Кикиморка весело раскинула руки и закружила по аптеке, иногда налетая в танце на пустые картонные коробки. Вдруг ей захотелось повторить то акробатическое движение, которое делала маленькая циркачка, выступавшая на празднике — дотянуться пальцами ног до затылка. Но то ли ноги у циркачки были длиннее, то ли затылок более выпуклый, но нога кикиморки категорически не хотела повторять подобный трюк. Тюса вдруг ужасно разозлилась на отсутствие у себя подобной гибкости и решила, во что бы то ни стало довести начатое дело до конца. Она развернулась спиной к стене, на которой висели плакаты с травами, подняла правую ногу назад, и, прижав ее коленом к стене, стала изо всех сил тянуть к макушке.

В этот момент колокольчик весело звякнул и на пороге появился Дук. Он даже снял темные очки, чтобы получше рассмотреть произведение акробатического искусства, так неожиданно найденное в аптеке.

Кикиморка смущенно побежала за прилавок, перевернув по дороге коробку с чистотелом.

— Ты занимаешься йогой? — уважительно спросил Дук, поднимая чистотел с пола.

Кикиморка побоялась, что не сможет повторить сложное слово, значение которого она совершенно не поняла, поэтому ответила так же, как отвечала ее бабка на вопросы, ответы которых не знала — нарисовала в воздухе рукой кривую загогулину с умным выражением лица.

Дук понимающе закивал и стал рассматривать плакаты на стенах.

— Я, собственно, пришел, чтобы сказать тебе, что это Адмиральша все рассказала журналисту. Я через свои источники выяснил. Так что ты можешь снова выходить на работу, — он лучезарно ей улыбнулся.

Тюса скрестила руки на груди и покачала головой.

— Ну, уж дудки! У меня и тут работы невпроворот, — ответила она Дуку, кивнув на коробки, разбросанные по полу.

— А вот и я, смотрите, сколько мильвериса нашел! — Грелль топтался около входной двери своего ясеня, ожидая, что кто-нибудь выйдет ему навстречу.

Но в доме стояла непривычная тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. Грелль торопливо заскочил в комнату и посмотрел на кровать Регора — она была пуста, покрывало аккуратно застелено. У Грелля внутри прокатился холодок, и все сжалось от напряжения. Он бросил мильверис на кухонный стол и выскочил наружу.

Грелль в растерянности закружил вокруг ясеня, соображая, в какую сторону лучше пойти, как вдруг услышал, что недалеко заржала лошадь. Он побежал в ту сторону и вскоре оказался на широкой поляне, где паслись лошади Регора. Поляна была залита обеденным солнцем, из-под прошлогодней листвы пробивалась нежная светло-зеленая травка. Все вокруг было синим от колокольчиков пролесков, покрывших землю нарядным ковром. И на этом лазурном фоне три гнедые лошади, освещенные солнечными лучами, смотрелись неожиданно и ярко.

Регор сидел в тени большого дерева и слушал, как ссорятся в ветвях две птицы. Он увидел брата и приветственно поднял руку.

— Приветствую тебя, Истребитель Унук-Эльхайев! Наверняка подумал, что я смылся, — усмехнувшись, сказал он.

Грелль сел рядом с Регором и поймал себя на мысли, что он радуется, как ребенок, его присутствию.

— Как нога? — спросил он, чтобы скрыть свое смущение.

Регор выплюнул травинку и, поправив шляпу рукой, внимательно посмотрел на брата.

— Ты ведь не это хотел спросить, — он повернул голову к лошадям и громко свистнул. Лошади громко заржали и повернули к нему голову. Он помахал им рукой и снова посмотрел на Грелля. Тот наблюдал за дятлом, прыгающим по узловатой ветке.

— Хотел спросить, может остаться тебе здесь, у меня, как ты на это смотришь? — он потер подбородок и вопросительно поглядел на Регора.

— Я за эти дни много передумал. Пожив у тебя, словно на свою избушку в лесу по-другому посмотрел. Словно штаны, из которых вырос. Но и у тебя вряд ли приживусь, у вас тут свой уклад привычный, а я сам привык хозяином быть. Я, пожалуй, в долину поеду, к холмовикам. Я в зеркале Старой Интригантки видел, что в других лесах давно уже в ходу огнестрельное оружие. Да ты не бойся, я там никого убивать не буду, — он хрипло рассмеялся, увидев испуганное лицо Грелля. — Я там тир открою, это заведение такое, где холостыми по мишеням стреляют. И еще есть с детства придурь у меня такая — хочу запустить бумажного змея. Сколько раз пацаненком пробовал — ничего не вышло — запутывался в деревьях, словно умирал, повиснув на ветках. А у них там простор такой, наверняка получится. До тебя тоже ближе будет, чем сейчас, так что видеться будем часто, — он похлопал Грелля по плечу.

