— Рагтыну резали, когда она уже была мертвой…

— О-о-о, так все-таки резали! — Пойгин опять потянулся к ножу. — Ты же сказал… Ты же поклялся…

— Ну как мне тебе доказать, что Рагтыну резали уже неживую.

— Зачем резать мертвую?! Зачем?!

— Пойдем в больницу. Врач вам все объяснит… — Медведев повернулся к Журавлеву. — Идите к детям.

Пойгина поразили резкие незнакомые запахи, едва перед ним открылся вход в обиталище русских шаманов, он даже на какое-то время зажал нос. Болезненно морщился и Выльпа, с испугом оглядываясь вокруг. Убитый горем, он не заметил, как оказался вместе с Пойгином и Рыжебородым в большом деревянном вместилище с белыми стенами и таким же белым потолком. Навстречу им поднялся седой человек с сухощавым усталым лицом. Одет он был во все белое. На подставке сидела русская женщина, тоже в белом. Лицо ее было заплаканным.

— Тут вам все объяснят, — осторожно прокашлявшись, сказал Рыжебородый. Он притронулся к локтю Выльпы и добавил: — Сядь вон на ту подставку. Если тебе здесь неудобно, садись на пол. Наша скорбная беседа может оказаться долгой…

Выльпа сел на пол у стены, предварительно осмотревшись, достал дрожащими руками трубку, раскурил. Рядом с ним присел и Пойгин, принял от Выльпы трубку, жадно затянулся.

— Разрешите мне сначала поговорить по-русски с этим человеком, — попросил Рыжебородый, показав на седого. — Мне надо знать, как все было…

Пойгин не ответил, уставившись с бесстрастным видом в окно, а Выльпа едва приметно кивнул в знак согласия головой, несколько удивленный, что потребовалось его позволение.

— Ах, Вениамин Михайлович, как же это?.. — сказал Медведев, присаживаясь на стул против главврача Сорокопудова.

— Надо удивляться, что с таким сердцем она дожила до девяти лет, — печально сказал Сорокопудов.

— Где она сейчас?

— В операционной…

— Я хочу подготовить вас к самому страшному… Кто-то пустил среди чукчей слух, что вы оперировали девочку… Иначе говоря, по их представлениям, мы, русские, ее зарезали…

— Вот даже как…

— Самое драматическое в нашем положении то, что вы произвели вскрытие… Я понимаю, это закон… Но я мучительно гадаю: что делать дальше?

Сорокопудов пожал плечами, устало потер лоб, сказал с тяжким вздохом:

— Хоронить, Артем Петрович, хоронить. — Кинул горестный и несколько недоуменный взгляд в сторону чукчей. — Удивительно спокойные лица. А ведь только что размахивали ножами.

— Бесстрастные… внешне бесстрастные лица, — уточнил Медведев. — Таков обычай. Но если мы будем хоронить девочку по нашим обычаям… боюсь, что вы увидите лица этих мужчин иными…

— Я вас не понимаю…

— Я очень прошу понять меня, дорогой Вениамин Михайлович. — Медведев помолчал, как бы еще раз мучительно что-то взвешивая. — Да, прошу понять и поддержать. Самое верное было бы покойную отдать отцу…

— Это естественно, родители есть родители. Они должны вместе с нами… похоронить…

— Вместе с нами не выйдет, Вениамин Михайлович, они увезут ее в тундру и похоронят по-своему…

Медсестра Ирина Матвеевна, полная, повышенной чувствительности женщина, о которых говорят, что у них глаза на мокром месте, поморгала белесыми ресницами, спросила в крайнем недоумении:

— Как? Просто положат на холм, чтобы съели звери? Я знаю… у них так хоронят…

— Да, так…

Медсестра не сдержалась, заплакала.

— Господи, это же дико… Надо же по-человечески…

— Ирина Матвеевна, голубушка, поймите другое, — умолял Медведев. — Для чукчей по-человечески именно то, как они хоронят…

— Ах, беда-то… Конечно, я все понимаю, но как же это… надо же их приучать…

Сорокопудов устало сгорбился, наморщил лоб.

— Слов нет, насаждать цивилизацию через похоронную обрядность… это нелепо. Однако боюсь, что найдутся и такие, кто обвинит нас в потакании дикости. Хотя вы, Артем Петрович, безусловно, правы… Воля родителей — превыше всего.

