Чтобы оградить свою власть от посягательств, король Буря решил вопользоваться своим волшебным даром. Он вызвал бурю огромной разрушительной силы. Но ему уже было семьдесят три года, так что он был, в сущности, слабым стариком. И он хоть и замышлял устроить сильную бурю, но вот получились у него лишь ветер с градом, не более.

Казалось, что теперь уже ничто не сможет помешать Злому Волшебнику убрать с трона старика, отжившего свой век. Но король Буря был исключительно хитер, как, впрочем, все старики. Он сумел подкупить одного из доверенных советников Трента, который наслал на него сонное заклятие. Заклятие оказалось очень действенным, и в решающий момент продвижения к заветной цели Трент вдруг зпаснул непробудным сном.

Сподвижники Трента поспешно стали отступать назад. А те, кто выступал в защиту короля Бури и его порядков, сделались сразу невообразимо смелыми и бросились в погоню за своими врагами. Единственным способм спасти так неворемя заснувшего волшебника было вывезти его за пределы Ксанта. Человек, охранявший проход через щит, после долгих колебаний решил пропустить Трента — он решил, что так будет надежнее, по крайней мере, была уверенность, что теперь Злой Волшебник никогда уже не сможет вернуться в Ксант.

И в самом деле, его прогнозы стали вроде бы оправдываться. Манденийские дела сразу захватили Трента, который только там и проснулся. Стиль жизни манденийцев, куда более стремительный, чем у нас в Ксанте. Там Трент женился, у него родился сын. Но к несчастью, волшебник потерял свою семью, которая стала жертвой какой-то страшной манденийской долезни. Впрочем, это тоже сыграло свою особую роль в жизни Ксанта. Если бы это не было столь важной деталью, я попросту не стал бы упоминать ее тут.

Но так или иначе, бунт против королевской власти был подавлен, и король Буря торжествовал победу. Я знал, что не только я один сожалею о поражении Трента. Ксант был обречен пока еще прозябать в посредственности и серости.

Следующие двеннадцать лет промелькнули быстро, хотя особыми событиями и не отличались. И тут София, которой к тому времени исполнилось шестьдесят пять лет, решила, что дни ее сочтены, но умереть ей хотелось бы на родной земле. И она приняла решение вернуться в Мандению. Я как мог отговаривал ее от этого шага, упирая на то, что без нее я пропаду, но София тут проявила вдруг несгибаемую решимость и волю. Мне пришлось расстаться с нею после тридцати пяти лет совместной жизни. она была такой хорошей женщиной и превосходной хозяйкой, и нельзя было ее винить за то, что мы потеряли сына.

После ее ухода жизно в моем замке еще больше замерла. Время тянулось очень медленно, но незаметно. Сын мой давно поктнул отчий дом, жена тоже ушла от меня, и я обнаружил, что наедина с собой я становлюсь куда более ворчливым, чем на людях. Рантьше я всегда думал, что я не нуждаюсь в общении — меня вполне удовлетворяло сидение за книгами в кабинете. Мне нравилось, когда меня никто не беспокоил, и я, бывало, очень сердился, если кто-то нарушал мое уединение. Теперь я мог сколько угодно наслаждаться одиночеством, но оно очень скоро надоело мне. Нет, человек не может слишклм долго жить один. Да и теперь некому было заниматься моими носками.

И тут появилась одна молодая женщина. Ее звали Звезда, она и в самом деле сияла своей красотой. Мне так опротивело одиночество, что я несказанно ей обрадовался. Меня не расстроило даже то обстоятельство, что она явилась ко мне с Вопросом. Я специально выставил перед нею самые легкие испытания. У женщины был ко мне такой вопрос: что ей делать с тремя маленькими птичками-колибри, с которыми она подружилась? Ее семье надоело постоянное чириканье рпернатых друзей, так что они потребовали от Звезды избавиться от птичек. Но она не могла вот так взять, и отнести их в лес. Во-первых, они все равно был прилетели обратно за нею. Во-вторых, у нее просто рука не поднималась вот так предательски поступить по отношению к друзьям, которые ей доверяли.

Неужели за такой вопрос она была готова работать на меня целый год? Да, действитель, это так и было. Птички и в самом деле ее очень заботили.