Тот вздохнул и надвинул шляпу на глаза.

— Я в последнее время сам не свой. Как будто в воздухе вокруг меня зреет что-то, давит на меня, — пожаловался он брату и облокотился на ствол.

— Это жизнь с тобой в охотничьи игры играет, — Регор сорвал травинку и стал ее жевать.

— Это как? — удивился Грелль.

— Ну, видел, как сокол охотится? Он голубя видит за восемь тысяч шагов, а когда приметил его, у того шансов выжить — никаких. Голубь тогда примерно то же самое чувствует, просто правила там пожестче. И выжить он может, только поднявшись выше сокола, тогда тот просто теряет его из виду. Вот жизнь сейчас и стала для тебя соколом, — Регор встал и пошел к лошадям.

Грелль посмотрел на брата и понял, как сильно он его любит.

*** *** ***

Зеленыч пил ароматный чай с баранками. Дульсинея прыгала по столу и громко квакала, было похоже на то, что она смеется.

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге возникла Адмиральша в огромной шляпе из-под которой торчали локоны, напоминавшие внутренности вспоротого тюфяка. На шляпе гордо вздымался деревянный корабль в окружении бирюзовых волн-кружев. Его мачта запуталась в сухих водорослях, висевших вместо занавески; Адмиральша, взмахнув короткими ручками, оторвала водоросль и, поправив шляпу, широко улыбнулась. Она сделала несколько широких шагов по направлению к столу, прижав крохотную сумочку двумя руками к груди. Оторванная водоросль развевалась вокруг ее корпуса, словно финишная ленточка на груди у бегуна. В сегодняшнем наряде она была похожа на огромный чайник.

— Хочу сделать заказ малютке своему. Сделай-ка ты ему сапоги, от которых он станет умным, богатым, веселым, красивым… так, что я еще забыла… — она сморщила лоб, а глаза подкатила так, словно пыталась разглядеть пассажиров на корабле своей шляпы. Зеленыч встал из-за стола и стал прохаживаться по мастерской, поглаживая бороду.

— Сожалею, но у меня нет таких материалов, — сказал он и смахнул рукавом пыль с лысины Болтуция.

— Не может такого быть, я знаю, что у тебя есть все, что угодно! — прокаркала Адмиральша и ее рыбьи глаза заметались по полкам стеллажа. Она сделала широкий шаг по направлению к нему и с огорчением поняла, что ограничила себе обзор до одной полки, так как вверх не могла поднять голову из-за громоздкой шляпы, а наклониться вниз ей не давал корсет, стиснувший ее в своих объятиях мертвой хваткой. Адмиральша так же широко шагнула назад и впилась глазами в полочку повыше.

— А вот это что там у тебя в уголочке? — махнула она рукой, показав на серый мех, лежащий под стопкой других так, словно его припрятали.

— Это очень интересный материал. Если из него сшить сапожки, у того, кто их наденет, будет невероятный нюх, он будет бегать, обгоняя ветер, появится волчий аппетит… — Зеленыч стал загибать пальцы на своей огромной ладони.

— Это то, что мне надо! — перебила его Адмиральша и стала возбужденно прохаживаться по мастерской. — Мой сын неповоротлив и ничего не ест. А какие побочные эффекты?

— Они проявляются в ночное время… — начал было водяной, но посетительница остановила его жестом.

— Если в ночное время, значит, никто не увидит, — она хлопнула себя по лбу, убив комара, и стала ходить по мастерской, размахивая ручками.

В нее словно был вбит невидимый кол, который разрешал ей вращаться только вокруг своей оси.

— Да-да-да! Именно то, что надо! Не зря ты его припрятал! — она погрозила ему пальцем и раскатисто рассмеялась. У нее был такой вид, словно она собиралась раздавать милостыню. — Сейчас приведу к тебе сынулю, для снятия мерки, — она взмахнула крошечной сумочкой и пошла к двери.