Медведев долго молчал, тяжело упираясь руками в колени, наконец медленно поднял голову:

— Итак, решили. Покойную отдаем отцу. Надо ее показать. Сделаю это я… я сам…

— Нет уж, Артем Петрович, хозяин здесь я! — Сорокопудов встал, вдруг обнаружив во всей своей сухопарой фигуре внутреннюю собранность и силу, подошел к чукчам, положил руку на плечо Выльпы, затем слегка поклонился Пойгину. — Если бы вы могли меня понять, если бы могли… Жаль, что я не говорю по-чукотски.

Выльпа поежился от прикосновения русского шамана, а Пойгин ответил откровенной ненавистью во взгляде. Сорокопудов поднялся и сказал:

— Они, кажется, меня ненавидят…

Медведев осторожно, как бы ступая по ненадежному льду, прошелся по кабинету, остановился перед чукчами.

— Когда вы хороните людей, то вынуждены вскрывать горло или живот мертвого, чтобы выпустить злого духа. Таков ваш обычай. Врачи тоже должны были разрезать Рагтыну, уже мертвую, чтобы понять причину ее смерти. Уверяю вас, это было уже после смерти…

— Покажи Рагтыну! — потребовал Пойгин, не повышая голоса, но наполняя его откровенной непримиримостью.

— Сейчас покажу. — Артем Петрович на какое-то время ушел в себя, скорбно неутешный и в то же время бесконечно терпеливый. — Врачам всегда необходимо понять причину смерти, чтобы легче было потом изгнать ее из тела другого больного. Таков обычай. Не думаю, что он чем-нибудь отличается от вашего. Мы не нарушили ваших обычаев и не нарушим. Мы не будем закапывать Рагтыну в землю. Мы отдадим ее вам…

Выльпа наконец поднял голову и долго смотрел на Медведева, часто мигая. Потом перевел взгляд на Пойгина, тихо сказал:

— Может, он говорит правду? Пожалуй, они ее не зарезали…

— Нет, я больше не верю Рыжебородому! — ответил Пойгин так, будто человека, о котором он говорил, не было рядом.

Слова эти настолько изумили Медведева, что Пойгин понял: русский оскорблен и даже возмущен.

— Меня удивляет, что ты высказался обо мне так неуважительно. Да, очень неуважительно.

Произнес эти слова Рыжебородый твердо и даже сурово. В другое время Пойгин, может, и оценил бы это, он сам не прощал, когда о нем говорили неуважительно. Да, может, и оценил бы. Но сейчас… сейчас суровость Медведева усиливала его подозрительность и чувство вражды. Что, если это его настоящий лик, а добрым он только прикидывается? И Пойгин сказал с вызовом:

— А меня удивляет, что нам до сих пор не показывают Рагтыну. Где она?!

Артем Петрович жестом пригласил чукчей выйти с ним в коридор и, показав на дверь операционной, едва слышно промолвил:

— Здесь.

Сорокопудов, помедлив, осторожно приподнял простыню с лица умершей девочки. Выльпа наклонился над дочерью, глядя в неподвижное лицо ее с горестным недоумением, потом с огромным трудом выпрямился, перевел смятенный взгляд на Пойгина. Похоже, он умолял сказать, что все это неправда, что дочь его жива… Но Пойгин тоже отказывался верить, что перед ним та самая девочка, которую он лечил солнцем и мечтами о белых лебедях.

— Ее не зарезали? — тихо спросил у Пойгина Выльпа, стараясь понять по лицу Рагтыны, какими были ее последние мгновения. — По лицу непохоже, что она очень мучилась.

Пойгин промолчал, изо всех сил стараясь обрести бесстрастный вид. Протянув руку к простыне, он бесконечно долго медлил, наконец сорвал ее с тела девочки…

…Медленно везли голодные собаки скорбную кладь. Пойгин и Выльпа шли рядом с нартой. Когда перевалили прибрежные горы, увидели, что их догоняет упряжка собак.

— Кажется, едет Рыжебородый, — испуганно сказал Выльпа, пристально вглядываясь в цепочку прытко бегущих собак. — Может, хочет отнять тело Рагтыны?

Пойгин мрачно промолчал, нехотя поворачивая голову в сторону преследователя.

— Пусть лучше застрелит меня, — промолвил Выльпа, погоняя собак. — Давай поторопимся.

— Он все равно догонит, — ответил Пойгин, бережно поправляя на нарте спальный мешок, в котором находилось тело девочки.

Медведев действительно вскоре догнал упряжку всего из пяти собак.