— Милости просим, — вопили они, — да простит государь вину нашу перед ним! Допусти, воевода, нас пред лицо государя…

Глава 10. Царевичи татарские

Князь великий Василий Васильевич даровал Угличу милость и зла никому не сотворил, а, замирив всех, объявил крепость в осаде, оставил в ней заставу сильную со своим воеводой московским. Сам же вместе с полками князей Ряполовских и шурина своего Василия Ярославича пошел вниз по левому берегу Волги к Ярославлю за недругом своим, за Димитрием Шемякой.

Пошли с ним и полки тверские под водительством воевод крепких, братьев Бороздиных, Бориса да Семена Захарьевичей. Хитро это было придумано князем Борисом Александровичем и боярами его, но Василий Васильевич ничего о том не знал до самой Рыбной слободы,[86] что на Волге у высокого берега приткнулась, верст за сто выше Ярославля. Войска здесь станом стали на сутки — для отдыха коням и людям. Тут вот и зашел к великому князю воевода Борис Захарьевич, подгадав так, когда Василий Васильевич один, только с сыном, в шатре своем был.

Перекрестился старик и поклонился князьям в пояс.

— Будь здрав, государь, — молвил он. — Дозволь мне беседу с тобой вести тайную.

— Будь и ты здрав, Борис Захарыч, — ласково ответил Василий Васильевич. — Садись и сказывай.

— Государь, — заговорил воевода, — брат твой любимый, а мой государь, повелел мне с тобой идти, пока яз тобе надобен. После же отойдем мы, тверичи, ударим нечаянно-негаданно на Великий Новгород, дабы смирить гордыню его, наказать за вред нам…

— Разумно сие вельми, — отозвался горячо Василий Васильевич. — Новгород и Москве вредит много. Во всем ныне у нас с братом моим и зло и добро едино. Дай ему бог крепости и долгого веку…

Оборотясь к сыну, он добавил:

— Млад ты еси, но скорометлив и уразуметь должен, что у кажного государя други есть и супротивники. Други же не по родству и не по свойству, а по пользе общей. Бывает, что государям, как вот мне и князю Борису, везде во всем польза друг от друга. Бывает, как у меня с братом Шемякой, токмо вред и рати. Сие всегда разумей — дружбу крепи, а ворога бей, пока совсем подручным тобе не станет, слугой своим собе сделай, дабы ни в чем он не супротивничал…

Отдернулся слегка полог шатра, и Васюк, стоявший у входа, окликнул:

— Кто там?

— Скажи государю, — услышал княжич Иван знакомый голос, — скажи:

«Воевода Федор Басёнок с вестями добрыми».

— Зови его, зови, Васюк! — живо откликнулся Василий Васильевич.

В шатер быстро шмыгнул рыжебородый, маленький, жиловатый человек — настоящий конник с кривыми ногами от беспрестанной верховой езды с самого детства. Сняв шапку и тряхнув рыжими кудрями, он перекрестился, поклонился веем и начал быстро и весело:

— Дай бог тобе, государь, долгого веку и радостей много. Ныне вести тобе добры. Наши с яртаульными татарских царевичей съехались верст за сорок ближе к Ярославлю. Ихние яртаульные баили, что царевичи в Ярославле ждать нас будут со всей силой своей…

— Слава те, господи, — перекрестился Василий Васильевич и, обратясь к Борису Захарьевичу, добавил: — Наиверны мне слуги царевичи, а конники у них наилучшие, и токмо вот конники у Федора Василича наравне с ними…

В Ярославле великий князь Василий Васильевич остановился со двором своим в рубленом городе, обнесенном дубовыми стенами с башнями. Поместился он с Иваном в древнем монастыре Спаса Преображения, в хоромах келаря Паисия. Был в Ярославле и постарше монастырь, Петра и Павла, да и этому, Спасо-Преображенскому, более уж двухсот лет тогда было. При князе Константине Всеволодовиче построен он со всеми удобствами для жизни гостей в келарских хоромах.

Бывал в Ярославле Василий Васильевич и ранее, и Спасо-Преображенский монастырь полюбился ему более Петропавловского. В этом же монастыре стали и Ряполовские и Василий Ярославич, а тверские воеводы — в Петропавловском.