Я провел Звезду в розовый сад во дворе замка. разумеется, вместе с ее колибри. Розы эти были волшебными, они росли здесь еще с того периода, который был вычеркнут из моей памяти эликсиром Леты. НО они всегда оставались свежими и благоухающими. Рядом с розами росли и другие цветы — тоже прекрасные, но не столь долговечные. Колибри, очевидно, были в восторге от моего цветника: они с веселым чириканьем перескакивали с ветки на ветку, с цветка на цветок.

— Птицам нравится здесь, — заверила меня Звезда, здесь вполне достаточно еды для них. Еда и я — что им еще может быть нужно?

— Конечно, пусть остаются, — сказал я, — ведь эти колиьри и сами похожи на цветы!

— Ах, спасибо вам, Добрый Волшебник! — воскликнула радостно женщина, только скажите мне, в чем будет заключаться моя работа?

— Как насчет разборки кучи моих носков?

Вообще-то, Звезда, как этого и следовало ожидать, не была специалисткой в этой области, но зато она была упорной, и вскоре гора носок стала медленно, но верно убывать. Она занялась также и приготовлением пищи, что тоже было очень неплохо — я с удивлением обнаружил, что не ел пару недель, и теперь нуждался в подкреплении сил. И как только можно забыть о том, что не ел? Вот что значит постоянное одиночество! Но я продолжал еще надеяться на то, что давнее купание в целебном эликсире заложило в меня много сил.

Три птички-колиьри оказались и в самом деле очень веселыми созданиями, с которыми одно удовольствие находиться в компании. Их звали Елена, ГЕрман и Гектор. Как сладко заливались они втроем! Мне даже казалось, что цветы наслаждались их чудным пением. Честное слово, иногда мне было даже стыдно за то, что я заставил Звезду работать на себя целый год — ведь она, можно сказать, и сама оказала мне услугу, принеся этих чудных птичек. Но кроме нее в данный момент сортировать мои носки было больше некому, и потому от ее услуг я никак не мог отказаться.

Время от времени мне приходилось отвечать на Вопросы, что не доставляло мне никакого удовольствия — посетители отвлекали меня от работы. Но как-то внезапно все переменилось — в один прекрасный день я осознал, что Вопросы отвелкают меня не только от работы (что было, несомненно, плохо!), но и от одиночества (что уже само по себе было просто замечательно!). Чем каверзнее был вопрос, тем интереснее мне было разговаривать с посетителем.

Один случай, помниться, вообще ошеломил меня. Приходит один кентавр и говорит, чтио он во все сомневается, колеблется. Противоположные мысли так и раздирают его на куски, чтобы каждый кусок был одержим своим мнением. Я проверил его всеми возможными способами, и он покахзался мне вполне нормальным, целостным организмом. Мне было стыдно не предложить ему достойного Ответа — ведь это было бы подрывом Авторитета Волшебника! Но что же случилось с этим странным кентавром? Может быть, это тоже какое- нибудь неизвестное заболевание, занесенное из Мандении?

Манденийцы… Я решил попытать еще одно средство. Поведя кентавра к границе Ксанта и Мандении, я провел его через Щит. И точно: едва только мы покинули пропитанную волшебством землю Ксанта, как кентавр разделился на две составляющие — на человека и коня. Так вот почему его так влекло желание расшепиться! Его волшебным даром и было расщепление, но только тогда, когда близко не было волшебства.

К сожалению, в Ксанте он этого делать никак не мог. И у него был жесткий выбор: либо существовать в двойственном числе в Мандении, либо жить в Ксанте, но жить, как единое целое. Но это он должен был обдумывать, отрабатывая годичный срок службы у меня.

Был еще один случай, который я мог бы озаглавить так: а кто там вообще был? Там был Троян, то есть Конь Ночи. он управлял миром плохих сновидений, попасть в который можно было только через тыкву. Поскольку он не мог выйти из тыквы по известным причинам, то явился ко мне как-то во сне. Но вопрос у него был, в принципе, для него логичный: какой дурной сон подойдет писателям, которые строчат книжки о мире сновидений? Ведь такие люди наверняка не испугаются обычных дурных сновидений — ведь они, в сущности, и сами их выдумывали, эти сновидения. Но Конь Ночи полагал, что посторонним не следует вмешиваться в ту сферу, к которой они не имеют никакого отношения.