Вы, конечно, заметили, что разные персонажи, и некоторые незнакомые между собою, все говорят похожие стихи, все о звезде. Что ж… Никому неведомо, откуда приходят эти строки, кто приносит нам их… Да кто же, как не иные, высшие сферы, а кто правит теми сферами… Нет — я не стану размышлять на эти темы, так как ни мне ни кому-либо ничего об это не ведомо. Я только отмечу факт про «звезду», и скажу, что и мне она по прежнему сияет в раскрытое окно — звезда любви моей… Итак, эльфу, пусть и с немалыми усилиями, пусть и с болью в глазах, все-таки удалось прорваться, и вот он уже стоял перед лесом энтских жен — стоял, схватившись за седло своего скакуна. Он начал говорить, и, хотя очень устал, да и почти что на ногах не держался, голос его был и мелодичным и спокойным:
— С севера к Лотлориену подошла могучая армия, там и орки, и тролли, и чудища, и драконы. Некогда нам еще не доводилось видеть такую армию…
Он хотел было продолжить, но тут к нему метнулся Фалко, и схватил его за руку, и бешено его принялся трясти, и выкрикивать:
— Что ж с Холмищами то?! Что с ними?! Говори! Говори! Да неужто..?!..
— Все хорошо с твоими Холмищами. — чуть улыбнувшись, устало выдохнул эльф. — Ведь вы же знаете мост…
— Да, да — мост! Он защитит, он не пустит! Ну, а с драконами то что — они ж по воздуху… Драконов то кто остановил…
— Да драконам до ваших Холмищ совсем никакого дела. Их темная воля гонит к иной, важной цели..
— Эх, что ж это я! — с болью выдохнул Фалко. — Ведь я же должен быть там, с ними! Там же Родина моя! Я же защищать их должен! Эх, Феагнор, неси меня скорее назад, в Холмищи! Скорее… Хотя… Хотя что ж мне там делать… Нет — все-таки, здесь мое место… Здесь! Здесь!.. Нет — в Холмищи — на защиту… Нет — не знаю, не знаю — совсем, совсем я уже запутался…
— Ну, один маленький хоббит едва ли сможет защитить Холмищи от дюжины драконов, если он только не могучий волшебник. — рассудительно вымолвил тогда эльф, и тут продолжил, обращаясь уже к стоящим пред ним женам энтов. — Всю свою мощь она надвигает на ваши сады. Слышите — даже мы эльфы Лотлориена были поражены — ведь, казалось бы, после падения северного их царствия, прошло не больше двадцати лет, так вот же — вновь успели возродиться, отстроиться, народиться. Драконы бы уже были здесь, нанесли бы первый удар, но наши маги ненадолго смогли задержаться… Да — я все равно думал, что опоздал — эти кошмарные образы… Да и сейчас тьма над вами клубиться…
Жены энтов конечно слышали его, но что могли они поделать, что хотя бы ответить, когда все их силы уходили на волшебное пение, на сдерживание тьмы. Они стояли, плавно подвигая ветвями, из которых плавно вылетали, тут же широко расправляясь лазурные потоки…
Вот в одном месте лазурный купол разорвался, и оттуда с ослепительным треском встала ослепительная колонна молнии. Колонна не исчезала, треск глушил уши, а вокруг того места, где колонна впивалась в землю, образовалось уже целое облако черноты кипящей огненно-кровавыми прожилками, вот пламень хлынул оттуда, вот, закручиваясь огненными вихрями, стал разлетаться по полю, выжигать вслед за собою черные, выжженные, дымящиеся борозды. Один из этих вихрей стремительно направился в сторону садов, до которых от этого места было не более чем с полверсты. И тут же несколько из энтских жен бросились наперерез этому вихрю — стройное до того пение было нарушено, и тут же купол черноты стал проседать, вот разом несколько вихрей тьмы прорезались, впились в землю, подобно змеям стали извиваться. И тут Феагнор выкрикнул с такой мощью, что вопль его заполнил весь простор этой лазурной залы. Он выкрикивал имя своей жены, и, если можно представить это имя в виде буквенного сочетания, то прозвучало бы оно:
— Лээмиэфлоэомалиолил…
В общем — это был очень мелодичный, нежный звук, который даже и прочитать трудно — не то что выдохнуть с таким же трепетным, тревожным чувством, как Феагнор. А дело было в том, что среди тех, бегущих, была и его жена — жена которую он уже сорок лет как не видел — наверное, для энтов сорок, что для людей одна неделя — согласитесь — это ощутимый срок для тех, кто влюблен. И Феагнор из всех сил бросился к ней… бросился и опоздал. Как уже говорилось, жены энтов могли передвигаться очень быстро, а тут они быстрее ласточек легкокрылых пролетели, и, все-таки, настигли вихрь огненный уже на самом краю поля, когда он уже собирался прикоснуться к кустам светоносным. Они протянули к пламени свои легкие ветви, и тут же запели какое-то новое заклятие, которое уже нельзя было разобрать за треском этого пламени. Феагнора от них отделяло еще с сотню шагов, когда вихрь, яростно крутанувшись, бросился на эти прекрасные создания, с оглушительным треском впился в их плоть, принялся пожирать — там встало несколько ослепительно пылающих, жалобно стонущих, но все еще сдерживающих его стройных колонн. А какие же жалобные, какие же воистину печальные были у них голоса! Нельзя было эти голоса без содрогания, без слез слушать… А Феагнор был уже совсем рядом, и вот вновь взмыл к небесам его тоскливый и мелодичный зов. Вот он вытянул свои могучие, богатырские руки-ветви и подхватил одну из этих ослепительно пылающих, нежно прижал к себе, и вновь пророкотал ее имя. И вот пламень с горящей перекинулся на него, вот затрещал — едкими червями впился в него, вот уже и дым пошел, вот вспыхнула пышная его крона, и оттуда с жалобными криками взвились несколько пташек, которые сплели там себе гнезда. Но, в упоении любви, в жажде спасти эту свою любовь, Феагнор совсем не чувствовал боли, и вот подхватил ее, и из всех то сил бросился к озеру изумрудному. Какое это было трагичное, жалостливое зрелище! Как больно было видеть ее, уже всю пронизанную этим колдовским, необычайно жарким пламенем, уже умирающую. Как, право, было жалко Феагнора — ведь и он же погибал — сам то не осознавал, что жизнь свою рядом с любимой отдает, но все ж погибал. С каким же яростным исступлением этот колдовской пламень питался его плотью. И, когда через какие-то несколько мгновений, он подлетел к озеру, то уже был подобен бурлящему пламенем духу, и не разобрать было, где он, где она. Не останавливаясь, они канули в изумрудную глубину — все — не было никакого шипения, или всплеска, даже волны не пошли. Они канули в этой драгоценной глубине без всякого следа, словно и не было их вовсе…
Женам энтов все-таки удалось усмирить тот огненный вихрь у самой грани своих садов, но, так как пение было нарушено — купол мрака все проседал. Вот вновь нахлынул порыв леденящего ветра, вновь стаей голодных волков взвыл. Эльф-вестник уже опустился на колени, поцеловал землю, и, набравшись в этом поцелуе достаточно сил, вновь поднял голову и вновь начал говорить:
— Хоть и нам, быть может, придется выдерживать осаду, все-таки наши правители смогли отправить отряд вам в помощь. Скоро они уже будут здесь…
Не успел он еще закончить, как далеко-далеко на севере, на самом пределе видимости появились некие расплывчатые, едва-едва видимые, белесые, призрачные тени. И сразу все поняли, что — это и есть тот эльфийский отряд, о котором он им говорил. Было видно, что и этому отряду приходится тяжко: из клубящегося мрака вытягивались к ним вопящие, надрывающиеся вихри, вцеплялись, рвали эту, кажущуюся с такого расстояния единой, светлую плоть. Да — внимание всех ненадолго было отвлечено этим зловещим зрелищем, а как раз в это время клубящийся над ними купол просел несколькими могучими рывками. Неожиданно потемнело, и тогда то все они оглянулись, да и не смогли сдержать рвущегося крика ужаса — да этот пронзительный, мученический стон-вопль заметался из стороны в сторону, застонал, задрожал. Тьма, стремительными, страстными стягами вихрилась, мчалась прямо над ними, в ней раскрывались провалы в бездну, и, казалось, что каждый из этих провалов непременно-то должен затянуть, поглотить. Было, конечно, и око драконье, но никто не мог определить, с какой же стороны смотрит оно (да, казалось, что со всех сторон). Но самым жутким казалось, что вуали мрака уже наполняли весь воздух, и несясь в нем, воя, принимали чудовищные, заставляющие цепенеть образы. Что-то ледяное касалось тел, иногда чудились воющие слова — настолько чуждые всему живому, и в тоже время — такие могучие и отчаянные, что каждый чувствовал свою слабость.