Царевичи же татарские были со всей силой своей в земляном городе, что окружен весь высоким земляным валом с тыном дубовым и четырьмя рублеными башнями.

Как только разместился великий князь, тотчас же послал за царевичами, повелев обед в честь их устроить в келарских покоях. Княжич Иван с нетерпением ожидал встречи с царевичами.

Из татар Иван видал в Москве только купцов татарских, что из Орды коней продавать пригоняли, да сотника Ачисана, что весть привез о пленении отца Улу-Махметом. Об этих же царевичах слышал много он доброго от отца, которому они и помогли из полона тяжелого выйти.

Когда Иван, ведя отца под руку, вошел в трапезную, там были все в сборе: игумен Амвросий, и келарь, и князья Ряполовские, и князь Василий Ярославич, и воеводы тверские Бороздины, и Микула Кречетников, и воеводы московские. Много было народу, но царевичей княжич не видел и нетерпеливо искал их глазами. Подойдя с отцом почти к самому столу, среди поклонов и приветствий, Иван увидел, как из задних рядов вышли два стройных юноши в богатых турецких кафтанах с кинжалами за поясом. Это были Касим и Якуб.

Оба они разом поклонились великому князю, коснувшись руками земли.

— Будь здрав, государь наш, — сказали они по-русски, — живи сто лет!

Они опять поклонились и добавили:

— И ты будь здрав, Иване, на сто лет!

— Касим! — радостно воскликнул Василий Васильевич и потянулся к царевичам, заговорив по-татарски.

Те подскочили к великому князю и, приняв протянутые руки его, почтительно поцеловали их.

Иван не понимал по-татарски, но видел, что встреча была радостная. Из них более, чем другой, понравился Ивану Касим. Чем-то походил он на убитого Юшку Драницу, и глаза его светились такими же яркими искорками, отчего взгляд у него был ясный и ласковый.

После благословения трапезы игумном сели все весело за стол, вспоминая недавние беды и радости.

— Яз, государь, те сказывал, — прогудел среди общего шума князь Иван Ряполовский, — что у Ельни мы с царевичами стретились, а как нечаянно то случилось, — не сказывал…

— Бельмо чудно то содеялось, — вмешался Василий Ярославич. — Мы уже ведали, что ты выпущен и дана тобе Вологда. Спешно вышли мы из Пацына, и тут враз пригонил к нам Димитрий Андреич, баит нам, что ты уж с Вологды пошел к Белу-озеру да оттоле и ко Твери.

— Тут мы, — снова загудел своим густым голосом Иван Ряполовский, — борзо погнали к Ельне. У Ельни же негаданно на татарско войско наткнулись.

Наши дозоры и яртаулы их начали перестрелку, а когда наши полки подошли, стали татары спрашивать: «Вы чьи?»

— Верно, — заметил по-русски Касим, — я наш татарин кликай велел, в трубу играй…

— Истинно, — подтвердил Ряполовский. — Мы же в ответ кричим:

«Москвичи мы-де, а идем со князем Васильем Ярославичем искати государя своего, Василья Васильевича! А вы чьи?» От них же един, горластый такой, кричит нам: «Из Черкас мы пришли на Русь с царевичами, с Касимом да с Якубом. Слышали мы, что великому князю братия его злую измену учинили. Вот и пошли помогать ему за прежнее его добро и за хлеб. Много было добра его для нас!»

— Верно, верно! — воскликнули оба царевича и, встав за столом, в пояс поклонились великому князю.

— После сего, — продолжал Ряполовский, — пошли вкупе мы, а Шемяка да Иван можайский стояли еще тогда у Волока…

Много было разговоров разных за столом, но вскоре начали кубки пить заздравные. Пили за великого князя Василия Васильевича и за всех членов семьи его в отдельности. Потом за здравие великого князя тверского и тоже за всех членов семьи его, за князя Василия Ярославича, за царевичей татарских, за всех воевод и бояр московских и тверских.

Игумен и келарь после здравиц за князей великих ушли. Уходя, отец Паисий попросил Василия Васильевича отпустить сына с ним.

— Наслышан аз, — говорил он, — о многом разумении книжном княжича Ивана и хочу ему древние писания на стенах училища показать.

Иван весь загорелся от любопытства и сказал отцу с горячей мольбой: