ГЛАВА 3

Работы у меня было «море», но мне эта работа была в радость. Интересная, созидательная и денежная работа меня всегда только возбуждает. Мой сын Сергей, закончив девять классов, на лето выпросился работать у меня на стройке с мужиками. Он работал с ними в основном на тракторах, сразу всему научившись. Даже ремонтировал тракторы всегда сам, снимая запчасти с брошенных колхозных тракторов. У Сергея была просто огромная тяга к технике, да и вообще к работе.

Я просил своих рабочих, чтобы Сергею ставили меньший процент КТУ (коэффициент трудового участия), чем у них, ибо он не такой специалист, как они. Но за него все встали горой, и получал Сергей одинаковую зарплату с ними. А своим рабочим я всегда платил гораздо больше, чем все остальные кооператоры; о зарплате на производстве и колхозах уж и не говорю. Я всегда считал и считаю так же сейчас, что если люди работают от всей души, внеурочно, то и получать должны, как мы раньше получали на «шабашке». Работа ведь такая же от зари до зари и с одним выходным.

Так в трудах и заботах у меня прошёл год, даже пролетел, можно сказать. Мой сын закончил десять классов, опять на лето выпросился ко мне работать, да, собственно, и весь учебный год на выходные он ездил к мужикам помогать работать. Такой уж был он у меня работящий, это чудо какое-то.

Сергей в школе выучился на мотоциклиста. В шестнадцать лет он получил права, и я сразу купил ему мотоцикл «ИЖ-Юпитер-5». Обещал купить «ЯВУ», но в тот момент их в наличии даже через знакомство в областном городе не было. Сергей в деревне, где строили гараж, нашел себе невесту (а более правильно Светка его) и на мотоцикле после работы везде с ней «зажигал».

Мои строители в бывшем административном здании на «фазенде» обили стены и потолки нашей плитой, положили везде на черновые полы паркет, сделали капитальные межэтажные лестницы с поручнями. Из поселка я привёз дренажный экскаватор, и мне проложили от пионерлагеря триста метров водопровода из полиэтиленовой трубы, то есть уже появилась своя вода.

В свой офис, который я оборудовал на третьем этаже, привез от компаньонов из города два комплекта мягкой мебели, один из них кожаный. Также купил туда цветной телевизор с «видаком». Мне сложили в офисе большой и очень красивый камин с часами (часы деда — память о Петре Ларионовиче), который облицевали мраморной плиткой.

Теперь мне стало где принимать гостей, и появилось место, где в нормальных человеческих условиях можно было заниматься сексом. На третьем же этаже, в одной из комнат, мы оборудовали кабинет бухгалтеру, а мужики под бытовку заняли комнату на втором этаже.

Бухгалтер Василий Васильевич привёз через своих знакомых по дешевке с «зоны», которых вокруг нашего района большое множество, десять тонн демонтированных б/у рельс. Мы, используя рельсы на столбы, обнесли забором из своей некондиционной «вагонки» всю территорию, восемьдесят соток земли. Я нанял двух сторожей с собакой для охраны ночью и в выходные дни своей базы, когда там никого из нас не было.

Обновил в плане секса я свой офис с Лидой, зоотехником колхоза, где у меня были овцы и строился гараж. Привёз я Лиду на «фазенду» показать ей несколько мешков шерсти, которую мы настригли с овец. Эту шерсть я не знал куда деть, и хотел, чтобы она через колхоз сдала её. На «фазенде» днем никого не было, и мы, выпив шампанского, занялись с ней сексом на новой мягкой мебели. Два комплекта постельных принадлежностей для этого у меня тоже были куплены. На мягком диване заниматься сексом было гораздо приятнее, чем «примощаться» в машине или ещё где-то.

Лида была двадцатитрёхлетняя, очень красивая с ямочками на щеках, белокурая, невысокая, полненькая и с очень пышной грудью молодая женщина. Больших грудей под собой я, наверное, за всю жизнь не видел, даже у Любки они были пожалуй меньше. Мне очень нравилось, лёжа на ней, локтями их поднимать. И под мною были две огромные, идеально белые, очень красивые горы, которые хотелось целовать и целовать. Лида была моей любовницей года два, несколько раз мы ездили с ней в наш областной город отдохнуть от повседневных дел, где занимались сексом в номерах «люкс» дорогой гостиницы и спускались вниз в ресторан только поесть и выпить.

