Удары сотрясали дворец, с сводов сыпались камни, новые трещины покрывали пол, вздымались облака пыли, но никто из многочисленных эльфов и Цродграбов не смел выйти наружу, так как там был хаос. Там сотни молний беспрерывно, жадно сверкали — на окно налетали какие-то черные буруны и все жались — в центре разных зал, к стенам коридоров. Сколько было слез! Все предчувствовали скорую свою гибель. И в большой зале вдруг разбилось вдребезги одно из окон, и на пол пал весь темный от крови лебедь — едва смогли разобрать слабый его, умирающий шепот:
— Орки на нас идут. Уже через стены прорвались. Огромная, невиданная армия… Они в ярости… Они все только крови вашей жаждут…
И тут, оглушительно завывая, ворвался в выбитые окна ток темного воздуха, и в токе этом все явственно услышали воль яростного потока, который, звеня ятаганами, несся на них…
Надо рассказать об той армии, которая подступала к Эрегиону. Прежде уже говорилось, что там были драконы и Барлоги, и несметные орочьи полчища. Однако, теперь Барлоги отошли к воротам Казад-Дума, где сдерживали могучее воинство гномов, которое пыталось прорваться на помощь своим Эрегионским друзьям. Если вы помните, то, когда орки разрушили Холмищи, были использованы огромные мыши-вампиры, которые перевозили их в корзинах через Андуин. Теперь было изготовлено несколько огромных (под тридцать метров каждая) корзин, которые прикрепили снизу к драконам. В эти корзины набились орки (в каждую отряд по несколько сот голов) и корзины эти вперед остального воинства, драконы перенесли к королевскому дворцу, где и бросили — при этом орки расшиблись (не насмерть, но так, что в еще большую, против прежней, ярость пришли, и едва не бросились в этот дворец) — потому только сдержались, что командир их неистовствовал — клыки налево и направо выбивал. Ну, а драконы полетели обратно к стенам, чрез многочисленные проломы в которых пробивали бессчетные полчища — там в корзины были загружены следующие отряды, и также отнесены ко дворцу — тоже последовало и в третий, и в четвертый раз… Наконец, у дворца набралось воинство тысяч в двадцать, и кто-то незримый дал орочьим командирам повеленье, что они могут двигать свои отряды. Разъяренные полчища рванулись вперед, среди дымящихся, бесформенных глыб — всего, что осталось от прекрасных некогда парков. Но еще до того как они добежали до дворца, к этому прекраснейшему некогда строению подлетели два дракона, и выпустили два ослепительных потока, а затем, в стремительном своем движении развернулись, и хвостами обрушили удары на стены — там образовались многометровые пробоины, и весь дворец передернулся, и сейчас походил на израненного уже умирающего лебедя. И, вообще-то, одни драконы могли разрушить это строение (да им и хотелось это сделать), но та же незримая сила по каким-то непонятным для них соображениям велела им убираться под черные тучи, которые клокотали и плескались молниями над этим местом… Но уже и тех двух потоков, которые выпустили они, было достаточно чтобы нанести дворцу смертельные раны. Эти две колонны выбили окна и окружающие их части стен, они смели перегородки и двери также легко как вышедшая из берегов горная река сметает детские песчаные постройки. Вот зала, в ней много прекрасных эльфийских ваз, полотен; в центре, прижавшись друг к другу, стоят, плачут эльфийские дети, их матери пытаются их утешить, но в их глазах слезы. Вот пламень вырывается из коридора, и в одно мгновенье наполняет все пространство до самого купола клубящимися, раскаленными вихрями, сам купол не выдерживает — накаляется до бела, и накаляется…
Пламень пробивался через щели и вверх и вниз, словно голодный зверь метался он по коридорам, пожирая все, что попадалось на его пути — и мертвое, и живое. Трясся весь дворец — удары эти достигали и нижних уровней, где была расположена кузница Келебримбера…
Прежде я сказал, что хаос для тех кто был в кузнице прекратился. Да — действительно, но, однако, совсем ненадолго. Вот братья взглянули на свои длани, и обнаружили, что указательный палец на правой руке каждого обвит черным кольцом. И каждый подчинился первому порыву, попытался сорвать это черное, вызывающее и ужас и отвращение кольцо, однако — эти кольца стали уже их частью — сплавлены с их костями. Также от колец исходил мертвенный холод, и, хотя в кузнице было нестерпимо жарко — страшил, прежде всего, именно этот холод. Итак, они дернули кольца, и тут каждый увидел, будто пространство раздвигается, и вот предстал весь дворец наполненный перепуганными, растерянными эльфами и Цродграбами. Ну а сразу же вслед за тем предстали и окрестности дворца по которым неслась яростная лавина орков — и сразу же ясным становилось, что даже если часть эльфов и Цродграбов не погибнет в пламени, то — пусть даже каждый из них уложит по полсотни орков — все равно, в конце концов, все они рано иль поздно должны пасть в этом яростно кипящем море ятаганов.
— Ну, вот и свершилось?! — прогремел неожиданно, под сводами кузницы голос Фалко.
В голосе этом была такая боль и еще не примирение, что все, несмотря на собственные небывалые чувства, обернулись к нему. И тут обнаружилось, что Фалко стоит прямо возле Эрмела, а тот представлял собою некое отвратительное подобие разом и ворона и голубя и старца. Были и белые перья, и непроницаемые глаза, и клюв, и человеческая кожа — и все это пребывало в неустанном движении, и все это перетекало одно в другое. Хоббит смотрел на него без страха, но ему, видно, было очень больно.
— Да, Эрмел — что рад ты теперь?.. Помнится, один из них, Рэнис, в те годы, когда в рудниках страдал, сочинил стихотворение… Мне оно хорошо запомнилось, хоть он и сам то этого не помнит — сочинил по наитию, в порыве яростном. Вот, как сейчас помню — юный, бороться жаждущий, к свободе стремящийся. Вот такие строки:
— …А, ведь, прав был Рэнис?.. Теперь то доволен?!.. Доволен, доволен! Не можешь быть недоволен! Но мы все равно еще будем бороться! Слышишь ты — вопреки року, вопреки вечности; вопреки тому, что уже свершилось — мы все равно будем бороться. Слышите — в этих кольцах все ваши беды — бесы Вэлласа, жажда власти, и прочие, и прочие всякие жажды. У каждого свой ад, и он теперь заключен в этих кольцах, и ворон станет править вами через эти пороки. Вы его рабами станете! Слышите? Слышите?! Слышите?! Этого ли вы хотите?! Быстрее же — рубите пальцы, и в пламень их кидайте…
— Ну уж нет, постойте. — шагнул Эрмел к братьям. Теперь голос его звучал уверенно, и не чувствовалось в нем метаний подобных тем которые были, когда он сидел на холме Вероники вместе с Робиным — словно бы теперь он принял окончательное решение, и всякие сомнения остались позади, и никакой иной дороги уж не. — Что вы чувствуете? Чувствуете ли страсть, чувствуете ли жажду борьбы, действия?!..
— Да, да! — хором отвечали братья, и они действительно, помимо ужаса, помимо отвращения к этому, сросшемуся с их плотью, чувствовали еще и силу; чувствовали, что, несмотря ни на что — дворец умирает в пламени, они могут этот пламень остановить, и орков отбить и спасти всех многочисленных эльфов и Цродграбов, которые были там.