление вышло или, хуже того, после рукопашной. А то еще один раз всей ротой в воде стояли двое суток. Кусок в горло не лезет, а знаешь: не подкрепишься – пропадешь. Вот и приказываешь себе: съесть все без остатка, и никаких гвоздей!

– Товарищ старшина, а зачем в воде стояли?– допытываются парни.– Расскажите.

– Ну, дети, и не место, и не время вспоминать.

На лице старшины – смущение: получается, будто сам напрашивается порассказывать о былых баталиях.

– Просите, просите своего старшину, он расскажет!

Парни оборачиваются на голос. В дверях – Землянский. Никто не заметил, как вошел.

– Рота, встать!– звонко командует Тур.

– Сидите, ужинайте,– останавливает замполит.– А я бы, между прочим, тоже с удовольствием послушал. Воевать-то мне не довелось, мал был.

– Товарищ майор, неловко как-то получается, ведь это я только к слову сказал,– отговаривается Тур.– Да и полеты...

– На аэродроме как раз затишье,– не отступает Землянский. И парням:– Ну, что же вы? Видите, я не могу уговорить.

– Товарищ старшина!– дружно галдят ребята.

– Ну, что вам стоит, расскажите...

– Ладно, ладно,– хмурится папа Тур.– Что вы, ей-богу, как дети малые.