Свой день рождения в 1991 году я решил отмечать уже на «фазенде». По указанию председателя райисполкома его первый зам занимался подбором мне гостей, только первых руководителей района, и то далеко не всех. Я съездил на искусственное море в соседнюю автономную республику, в рыбхозе купил ещё живых осетровых рыб в большом количестве. Готовили и накрывали праздничный стол четыре женщины, три из которых были мои любовницы. Стол ломился от дорогих закусок, водки, вина и шампанского.

Начальник РОВД по указанию предрика привёз коробку патронов к своему табельному ПМ (пистолет Макарова), и мы всем застольем за два захода их расстреляли. Сначала стреляли по мишеням, а потом по бутылке шампанского, в которую военком и начальник милиции не смогли попасть, стреляя с двух рук, не говоря про остальных гостей. Я с первого выстрела, даже навскидку, поразил бутылку, за что военком отнес меня за стол на руках, а начальник милиции приглашал выступить на соревновании за его отдел. Также он сказал, что они ездят на стрельбы только один раз в месяц, а я могу тренироваться на «фазенде» каждый день, думая, что у меня есть пистолет. А у меня просто «проснулись», наверное, отцовские снайперские гены, а боевого пистолета не было.

Когда гости у меня перепились, они все начали, начиная с предрика, приставать к моим бабам, которые по очереди со слезами прибегали ко мне жаловаться. Мне пришлось прочитать гостям лекцию на тему поведения человека в социалистическом обществе и что можно «трахать» женщину только тогда, когда она сама этого хочет, независимо от того, какую должность ты занимаешь. Правда, всех женщин я отправил домой на машинах с гостями, так как сам был сильно пьян, до этого «трахнув» всех своих любовниц, отлучавшись с ними по очереди в комнату на втором этаже. Пьяные руководители района по дороге домой чуть не разодрались из-за них, а военкома предрик высадил из своей машины, и тот шёл ночью домой пешком.

Во время августовского путча я приехал к предрику и сказал, что если только узнаю, где будет сопротивление ГКЧП, сразу туда уеду и до последнего патрона буду защищать свободу, ибо возврата к коммунизму я не приемлю. Но, благо, этого не потребовалось, и через три дня мы все стали ещё свободней, теперь уже под российским триколором и Б. Ельциным. Как я был рад, когда Б. Н. Ельцин запретил деятельность КПСС! Я надеялся, что теперь страна и народ заживут, как должно быть, восторжествует в стране правда и здравый смысл. Как же я глубоко ошибался, всё вышло, к огромному сожалению, в точности до наоборот.

Производство в стране стало резко падать, количество рабочих мест сокращаться, а худшего для страны и российских людей с его своеобразным менталитетом, отличным от других народов, уже нельзя было просто и придумать. Русских очень трудно раскачать, заставить что-то думать и делать самостоятельно, осознанно. Эту цель, по всей вероятности и ставили перед собой ученики А. Даллеса, разрабатывая в ЦРУ теорию как совершить контрреволюцию, и наконец-то добились своего.

С помощью Лиды зимой я сдал в городе на мясокомбинат наших овец. Овцы, они ведь живые, и ими нужно заниматься ежедневно, а не наездами. Мы нанимали в деревне пастуха, он же за ними смотрел и зимой, кормил их. Заняться овцеводством была идея моего зама Ивана, но, когда родившиеся ягнята зимой стали на ферме замерзать, мне стало очень жалко их. Никто же не сидит с ними постоянно, а на ферме холодно, и я решил их срочно сдать на мясо. Родившихся живых ягнят я раздал бесплатно всем желающим, лишь бы не сдохли. Я никогда в жизни не занимался сельским хозяйством, но издевательства над животными не смог потерпеть. От этой затеи мы «поимели» только убытки.